И кондукторша наконец стала на него кричать, что все они такие, что пропьют все на свете, а женщины маются, что сегодня на работу, а он, видите, с утра пораньше.
На лице пьяного смешались все недели, и он что-то бормотал про то, что он хороший рабочий и что ничего в том плохого, что рабочий человек один раз выпьет. И наконец поняв, что требует от него эта женщина, стал бессмысленно рыться в карманах, засовывая в них руки чуть не по локоть. Но устал.
Опять плати Жи-и-изнь протянул он и приткнул свою вращающуюся голову на плечо соседке. Та брезгливо стряхнула голову с плеча и встала. Он свалился на сиденье и уснул окончательно.
«В субботу тоже была выпивка после бани», подумалось мне.
Скучным голосом объявил кондуктор мою остановку. Это была конечная остановка. И люди, вымывшиеся и побрившиеся в субботу, ощетинив воротники и зонтики, вышли из машины.
Я присоединился к толпе спин и, с общим потоком, попал в стремнину заводских ворот.
Октябрь, 1958
Люди, которых я не знаю
Тихая у нас улица Совсем рядом гудит туго натянутая магистраль: автобусы, люди, люди, машины. А здесь тихо. Речка без набережной. Мост деревянный. А все остальное сад. И мой дом. Очень спокойный дом. Все окна у него разной формы, и это мне особенно нравится. Проходя мимо дома, мне всегда хочется пожить в угловой мансарде.
Мои окна выходят во двор.
Если пройти по лестнице, то почти на каждой двери будет медная дощечка профессор такой-то. Очень много профессоров по нашей лестнице. Тихие старики.
Внизу магазин тоже очень тихий. Покупателей мало, и все друг друга знают. Вот, кассирша она тоже живет по нашей лестнице.
На скамеечке у входа в магазин согнувшись сидит женщина. Тихо, очень неподвижно сидит эта женщина. Пятнадцать лет сидит она на этой скамеечке. Сначала молодая худенькая, в нарядном ситчике, с короткими прямыми волосами. Она сидела на этой скамеечке в любую погоду. Иногда к ней подсаживались дворники, и иногда она исчезала куда-то.
У нее странный взгляд кажется, никто не попадает в него.
Иногда она смеется. Такая у нее сипотца.
Может, она и не всегда сидела на этой скамейке.
Она сидела и сидела и день, и два, и год, и другой, и потом еще год, а я, как-то странно, замечал ее только вдруг. Однажды я вдруг заметил, что она очень похудела. Потом очень поседела тоже вдруг. Потом она надела коричневое мужское пальто. Теперь она всегда сидит в этом пальто.
Внезапно согнулась ее спина.
И вся она, сжавшись, сидит сейчас на скамейке.
Я прошел в магазин. За прилавком девочка это новенькая. Милая. Второй раз я захожу в магазин, и она за прилавком. Смущается, когда я подхожу к ней с чеком.
Очень миленькая девочка. Да-а-а
Тихая у нас улица.
Когда я выходил из магазина, туда прошел тоже странный человечек. Он живет напротив. Он всегда в шляпе и с портфелем. Мы часто едем вместе в автобусе. Все кондуктора его знают. Встречаясь со мной, он говорит:
Приятно видеть молодость! При этом,
Лишь только посмотрю, я становлюсь поэтом.
Впервые я столкнулся с ним на автобусной остановке. Я направлялся в ателье, и у меня на руке повисло пальто. Впереди стоял человечек с портфелем и в шляпе. Несколько раз он оборачивался и с интересом посматривал на меня.
Почему на вас второе пальто? спросил он наконец.
Это мое пальто, сказал я.
Я увидел на вас второе пальто.
И сразу подумал: здесь что-то не то
В чем дело?! сказал я.
Дело в том, что нынче лето
А вы, что, не слышали об этом?
В очереди смеялись.
На мне первое, сказал я. Не приставайте.
Зачем ко мне вы, юноша, придрались?
Вы, может быть, в Америку собрались?
Мы поговорили.
Родные все зовут меня поэтом,
А я не чувствую себя при этом, сообщил он мне.
И звал к себе.
Вот он-то и прошел в магазин, когда я вышел.
Интересно, что он еще может мне сказать?
Я вспомнил, что могу еще купить сигарет, и вернулся за ними в магазин. Девочка за прилавком снова смутилась. Я встал в очередь за человечком с портфелем. Тут в магазин прошла девушка со стеклянным глазом. Она тоже из нашего дома. Она всегда старается быть нарядной. Она встала за мной. Бабы в очереди посмотрели на нее и зашушукались.
С этой девушкой я знаком немного. Вернее, я был знаком с ее подругой, и они пришли однажды вместе в нашу компанию. В тот вечер все разбрелись парами по комнатам, а она сидела одна в гостиной, и ее стеклянный глаз удивлялся.
Теперь я иногда вижу ее сидящей на скамейке около магазина.
Худенькая, с короткими прямыми волосами, в веселом ситчике, сидит она рядом с женщиной в коричневом мужском пальто.
Девушка встала за мной, и я поздоровался с нею.
Девочка за прилавком странно на меня посмотрела.
Бабы в очереди зашикали:
И не стыдно!.. Прямо в очереди!..
Что вы?.. Что вы! отмахнулась девушка в веселом ситчике. Это просто знакомый.
Пачку сигарет! крикнул я на девочку за прилавком.
Когда я вижу юности приметы,
Тогда невольно становлюсь поэтом, сказал человечек с портфелем.
При этом, при этом! рассердился я.
И выскочил из магазина. С удовольствием вдохнул воздух и закурил.
Подошла толстая дворничиха. Поставила около скамейки метлу, бросила совок. Села рядом с женщиной в коричневом мужском пальто.
Что это ты, Машка, грустная такая? засмеялась она. Вон, смотри, молодой человек, кивнула она на меня.
Женщина сидела, положив локти на колени, а голову на ладони, смотрела вперед, и ничего не попадало в ее взгляд.
Что ж ты молчишь! толкнула ее дворничиха.
Женщина деревянно покачнулась и завалилась набок, нелепо задрав стоптанные башмаки.
А-а-а-а! закричала дворничиха. Машка! Машка! Дядя Миша! Дядя Миша!
Из сапожной будки вылез дядя Миша, квартальный милиционер, степенный и усатый. За ним вылез ассириец, усатый и степенный.
Из магазина высыпали бабы.
Жалость-то какая сказал кто-то из них.
Тетя Маша! Тетя Маша! закричала девушка в веселом ситчике.
Уснуть И видеть сны, сказал человечек с портфелем.
Да-а сказал дядя Миша и стал звонить по телефону.
Сентябрь, 1959
Голубая кровь
Интересный дядя! подумал я. Керенский-Врангель-Коненков»
Интересный дядя стоял в подворотне.
Седые усы серебряными ложками изгибались по щекам. Трость. Корректное пальто. Выдержанное, достойное лицо.
«Джентльмен. Аристократ. Комильфо».
Я смотрел на него вежливо и с интересом, стараясь, чтоб не вышло нагло. И в это время входил в подворотню.
Он тоже смотрел на меня.
«Чувствует породу думал я. Теперь ее мало. Приятно увидеть ее в молодом. Так настоящая женщина чувствует настоящую женщину».
Я разделился, забежал на место дяди и посмотрел на себя, входящего в подворотню
«Так себе. Ничего. Просто прелесть!»
Дядя сделал сдержанные полшага в мою сторону. Два пальца сжали поля шляпы. Легкий поклон.
Извините, пожалуйста говорит он поставленным голосом.
Нет, что вы, что вы говорю я и тоже кланяюсь. Только шапка у меня меховая и полей нет Я делаю полшага в сторону, чтобы обойти дядю.
Дядя делает полшага ко мне:
Извините, пожалуйста
Пожалуйста-пожалуйста говорю я.
И стараюсь протиснуться между дядей и стенкой. Дядя прижимает меня к стенке:
Вы не скажете, где квартира такая-то?
Ах говорю я. Я из этой квартиры. Пойдемте со мной.
Там живет профессор Роттенбург?
Я его племянник.
Ах, вот как говорит старик. Значит, он ваш дядя? Очень рад.
Мы пожимаем руки. И идем вместе.
А как здоровье вашего дяди?
Ничего, говорю я, хорошо здоровье. Недавно, было, заболел, но все в порядке.
Так что ваш дядя в пор то есть здоров?
В совершенном порядке.
Так вы говорите, он сейчас дома?
Он всегда в это время дома, говорю я.
Приятно видеть такого молодого человека, как вы. Ах, теперь не та молодежь
Я потупляюсь. Только скромность не позволяет мне согласиться. Он должен оценить это.
Опять лифт не работает, говорю я.
А какой этаж?
Пятый.
Ох, говорит дядя, чего же он не работает?