Жизнь действительно сплошное противоборство, особенно для человека который сам себе беспрерывно ставит препятствия, а потом энергично и с героизмом их преодолевает. Из меня получился удивительный искатель приключений, умудрявшийся постоянно выдумывать и создавать зачастую безвыходные ситуации на ровном месте. Безвыходные это мягко сказано. Тупиковые так будет точнее.
Так в моей жизни были и попытки исключить из института, и краткий карьерный скачок в государственной службе, и неожиданное миллионное обогащение и такое же разорение, и баснословные долги, бандиты с погонями и разборки на «стрелках», и душераздирающие разводы, новые пылкие влюблённости и краткосрочные браки, жизнь и работа на Ближнем Востоке, многозначные бизнес-проекты в Западной Европе и в Средней Азии, социальные инициативы и программы на Большом Урале и в Поволжье; гуманитарные конвои в разгорающийся Донбасс и наконец участие в боевых порядках добровольческих бригад ополчения. Последнее, кстати, случилось, кроме прочего, из-за неудержимого желания в который раз доказать самому себе, что конь ещё с яйцами и они у него медные.
И конечно же дети, родившиеся от разных мам и все по любви, живущие далеко от меня, но так и не ставшие мне чужими. Дети это не только счастье, но и боль, которую также приходится преодолевать внутри себя.
Когда-то все мы были маленькими, дворы просторными, дома высоченными, а кусты казались деревьями. Жизнь впереди представлялась безбрежным туманным океаном. Блаженство и упоение детством пролетело мгновенно и я, как и все, вступил в реальность, наполненную не только радостью побед и наслаждением успехами, но и горем потерь и разочарований, бедами личного и вселенского масштабов, враждой, ненавистью, завистью, предательством, вынужденным унижением и унижающей нуждой. Всё это требовало умения противостоять и жить в постоянном ожидании столкновения, состоянии соперничества и конфронтации.
Позади поверженные враги и обойдённые горы, оставленные дворцы и руины после баталий, забытый привкус былых побед и обидные разочарования от утраченных надежд. И тем не менее я считаю, что у меня всё получилось, хотя хочется надеяться, что до финиша далековато и впереди много интересного.
Но, не смотря ни на что, мне огорчительно и досадно, что я не попросил прощения у мальчика из детства, которому я разбил лицо в кровь на ринге. Самая невинная и самая первая жертва на пути моего самоутверждения в жизни. А я так и не узнал, как его зовут.
Сын Тукая
В России проживает очень много разных народов, разделённых по своим национальным «квартирам» и автономным «коммуналкам», дружно и добровольно ассимилированных в общую громадную трансконтинентальную нацию, именуемую россияне. Каждая национальность имеет свою самобытность, искусство, традиции, характерные черты и нравы, не годами, а веками, незаметно вплетаемые в общую пёструю мозаичную палитру страны, раскинувшуюся от некогда прусских берегов Балтийского моря до островов Курильской гряды. Мы россияне постоянно познаём друг друга, переводим национальную литературу на общий для всех русский язык, любуемся живописью, орнаментами, архитектурой, посещаем национальные театры, понимая суть спектаклей через наушники-переводчики и слушая музыку без них.
Каждый национальный анклав имеет собственный гуманитарный (как правило, педагогический) университет, где с большим удовольствием и весьма в доступном формате получают высшее образование дети разных народов, но с условием хотя бы умеренного погружения в дебри местной национальной истории, филологии, искусства, литературы, живописи и тому подобной, так сказать Ну! Вы меня поняли
Вот точно в такой университет в Казани, имея неплохие лингвистические способности, как-то поступил и как-то учился один мой давний приятель Владислав, он же Владик, он же Славик, он же Влад. Это уж кому и как понравится.
Где-то лет за сто до описываемых событий в Казани проживал, учился и трудился великий сын татарского народа, поэт, журналист, переводчик Габдулла Мухамедгари́фович Тукаев Габдулла Тукай, которого справедливо называют татарским Пушкиным. Перу этого гения мировой литературы принадлежат не только переводы Александра Сергеевича на татарский язык, но и собственные произведения, на основе которых были в последствии поставлены балеты «Шурале» и «Су анасы», переведены на многие языки мира сказки Тукая, ставшие по сути татарским эпосом «Кырлай». Но этот наш рассказ не о нём
Уже ближе к нашему времени в Башкирии родился другой будущий яркий представитель татарской культуры советский и российский живописец и скульптор, член-корреспондент Академии художеств Российской Федерации, заслуженный художник России и Татарстана Абрек Амирович Абзгильдин, кистью которого были изображены многие персонажи и сюжеты тукаевских произведений. Но и этот человек в нашем рассказе является лишь фоновой фигурой и всё наше внимание мы полностью уделим моему давнему приятелю Владиславу, который, как это обычно бывает в студенческие годы, пришёл сдавать экзамен на очередной сессии. Предмет не был основным на языковом факультете, но, как и любой кирпич в несущей стене дома, слыл важным и необходимым в многоэтажной пирамиде знаний будущего филолога, языковеда и переводчика. Назывался предмет «Искусствоведение Татарстана».