Делала себе часики укусами в детстве?
Я не первая, кто кусает его туда.
Он уже целует мою пылающую шею.
Его это только заводит.
Может это вообще его фетиш.
Это всё, что ты сделаешь? Изнеженное поколение Или может еще запишешь на меня дис и выложишь на ютуб?
Сейчас я все исправлю.
Думали о том, какими жалкими становятся насильники после задержания?
Я уже готова увидеть изменения в его лице.
Я уже готова создать их сама.
Я бью локтем ему в лицо, еще и еще.
Я кричу ему.
Я из полиции! Вы арестованы!!! На пол!!!
Я достаю нож.
Я готова увидеть, как он сникнет. Как он заскулит.
Я готова услышать: «Я не хотел ничего такого».
Это не первое моё задержание.
Я знаю, какие слюни и сопли сейчас начнутся.
И будут длиться на каждом заседании.
Я набираюсь терпения на месяцы вперед.
И с рыком получаю удар по руке такой силы, что нож ударяется об пол и несколько раз подпрыгивает на кафеле со звоном.
Мне прилетает удар по лицу.
Если я провалилась, то он сейчас убежит.
Но он снова коленом раздвигает мои ноги.
Он шепчет.
Вот так мне уже гораздо больше нравится.
Он признается мне потом:
Заводит только когда сопротивляются. Только когда думают, что у них есть воля, силы и шансы изменить обстоятельства. Хотя их нет. А то, что ты из полиции, я знал с самого начала. И про нож.
Он скажет:
Это как рыбалка. Погрузить рыбу в иллюзию возможности спасения в этом весь кайф. Тянуть её из воды, когда всё уже решено.
Он будет томить:
Я не буду скрывать. Я очень хотел тебя трахнуть, именно потому что ты за мной охотилась. Никогда не думал, что стану тем самым злодеем насильником.
Мы смотрим глаза в глаза.
И я вижу водоворот вечности.
Я планировала заорать. Даже репетировала, чтобы это выглядело натурально, и он так и не понял, что я за этим сюда и пришла.
Но сейчас я слышу свой собственный крик.
Заложенные уши.
Плотину прорвало.
Инстинктивно
Я стала зверем.
Загнанным Рики-Тики-Тави.
Вот, чего он ждал. Вот, чего он добивался.
Мои зрачки черные дыры с обваливающимися во внутрь краями.
Я вся стала крик, как вода становится пар.
Мои легкие разрываются от внезапного рывка дыхания.
Его зрачки захватывают мои зрачки, и как бы они не двигались. Как бы не дрожали. Он повторяет каждое их микродвижение.
Он расскажет мне потом. Что это и есть его «самый кайф».
В тот момент, когда ты собираешься убить жертву, она молит о пощаде. Она видит, что её ничто не спасёт, и молит дать пожить ещё немного.
Дай пожить
Еще немного.
Это и есть то мгновение, когда ты становишься богом. Ну хотя бы можешь почувствовать, каково это.
Я пойму его потом.
Но в тот момент
Он сдавливает руками мои запястья. Вдавливает их в мягкую липкую прокуренную дерматиновую стену.
Я хриплю:
Ты безбожник?
Ох знала бы ты, как сильно ты ошибаешься
Перед моими глазами была уже не человеческая голова.
Раза в четыре крупнее, похожая на лошадиную морду.
Голова Дракона.
Причина, по которой люди ненавидят вас и будет тем, из-за чего кто-то влюбится в вас до беспамятства.
И, если любовь это болезнь, то я хочу знать, как ею заразиться.
Впрочем в тот момент, я списала это всё на аффективный бред.
Конец Света?
Нет. Первая Любовь.
Он поцеловал меня в губы.
Его огромный шершавый язык заполнил мой рот.
Он объяснит потом:
Я знаю, что ты чувствуешь. Дом это место, куда не заходит никто без приглашения.
Если у тебя нет такого места у тебя нет себя.
Если кто-то заходит в твой дом без спроса у тебя нет тебя самой.
Так чувствуют себя изнасилованные.
Когда кто-то входит в тебя без спроса тебя больше не существует.
Понять, что ты из себя представляешь можно только в одиночестве. Люди лишающие себя одиночества позволяют насиловать себя обществу. У них нет самих себя.
Я хочу им это вернуть. Оставить человека в одиночестве с самим собой, чтобы он получил шанс понять, кто он есть.
Ты еще слушаешь меня?
Знаешь
Так много говорят в оправдание насилия. В оправдание жестокости.
Что мол это животные инстинкты, и мужики сами себя не контролируют.
Как мало сказано в оправдание желания быть изнасилованной.
Он шипит мне прямо в лицо:
Я знаю, чего ты хочешь. Я читал твой статус в вк.
Что, если наши статусы действительно кто-то читает?
Что наши статусы, если не молитвы посылаемые в небо? Моя вот, будь она не ладна, была услышана.
Мои губы отвечают на поцелуй.
Моё сердце канарейка.
Я хочу сказать:
Раз уж мы все равно будем делать это
Я задыхаюсь от возбуждения.
Сделай это жестко.
Он суёт мне руку в трусики.
И я стала тем, кто я есть.
Анкетирование #2
Если бы пришлось выбирать: ты бы предпочла быть насильником или жертвой?
Ты когда-нибудь кого-нибудь била?
Как бы ты описала эти чувства?
Вспышки
Tractor Bowling Устала
Я продолжаю вести его. Всего-то метров десять-двадцать по запруженной людьми платформе.
Почему он повелся на меня во второй раз?
Нет, мы не сговорились.
Ну во первых, потому что я изменила внешность до неузнаваемости.
Во вторых
Потому что он по прежнему знал, что это я.
Я иду через всю платформу. Люди словно замедленные вокруг.
Когда ты не торопишься и можешь их всех разглядеть они словно под стеклом.
Ты это не твои глаза.
Когда на платформе воцаряется странная тишина.
Когда нет грохота составов.
О чем я думала в тот момент?
Мое дело дойти до середины станции. Точнее сказать: довести его до середины станции. Туда, откуда ему будет сложнее всего взлететь.
Мы покончим с этим.
Я просто хотела, чтобы девочки могли гулять, не боясь, что взрослая жизнь растреплет их, как бульдог резиновую игрушку.
Мелкие чешуйки кожи, запахи, испарение пота все, что оставляет шлейф от каждого из нас. Я физичкески спиной ощущаю как его ноздри ловят все это. Пусть пока и в очень малой мере, но меня уже тоненькой струйкой засасывает в него
Я знаю, что он чует мой страх, я знаю, что он уже понял, зачем я здесь.
Вот-вот начнется. Я привела его куда надо.
Мне дадут сахарок? Меня погладят по головке? Меня оставят в живых? В этот момент так хочется награды.
Момент, когда ловушка захлопывается.
Для всех нас.
Страшная тишина, в которой ты наконец-то осознаёшь.
Что все эти десятки людей на станции молчат.
Раз.
И звук жестяных банок по вечному мрамору летит со всех сторон.
Дымовые гранаты.
Маленький фейерверк.
Два.
И оглушительная сирена наполняет вестибюль.
Станция растворяется в дыму войны.
Три.
И пространство вокруг сжимается от автоматных очередей.
Выстрелы.
Гранитная крошка во все стороны.
Крики гражданских.
У нас ведь нет смертной казни.
«Уничтожен при выполнении спецоперации» вместо «расстрелян на месте».
Хотя думаю, что люди, встревоженные дымом, разлетающиеся в разные стороны, предпочли бы вторую формулировку. Поверьте: слабые люди так же жестоки, как и сильные.
Сутулясь от грохота, я взбегаю по ступенькам в центре зала и оборачиваюсь, чтобы сквозь сощуренные веки разглядеть с возвышения, как это будет. Это тот страшный момент на станции, когда оба поезда уже уехали.
Я чувствую, как мои ноги каменеют.
Я оборачиваюсь, чтоб взглянуть.
Мне нужно это.
Я хочу насладиться.
Как он чувствует себя?
Что-то среднее между волком и бабушкой.
Честно? Я думаю, что он уже мертв.
В момент, когда я оборачиваюсь.
В момент, когда решаюсь посмотреть, как загнанного хищника валят на землю.
Наводчица.
Я едва ли что-нибудь вижу от пыли моментально заполнившей станцию.
Я открываю глаза прямо в тот момент, когда они должны были прекратить стрелять, потому что его изрешеченный труп перестанет подавать признаки жизни.
Прямо в тот момент, когда лидер группы должен был начать докладывать по рации, что миссия выполнена.
Прямо в тот момент, когда из тумана войны его могучий хвост выбрасывает бойцов спецназа в полном обмундировании.
Веером разбрызгивает по плоскости платформы.