Я снова, и не один
раз, видел лицо моей милой посланницы.
Твое любопытство, твое желание проникнуть в мой мир -- это твоя проблема,
как будто говорила она мне. Она не проявляла ни малейшего желания помочь мне в
задаче, которую не утвердил ее начальник. По всем приметам, которые я смог
собрать за неделю, посвященную хитроумнейшим попыткам извлечь ее оттуда,
выходило, что ее не существует.
Целые вечера я проводил, свернувшись на диване перед маленьким камином и не
отрывая глаз от пламени.
Когда я слегка прикрывал веки, мне казалось, что его колеблющиеся языки
освещают другое место -- какую-то комнату, кожаные кресла с высокими спинками. Я
не видел кресел, я их чувствовал; я ощущал присутствие других людей в комнате по
неясному гулу голосов, ощущал чьи-то шаги совсем рядом, но видеть никого не мог.
Я видел только огонь и тени в комнате, и это была не моя комната.
Я встряхивал головой, и зыбкое видение пропадало.
Через какое-то время я догадался, что нужно сделать. Она вернется, если я
предложу ей новую задачу! А когда она появится со своим решением, я попрошу ее
подождать.
Я тут же засел за чертежи нового комплекта тормозных башмаков к колесам
моего самолета. Мне хотелось чего-то необычайного: из компактного полетного
состояния оно должно было разворачиваться в мощную геометрию, способную удержать
Каб неподвижным в любую бурю.
Я придумал какие-то неуклюжие колодки и дал им проплыть перед мысленным
взором, прежде чем лечь спать. Такая вот тебе приманка.
Не тут-то было. Забрезжило утро, я проснулся -- все те же жалкие, бездарные
колодки. Я выбросил их из головы и на следующую ночь попросил ее изобрести
какой-нибудь нехитрый колпак, который защищал бы топливный бак от дождя. Что-то
вроде перевернутой банки из-под томатной пасты. Скажем, из фрезерованного
алюминия?
Никакого ответа. Молчание. Надуманные проблемы, тормозные башмаки, вместо
которых лучше было бы поставить деревянные колодки, защитные крышки для бака в
самолете, который всегда стоит в ангаре, незаконченные конструкции, истинное
назначение которых состоит в том, чтобы выманить ее оттуда -- все это не
производило на нее ни малейшего впечатления.
Все мои конструкции являлись мне каждое утро в неизменном виде -- нетронутые
приманки, только для того и придуманные, чтобы еще раз увидеть ее глаза.
Недели через две до меня дошло, что мои хитрости могут продолжаться годами
без ответа. Я злился на себя, не находя оправдания собственной глупости. Желание
увидеть ее снова я облек в мантию обмана; и чего же я рассчитывал этим обманом
добиться? Что она появится, доверчивая, и будет приветствовать меня из другого
конца времени?
Прошел месяц. Я по-прежнему валялся вечерами на диване, уставившись в камин;
старенькие часы неспешно тикали на полке, и под их ритм я перебирал в памяти все
случившееся.
Конструктивные решения, пришедшие неизвестно откуда, были благополучно
воплощены в моем реальном, трехмерном Пайпере J-3С, поставленном в ангар зимой
1998 года.
Я не разрабатывал их; я даже не догадывался о решении, когда расставался с
ними перед сном. Это не были голографические штучки, направленные
соседом-шутником в предрассветный сумрак комнаты с помощью лазерного прожектора.
Это не были галлюцинации.
Простые и остроумные, это были... это были хорошие конструкции, решения
реальных проблем.