Кто мы, когда опускаемся на дно своего стакана? Космические бродяги? Обычные бухари? Клоуны с опухшими масками на лице? Дети, испуганные взрослением? Мы сидим и пьём, пьём и смеёмся над жизнью, смеёмся и дохнём. Смеёмся в ожидании, пока вселенная лопнет от нашего смеха. И лопаемся первыми.
Как я и предполагал, хороший человек оказался непоседливым безобразником. Стол у него ломился от новогодних угощений. Звали безобразника Тим, он носил очки с толстенными стеклами и смеялся уголками рта, как Джокер. Подруга его тоже была буряткой.
Может, и мне на бурятке поджениться? спросил я у Касьяна.
Не советую. Гусарская рулетка. Не угадаешь свалит намертво.
В Бурятии колдунов и духов больше чем людей, сказал Тим. Я прожил там месяц в дацане. Вернулся с ней, а как сошелся, не помню.
Он ткнул пальцем в свою подругу. Та грозно посмотрела на него. Джокер приподнял уголки рта.
Дерется? шепотом спросил я.
Тим чуть кивнул.
Такие стекла, наверное, трудно разбить? спросил я, когда мы выпили за знакомство.
Просто нереально, указал он на искореженные дужки.
Как ты с ней справляешься.
Уголки рта приподнялись и сразу опустились.
За столом сидели еще гости. Самым неугомонным был сосед сверху рослый детина, глотавший водку, чуть выпучивая глаза. Он затеял шашечный турнир и лез с разговорами, выясняя, кто больше знает о жизни, пока его не угомонили шахматной доской по голове. А он как-будто этого и ждал, больше и не шолохнулся.
Пьянка была примечательна только тем, что была первой в новом году. Это наводило на мысль, что если весь год дела будут идти также, то у меня есть шанс обойти в ближайшее время Чинаски по количеству выпитых бутылок.
Под утро за столом остались Тим и я. Запивая водку красным вином и к чему-то прислушиваясь, мой собутыльник только и повторял:
Бухать с тобой одно удовольствие. Ты молчишь и говоришь, когда нужно. Где же ты пропадал всё это время, старик? Как тебя сюда занесло?
Трудно сказать Похожий вопрос я задал, открыв глаза и обнаружив себя под буфетом на кухне. Я лежал и слушал то ли раскаты грома, то ли подземные толчки. И не сразу понял, что это моё сердце стучит в пол. На четвереньках я добрался до праздничного стола, под ним, завернувшись в скатерть, лежали Касьян и бурятка, а рядом, как бездомная собачонка, пристроился шашист-неудачник.
Вставайте, уже день, давайте похмелимся. Растолкал их я.
Они с ужасом переглянулись. Касьян спрятался за бурятку.
Как ты так долго продержался, Хэнк? обратился я к потолку, в одиночестве закидывая в нутро стопку.
Шашист вздохнул и попросил порцию под стол. Почувствовав прилив сил, он выбрался и сел напротив. Мы быстро допили бутылку, нахваливая хозяев и гостей.
Пить с тобой одно удовольствие. Ты говоришь и молчишь, когда нужно. Оставайся до Рождества, предложил сосед-шашист.
У меня же поезд вечером! вспомнил я.
Эх, сложил голову на стол сосед.
Тим так и не вышел из комнаты, очки валялись в коридоре.
Прощайте, хорошие люди, бормотал я, кое-как одеваясь. Мне будет вас не хватать.
Ты вернёшься? спрашивал сосед-шашист уже из-под стола.
Возможно, года через три-четыре.
Пошатываясь, я вышел из подъезда. Остановился и чихнул. От свежести нового года свербело в носу. Я чихнул еще и почему-то вспомнил про художника Мориса Утрилло. Я слышал, что парень выпивал каждый божий день и рисовал ту часть Парижа, которая была под рукой.
Приближались сумерки. Дали бы мне кисть и краски, я бы тоже запечатлел нереально призрачной воздух и розовое небо за новостройками. Там витал дух безумной ясности хронического алкоголизма.
Мир слезился по моим глазам. И чтобы продолжить пить, надо было стать живым. Да, нужно быть полным жизни, если хочешь как следует напиться. Что хорошего в отутюженной рубашке, если она одета на мертвеца? Она тоже мертва и холодна. Что таит вино, которое вливается в безжизненное горло? Это просто машинное масло, дешевая смазка. Никакой души, одна механика. Хочешь плыть по морю Бахуса и выйти сухим, выбирай праздничные рюмки.
Пиво и сигареты
Открыв глаза, я долго не мог понять, где нахожусь. Мерзкий вкус во рту и тяжелая голова. Я осмотрелся. Стол и пол вокруг завалены пивными бутылками и окурками. Я брезгливо поморщился. Ну да, это же моя квартирка.
Открыв форточку, проветривая, я начал прибираться к приходу учителя. В одной из бутылок булькнула мутная жидкость. Меня мучила жажда. Выругавшись, я хлебнул выдохшееся пойло. Пошарил в куче мусора, нашел крепкий бычок и закурил.
К приходу учителя в доме, на мой взгляд, было относительно чисто. Только он вошел, как стразу скептически меня осмотрел и сказал:
Я же говорил тебе, никаких пива и сигарет. Говорил?
Конечно, говорили, учитель, я уныло кивнул, опустив голову, не выдержав прямого смеющегося взгляда.
А ты?
Я пожал плечами. Учитель тоже пожал плечами и развернулся, чтобы уйти.
Учитель, позвал я,
Он остановился.
Что мне делать теперь?
То же самое. Никакого пива и сигарет. Я приду через месяц.
И я смогу сваливать отсюда? Сразу?
Посмотрим. Ты сам-то веришь, что это возможно?
Верю. Я продержался почти месяц. А вчера было недоразумение, встретил друга, не виделись пять лет.
Учитель никак не отреагировал и ушел, словно его и не было. Настроение испортилось. Теперь еще месяц ждать. А так надоело здесь. Вчера как наваждение увидел товарища и обо всем позабыл.
Я вышел во двор выкинуть мусор, заглянул в соседнюю продуктовую лавку. Вспомнил, что пиво и сигареты не нужны. Но хозяин уже увидел меня и выставил привычные четыре бутылки пива и пачку сигарет.
Я забыл деньги дома, соврал я и развернулся уйти.
Постоянным клиентам отпускаем в долг. Тебе после вчерашнего без этого никак.
Сколько раз мы вчера приходили?
Раз пять точно. Бери.
Сказано было так дружелюбно, что я не удержался, взял пиво и сигареты. Дома я убрал бутылки с глаз подальше в холодильник и стал искать, чего бы поесть. Попадалась только какая-то дрянь, сплошная закуска к пиву: сушеная рыбка, кальмары, сухарики, чипсы.
Где в моем доме настоящая жратва? спрашивал я у них, складывая в кучу.
Нашлось немного чечевицы. Пока она готовилась, меня мучила жажда. Когда похлебка сварилась, я сказал:
Он придет через месяц, а у меня куча дурацкой закуски. Выбрасывать жалко. А что он скажет, увидев её. Начну отсчет с завтра.
И открыл пиво. На третьей бутылке я почувствовал облегчение и закурил.
Вот и отлично, подмигнул я пустым посудинам, теперь всё едино.
Допив четвертую, я швырнул её в угол, крикнув вдогонку:
Мне всё нипочем! Так и передай остальным!
На следующий вечер я сидел в окружении двух подружек, нескольких упаковок пива и игриво рассуждал:
Это мир пива и сигарет и всего такого на них похожего. Мне хорошо знаком этот вкус добровольной смерти. Если вам нечего делать в лучшей жизни, то хлебайте больше и затягивайтесь глубже.
Ты умеешь сказать, глотнув из банки, произнесла одна из подружек.
К чему эта болтовня, закурив, недовольно проговорила другая.
Через неделю я шел по делам. Организм отдыхал от никотиновых смол и дешевой дрожжевой жижи. Мне было легко и весело, хотелось петь. Что я и делал поблизости никого не было.
Хватит базлать. Услышал я добродушный голос, когда, напевая, пересекал безлюдный двор.
Учитель? Остановился я.
Ха-ха, узнаю брата Колю, засмеялся голос откуда-то сверху. Вот он хомо дельфинус, человек будущего!
Учитель! обрадовался я.
Поднял голову и увидел знакомого гитариста Антонова. Он стоял у открытого окна второго этажа и меланхолично дымил сигаретой. Равнодушный к морали и принципам Антонов проводил дни за терзанием гитары и интересовался только ей, пользуясь, как женщиной, которая влюблена и отдаётся без остатка.