А потом как начнут раскачиваться и переворачиваются вниз головой!
И тут они наконец замечают, что перевернулись вниз головой, говорит человек в тире.
Дети говорили неудержимо, перебивая друг друга.
А вы уже много катались? потерянно спросила Эллен.
Кто, мы?
Ты имеешь в виду нас?
Мы еще ни разу не катались.
Ни разу?
Запрещено: цепи могут порваться!
Наши бабушки и дедушки слишком тяжелые.
Но иногда приходит человек из тира и садится рядом с нами. Он говорит: пускай лучше слишком тяжело, чем слишком легко! Он говорит: они нас боятся.
Нам еще и поэтому нельзя кататься на карусели.
Только если спасем ребенка!
А если ребенок в воду вообще не свалится?
Вообще?
Детей охватил ужас.
Что ты сочиняешь? Лето еще не скоро кончится!
И почему ты спрашиваешь? Ты же не из наших!
Один неправильный дедушка и одна неправильная бабушка! Этого мало!
Ты не понимаешь. Тебе не так важно спасти ребенка. Ты и так можешь сидеть на всех скамейках! И так можешь кататься на карусели! Ну что ты ревешь?
Я подумала всхлипнула Эллен, я только подумала вдруг подумала, что вот приходит зима. А вы все сидите тут, рядышком, и ждете этого ребенка! У вас под ушами, носами, глазами наросли длинные сосульки, и бинокль замерз. И вы смотрите и смотрите, а ребенок, которого вы хотите спасти, все не тонет. Человек из тира давно ушел домой, цепные карусели заколочены досками, и драконы уже набрали высоту. Рут хочет запеть, Рут хочет сказать: «А все же» Но у нее нет сил открыть рот.
А там люди в теплых, светлых вагонах прижимаются щеками к холодным окнам: «Посмотрите, посмотрите вон туда! Там, за каналом, где такие тихие улочки, справа от газометра, за рекой, покрытой льдом, что там за маленький памятник в снегу? Памятник? Интересно, кому это памятник?»
И тогда я скажу: детям, у которых неправильные бабушки и дедушки. И тогда я скажу: мне холодно.
Да успокойся ты, Эллен!
Не бойся за нас, скоро мы спасем ребенка!
Вдоль канала шел какой-то человек. Вода в реке корежила его отражение, морщила, растягивала его, а потом на миг оставляла в покое.
Жизнь, сказал человек, поглядел вниз и засмеялся, жизнь это целительная жестокость. А потом плюнул далеко в грязное зеркало.
Две старухи стояли на берегу и возбужденно переговаривались.
Они так частили, словно читали наизусть стихотворение.
Попробуйте узнать себя в речной воде, сказал мужчина, проходя мимо, по-моему, выглядите вы ужасно странно. И пошел прочь спокойно и быстро.
Увидев детей, он помахал им и прибавил шагу.
Бродил я по белу свету, пели в два голоса Рут и Ханна. Прекрасен, велик наш мир. Остальные дети молчали. А все же пели Рут и Ханна. Лодка покачивалась на воде.
А все же! А все же! крикнул мужчина и пожал всем детям по очереди руки. А все же А все же А все же что?
Это Эллен, поспешно объяснил Георг. Из дедушек и бабушек двое неправильных, двое правильных. Ничейный счет.
А это мы все, засмеялся мужчина и своей большой рукой похлопал Эллен по плечу, радуйся, когда все становится ясно.
А уже ясно, с сомнением сказала Эллен.
Радуйся, когда все становится ясно, повторил мужчина. Когда справа кто-то смеется, а слева кто-то плачет, ты к кому пойдешь?
К тому, кто плачет, сказала Эллен.
Она хочет с нами играть! закричал Герберт.
У нее мама уехала, а отец в армии.
А где ты живешь? строго спросил мужчина.
У моей неправильной бабушки, испуганно ответила Эллен, но она на самом деле правильная.
Погоди, скоро обнаружишь, как неправильно все правильное, проворчал мужчина.
Эллен боится тихо сказал Георг. Ей страшно, что ребенок, которого мы хотим спасти, так и не свалится в воду.
Как тебе такое могло в голову взбрести? гневно крикнул мужчина и встряхнул Эллен. Как только тебе могло такое взбрести в голову? Если ребенок хочет, чтобы его спасли, он непременно упадет в воду, понимаешь?
Да, испуганно согласилась Эллен и попыталась вырваться.
Ничего ты не понимаешь! сказал мужчина и разъярился еще больше. Никто не понимает, что с ним творится. Все хотят спастись, а падать в воду не хотят. Но как можно спасти того, кто не падает в воду?
Старая лодка все покачивалась.
Она выдержит только одного из нас! Биби попыталась отвлечь мужчину.
Только одного, повторил он уже спокойнее. Только одного. И правильно, так и надо.
Слабая лодка, презрительно пробормотал Курт.
Она умнее океанского лайнера, возразил мужчина. Он уселся совсем рядом с детьми. Вода невозмутимо поплескивала в стенки каната.
А как у вас? боязливо спросила Эллен. Я имею в виду, с дедушками и бабушками?
Четверо правильных и четверо неправильных, сообщил мужчина и вытянул ноги на серой траве.
Не может быть! засмеялась Эллен. Восемь дедушек и бабушек?
Четверо правильных и четверо неправильных, стойко повторил мужчина и тремя пальцами скрутил себе сигарету, как у каждого из нас.
Птицы летали низко над водой. Герберт без устали смотрел на воду в бинокль.
Кроме того, я почти как боженька, объяснил мужчина, совсем сбив Эллен с толку, я хотел владеть целым светом, а владею тиром.
Мне очень жаль, вежливо сказала Эллен. И снова все примолкли. Дети внимательно следили за каналом. Позднее солнце коварно улыбалось из-за их плеч, но они ничего не замечали.
Мы ждем чужого ребенка, мы спасем его, чтобы не утонул, и отнесем в ратушу. Какие молодцы! скажет бургомистр. Забудьте про ваших бабушек и дедушек. С завтрашнего дня можете снова сидеть на всех скамейках, с завтрашнего дня можете снова кататься на карусели завтра завтра завтра
Рыбы играют! засмеялся Герберт, и бинокль заплясал у него перед глазами.
Маяк их видит, а они маяка не видят, задумчиво сказала Рут. Можно подумать, что все перепуталось. А ведь в одной песне так и поется.
А все же, закричал человек из тира и внезапно вскочил на ноги, а все же вы у меня еще сегодня покатаетесь на карусели!
Вы сами в это не верите, недоверчиво сказала Ханна. Биби медленно подтянула гольфы.
Вы хоть понимаете, чем вы рискуете?
Там! крикнул Герберт вне себя. Чужой ребенок! Он тонет!
Леон взял у него из рук бинокль.
Это взрослый мужчина, с горечью сказал он. Плывет.
Пошли, тянул их владелец тира, я не шучу. Мой компаньон уехал, вам выпала единственная возможность. В это время никто не станет летать. Вы будете одни.
Мы будем одни, повторил ошарашенный Георг.
Здорово! крикнула Биби, и это прозвучало, словно птичий крик. А Эллен?
Эллен сегодня не будет кататься, сказал мужчина. И потом, она может покататься в другой раз.
Я вас здесь подожду, безмятежно объяснила Эллен. Такая справедливость не вызывала у нее возражений. Она посмотрела им вслед.
Человек из тира побежал вперед, а они поспешили за ним в сторону гор. Вода текла им навстречу, от этого казалось, что они бегут еще быстрее. Они крепко держали друг друга за руки. Собаки лаяли и отставали от них, парочки размыкали объятья на серых лужайках. Плоские камешки шлепали по воде.
Освещенная поздним солнцем, неподвижно застыла карусель. Человек отпер замок. Карусель застыла между двумя газометрами, задумчивая и отрешенная, как еще не загримированный клоун. С пестрой крыши свисали длинные, внушительные цепи. Маленькие сиденья блестели лаком. Небо и солнце внезапно тоже засверкали лаком. Ни с того ни с сего дети рассмеялись.
Хотите музыку? спросил мужчина.
Настоящую? возбужденно ахнул Герберт.
Ты слишком много требуешь, возразил мужчина.
Угрожающе чернели газометры.
Музыка это опасно, сказал Георг. На воде ее далеко слышно. Где-нибудь там есть тайная полиция.
Воде-то что, течет себе мимо, мрачно заметил мужчина.
А если они узнают, что мы катаемся на карусели! Рут поежилась. Владелец тира молча проверил сиденья. Грозно поблескивал песок.
Музыку!
А если на вас донесут?
Знаете, что это значит?