Не успел он собраться мыслями, как появились завывающие звуки, но теперь совсем уже другие. «В том саду-у-у» протяжно завыла, видимо, старая виниловая пластинка. Начался заунывный и невероятно печальный романс о горестях судьбы и ушедшей молодости. Женский голос звучал с гулом, как будто из подземелья, проигрыватель при этом иногда скрежетал и захлебывался из-за поцарапанной заезженной пластинки.
Это было еще хуже, чем пила, и громко в такой же степени. Романс закончился, начался второй такой же. Потом прозвучало еще два, а потом они начали проигрываться сначала. «В том саду-у-у» опять голосил проигрыватель. Тем временем Иванов вышел снова поработать электропилой. Тогда Иванова в домике сделала проигрыватель еще громче. Теперь завывающие звуки перебивал скрежет, и все вместе это было кошмаром.
«Невыносимо, невыносимо, бесился Вишняков. Я поговорю с ними». Он уже был на веранде, когда вдруг и романс, и пила прекратились. Вишняков прислушался. Минута тишины, и тут раздалась ругань.
Простофиля, пустая голова! Эх ты! Иванова стучала ногами на крыльце.
Ну, забыл, забыл, Иванов разводил руками.
Как теперь? Ехать придется, в такую даль!
Иванов снова развел руками и пошел в дом. Иванова последовала за ним и еще что-то кричала. Спустя пять минут они появились с рюкзаками, закрыли дом и спешно вышли за ворота. Они удалялись по улице, продолжая ругаться, точнее, ругалась одна Иванова, а Иванов слушал. Потом все стихло.
«Скатертью дорога», подумал Вишняков. Он распахнул дверь на веранду, снова приоткрыл окно и сел за стол. «Вот теперь поработаю», сам себе сказал он. И сразу же придумал название первой главы.
5
Вишняков погрузился в мысли о своих моряках. Он наблюдал за жирной мухой, которая ползла по обратной стороне шторы и никак не могла попасть в комнату. И вдруг
Ми, ми, пробасил кто-то. Потом звуки повторились. Ми-ми-ми.
Голос звучал с улицы и врывался в открытое окно.
«Солист оперы», вспомнил Вишняков. Дача Евгения располагалась как раз напротив окна Вишнякова, прямо через улицу.
Ла-ла-ла-ла-ла-ла, бас становился громче, раскатистее. Потом началось что-то протяжное. А-а-а-а-а!
Дальше на разные лады зазвучали распевки, гаммы, всевозможные вокальные упражнения и, наконец, до Вишнякова донеслись обрывки незнакомой арии на итальянском.
Вишняков решил прилечь пока на диван и переждать. В голову все равно ничего больше не приходило. Он ждал час, потом еще час. И потом отправился к даче напротив.
Вишняков настойчиво и громко постучал в ворота. Пение прекратилось. Залаяли две собаки. Спустя минуту Евгений в объемном бордовом халате показался у входа.
Извините, конечно, но нельзя ли потише. Я работаю и
А я что же? лицо Евгения перекосило от негодования. Я тоже работаю.
За ворота выбежали две таксы.
Может быть Вишняков не успел закончить. Евгений дал понять, что не расположен ничего обсуждать.
Жози, Дафна! Домой! рявкнул Евгений. Таксы засеменили обратно. Замок щелкнул.
Вишняков вернулся на свою дачу. Он решил перекусить. Разбил на сковороду яйца, поджарил колбасу, вскипятил чайник. Потом достал тарелку и приборы и расположился на веранде. Двери не стал закрывать, да это и не помогло бы. Мощный оперный голос разносился далеко и иногда даже заставлял предметы вокруг вибрировать. Или это уже начало казаться Вишнякову. Все идеи из его головы вылетели напрочь. Он глотал свой обед, а в голове резонировал голос: то повторялось «Ми-ми-ми», то начиналась новая ария.
После обеда Вишняков вдруг почувствовал себя очень усталым. Он лег на диван и быстро заснул несмотря на продолжающееся пение.
6
Вечером Вишняков сидел на своей веранде и ужинал. Жареные сосиски, пирожки с яблоками, купленные еще вчера по дороге, и крепкий черный чай. Пение прекратилось, Ивановы больше не приезжали.
Вишняков открыл створки окна своей застекленной веранды и передвинул стол вплотную к окну. Получилось так, что прямо перед его столом раскачивались ароматные цветущие яблоневые ветки. Самая старая яблоня росла как раз под самым окном. С веранды открывался лучший вид на все владения Вишнякова, и еще на дачи слева и справа. Дача слева весь день пустовала, никто там не появлялся. Да и участок этот выглядел запущенным. Возле кирпичного дома росли две пышные яблони и куст сирени, остальная часть участка заросла травой.
Стрекотали сверчки, тонкими голосами перекликались маленькие птички. Вишняков глотал ароматный горячий чай, но вкуса не чувствовал. Хотя внешне он казался спокойным, у него уже второй час дергался глаз из-за нервного тика. «Вот и день закончился», думал он то ли с сожалением, то ли с облегчением. Сейчас ему не хотелось вспоминать о работе. Он достал из шкафчика на веранде плитку шоколада и надкусил ее. Вечернее солнце вот-вот должно скрыться за горизонтом. И тут
Вишняков вздрогнул и едва не подавился шоколадом. Пустующая слева запущенная дача вдруг озарилась теплым светом. Что-то как будто вспыхнуло в окне. И сразу исчезло.
Вишняков вышел на крыльцо веранды. Он прищурился, чтобы лучше рассмотреть кирпичный дом. Окна, как и раньше, выглядели темными. Никаких признаков жизни.
«Показалось, решил Вишняков. Это игра света, так на закате падают лучи».
Он смотрел на дом минуту, две, потом еще несколько минут. Тишина. Тогда он вернулся за стол и продолжил пить чай с шоколадом.
Солнце скрылось, наступили сумерки, сиреневое небо постепенно становилось синим. «Пора включить свет», подумал Вишняков.
Вдруг в темноте что-то заискрилось. Короткая вспышка появилась и исчезла в окне соседней дачи. Потом там что-то вспыхнуло и треснуло. И снова тишина.
«Не на эту ли странную дачу намекал Рудольф из ресторана?» Вишняков пытался поточнее вспомнить, что говорил Рудольф, но толком ничего не припоминал. Вишняков еще недолго понаблюдал за темными окнами дачи слева и пошел в комнату.
Он нажал выключатель, но комната осталась темной. Вишняков стал нажимать выключатель еще он почему-то не срабатывал. Вишняков подошел к окну и посмотрел на дом напротив. Дача Евгения тоже стояла без света, хотя Евгений точно находился дома его ворота скрипели еще час назад и собаки то и дело лаяли.
Электричество в доме отсутствовало.
7
Тем временем пустующая дача с заброшенным участком на самом деле не была необитаемой. «Дзинь, дзинь», тонко временами дребезжали стекла на небольшой веранде. Пол веранды покрывал мягкий бордовый коврик, медный чайник с загнутым носом стоял на маленьком столе ничего необычного. А вот где-то в центре дома явно что-то происходило и двигалось.
Дом, погруженный в темноту, гудел и вздрагивал изнутри. В темной комнате на первом этаже почти не осталось свободного места из-за массивного квадратного стола. Огромный, на всю комнату стол на изогнутых, но прочных ножках жил своей жизнью. Тут стояли бутыльки, склянки, большие и маленькие стеклянные сосуды, в которых что-то булькало и пенилось. Странный прибор из нескольких трубок периодически вздыхал: «Пых-пых пых». И потом из трубок выходил цветной пар то желтый, то фиолетовый или зеленый.
Целый ряд стеклянных банок отводился под необыкновенные фиолетовые растения. Прямо с корнями они стояли, погруженные в воду, а фиолетовые листья над поверхностью банок шевелились то ли из-за попадающего на них пара, то ли из-за того, что они жили своей жизнью.
Прибор с трубками тускло светился, и в темноте в его отблесках мелькали чьи-то руки. Эти руки постоянно перемещались вдоль стола и брали то один, то другой ингредиент из склянок, слышался стук металлического прибора, разбалтывающего что-то в стеклянной колбе.