Если бы Камински узнал, что у подростков их многоквартирного дома именно за эту манеру укладывать волосы, он получил прозвище "Обсос", то бы был неприятно удивлён. И, может даже состриг кудри вообще. Но Герхардт не знал и щедро наносил мусс на тёмные волосы, напевая под нос лёгкий мотивчик и немного воображая себя Элвисом Престли.
Закончив утренний туалет, Камински специальной тряпочкой протирал от влаги хромированные поверхности, кафель и зеркало. Развешивал на полотенцесушитель влажные полотенца и выходил из ванной никогда не забывая выключить свет.
Он шёл в спальню светлую и аскетично обставленную кровать, антикварный торшер на тонкой ноге из красного дерева. С другой стороны тумба на длинных ножках с парой книг и чашкой недопитого с вечера чая. У стены блестел темным лаком старомодный плательный шкаф и стояло у широкого окна мягкое кресло, в котором он никогда не сидел, но любил представлять, как будет читать здесь и смотреть на улицу, на кроны деревьев и крыши домов. Но до кресла никогда не доходило читал Герхардт лёжа в постели. Всего пару страниц, а то и строк, перед сном. Ему хотелось прочесть всю классику, составив личное мнение о сюжете и слоге. Хотелось осмыслять и смаковать каждое предложение, находить скрытые смыслы и видеть какие-то исторические процессы, завуалированные ловким автором. Но Толстой и Сартр навевали тоску и сон. Он продирался сквозь повествования, чувствуя не смыслы и глубину, а усталость и нагромождение букв. И все же он упорно продолжал читать, считая, что должен преодолеть себя, складывая прочитанные книги на полку, словно трофеи.
После душа Герхардт доставал из шкафа свежую белую футболку и клетчатые домашние штаны из мягкой фланели. Снимал белый махровый халат, неспешно переодевался и шёл готовить завтрак чашка заварного кофе из блестящей гейзерной кофеварки, глазунья из двух яиц с жидким желтком и пара венских сосисок. На десерт всегда четыре квадратика горького шоколада.
Примерно в 8:00 Герхард Камински начинал рабочий день. Он входил в кабинет и садился за стол. Включал компьютер и пока тот загружался, листал ежедневник сверяясь с рабочими задачами. Первые два часа, пока голова была свежей, он посвящал рабочей переписке и звонкам, разбирал почту, составлял расписание на следующие дни и месяцы, отмечая красным дедлайны. А потом, нацепив на длинный нос очки, разминал тонкие пальцы и начинал рисовать.
Герхардт Камински работал иллюстратором, сделав в этой сфере неплохую карьеру и выстроив все так, что мог называть себя гордым словом "фрилансер". Больше можно было не ездить по издательствам выклянчивая заказы. Он обеспечил себя кругом постоянных заказчиков, с которыми было "комфортно работать на комфортных условиях". Камински никогда в этом не признавался, но в глубине души гордился своей работой и особенно тем, что мог выбирать заказы и заказчиков, а не хвататься за все подряд, чтобы свести концы с концами.
В основном он рисовал забавные картинки для детских книжек и журналов. Соглашаясь на заказ только если история была ему интересна.
Особой гордостью была серия комиксов для малышей с пчелой Жу-Жу, за которую Камински получил престижную награду в прошлом году и диплом красовался над рабочим столом в золоченой рамке. Этот диплом подбадривал и как бы говорил бабушкиным назидательным тоном: "Кто хорошо трудится, тот получает свою награду".
Примерно в полдень Герхард отодвигал стул, разминал затекшую тонкую шею и шёл в кухню варить вторую чашку кофе. В это время из школы напротив высыпали шумно галдящие ученики. Камински наблюдал за ними, узнавая по ярким ранцам и давая прозвища вроде Толстяк, Нытик, Задира или Синяя Шапка. Иногда эти наблюдения наталкивали на свежие идеи и тогда Герхард делал быстрые зарисовки в небольшом блокноте, который всегда лежал на подоконнике между фиалкой и кактусом Ансельмо.
Об этом чудачестве давать имена цветам фиалкам и фикусам, Герхардт прочёл в интернете и ничего кроме недоумения новое веяние у него не вызвало. А потом, в прошлом ноябре, выбрасывая мусор, он увидел у зелёного мусорного бака большой треснувший глиняный горшок, а в нем нелепый зелёный кактус. Нелепый, потому что был он высокий и длинный с увядшим розовым цветком на макушке. Как будто худой небритый мужик пристроил за ухо мятую розу в надежде на успех у противоположного пола и продолжение праздника.
Камински даже усмехнулся тогда своим мыслям и пошёл домой, натянув поглубже капюшон куртки, стараясь укрыться от моросящего дождя. Но пройдя пару метров обернулся и от этой картины кактус с мятым розовым цветком у промокшей помойки, тоскливо сжалось сердце. Герхардт вернулся, чтобы поднять с грязного асфальта глиняный горшок. Он оказался довольно тяжелым и нести его было неудобно, потому что кактус все норовил упасть Герхадту на лицо. Видимо, в порыве благодарности. Притащив цветок домой, Камински поселил его на тёплой кухне и назвал Ансельмо. Потому что должно же быть у домашнего питомца какое-то имя. На следующий день купил ему свежий грунт, задолбав, как следует вопросами продавца в зоомагазине, и новый красивый горшок.
Теперь по утрам, переступая порог кухни, Герхардт говорил "Доброе утро!".
Наверное, друзья засмеяли бы его, а знакомые покрутили бы пальцем у виска. Но друзей у Герхардта не было, знакомые в дом не были вхожи и некому было осуждать дружбы с кактусом.
После кофе Камински вновь возвращался за работу, а примерно в половину третьего устраивал перерыв на обед, состоящий обычно из супа и бутербродов.
Рабочий день длился до семи. Камински не разрешал себе задерживаться дольше. Только в исключительных случаях, если заказ был очень срочным и за него очень хорошо платили. Но обычно в семь вечера Герхард складывал блокноты с набросками аккуратной стопкой, прятал карандаши в коробку, выключал компьютер и шёл переодеваться.
Потому что в любую погоду у него был час-два прогулки. Это полезно.
По четным дням Камински выходил из дома и поворачивал направо. Шел в тихий парк неподалеку от дома. Бродил по аллеям размышляя о том, о сём, любовался видами и иногда делал короткие зарисовки или фото камерой смартфона, чтобы потом использовать, как референс.
По нечетным дням выходя из дома Герхардт поворачивал налево. Бодрым шагом шел вдоль проспекта от дома до конечной остановки троллейбусов и обратно.
На проспекте в любую погоду было людно, шумели машины, светились вывески и витрины магазинов. Во время этих прогулок Герхард чувствовал жизнь. Мир, большой и шумный, в котором все связаны невидимыми нитями.
В хорошую погоду Камински покупал кофе, садился на скамейку, или за столик кафе и рисовал. Небрежные зарисовки в маленьком блокноте, который всегда носил с собой в кармане куртки. Он называл это "рисовать жизнь" выхватывая из ее потока яркие детали.
Вернувшись домой Камински ужинал чем-то простым вроде салата и быстро зажаренного стейка, смотрел какое-нибудь легкое кино, торчал в интернете, читал, а в 23:00 выключал торшер у кровати, дернув за цепочку с ручкой из зеленоватого опала и закрывал глаза, повернувшись на левый бок.
На тумбочке стояла чашка с теплым сладким чаем, лежали в футляре очки и телефон, который звонил каждое утро в 7:00, чтобы разбудить Герхардта.
По выходным Камински выключал будильник позволяя себе поспать по дольше. Завтракал около десяти, очень неспешно, читая за едой новости и набрасывая на бумажке список покупок. Он предпочитал ходить за продуктами один раз в неделю с тщательно продуманным списком. Он не был скрягой, просто не любил бесполезных вещей.