Но я так не считал, и, к счастью, ты сообщила кое-что еще: твое любимое место на острове парк Форт-Уорд. Потом ты призналась, что обожаешь бункеры, и упомянула граффити. Бог убивает всех. Я сказал, что так и есть. Ты спросила, откуда я. Я честно ответил, что вырос в Нью-Йорке, и тебе это понравилось, а потом признался, что отмотал срок в Лос-Анджелесе, но ты не поверила, решив, что я шучу. И кто я такой, чтобы разубеждать тебя?
Дверь открывается, и ты снова возникаешь передо мной. Во плоти и в юбке. Не знаю, что ты сказала своей Сурикате, но та, явно разозлившись, хватает стул и разворачивает его к стене. А ты наконец подходишь ко мне, теплая и мягкая, как мой новый кашемировый свитер.
Прошу прощения за сцену, говоришь ты, будто сожалея, что мне пришлось стать зрителем вашей семейной драмы. Джо, так ведь? Мы, кажется, говорили по телефону.
Тебе не кажется. Ты знаешь. Ага. Но как ты могла предугадать, что тебе захочется сорвать с меня одежду при первой же встрече? Ты жмешь мою руку. Я прикасаюсь к твоей коже, вдыхаю тебя ты пахнешь Флоридой. И я чувствую, как ко мне возвращается сила.
Ты смотришь на меня в упор.
Может, уже отпустите меня?
Я поспешно разжимаю ладонь.
Простите.
Нет, это вы простите, говоришь и наклоняешься ближе, как в фильме «Близость». Я съела апельсин на улице, и пальцы у меня немного липкие.
Я нюхаю ладонь и тоже придвигаюсь к тебе.
А пахнет мандарином.
Ты смеешься над моей шуткой и шепчешь:
Только никому!
И вот мы уже с тобой вдвоем против всех. Я спрашиваю, дочитала ли ты Лизу Таддео ведь я хороший парень, а хорошие парни всегда помнят чушь, которую девушка несла по телефону. Ты киваешь и говоришь, что тебе понравилось. Я тактично спрашиваю, можно ли задать вопрос о твоей дочери и ее книге. Ты краснеешь.
Ага. Ну, как видите Она немного одержима Диланом Клиболдом.
Одним из школьных стрелков?
Не совсем. Понимаете, дочь уверяет, что он гениальный поэт, и хочет написать о нем эссе для поступления в колледж
Не самая удачная идея.
Кто спорит? Я сказала ей то же самое, но она обозвала меня «лицемеркой»: в ее возрасте я выбрала для эссе бунтарку Энн Петри вместо безопасной Джейн Остин, ну и нажила проблем.
Ого, я так тебе понравился, что ты напропалую сыплешь именами!
Не могу вспомнить продолжаешь ты (ну да, так я и поверил!) У вас есть дети?
Стивену Кингу не нужно убивать людей, чтобы живописать смерть, и мне необязательно иметь детей, чтобы понять, каково быть родителем. И к тому же чисто технически у меня есть ребенок, просто он не рядом, и я не могу таскать его по местным скалам, как все эти полоумные папаши в камуфляже. Я качаю головой и замечаю, как загораются твои глаза. Ты надеешься, что я свободен, и хочешь сближения. Поэтому я возвращаюсь к теме, которая нас объединяет, к книгам.
Кстати, я обожаю Энн Петри. Ее «Улица» просто шедевр.
Я надеялся поразить тебя своей начитанностью, но трюк не удался: эта книга достаточно известная, а ты лиса. Осторожная и сдержанная. Поэтому я поднимаю ставки и сетую, что так мало читают ее замечательный роман «Узлы». На этот раз ты улыбаешься (отличный ход, Джо!), однако мы не одни, и ты кладешь руки на клавиатуру. Смотришь на экран и хмуришься (хвала небесам, в твоем лице ни капли ботокса).
Хм
Похоже, что-то смущает тебя в моей анкете.
Спокойно, Джо. Помни, ты «оправдан и невиновен».
Я уже уволен?
Пока нет, но тут нестыковка
Ты не можешь знать о деньгах, которые я пожертвовал библиотеке, потому что главным условием была анонимность, и дама в совете поклялась, что избавит меня от такой мелочи, как проверка биографии. А вдруг она солгала? Или ты наткнулась на блог доктора Ники с его идиотскими конспирологическими теориями? Или дамочка поняла, что я тот самый Джо Голдберг? Услышала обо мне в подкасте одной истерички, одержимой убийствами?
Ты показываешь мне экран: нестыковка в моем списке любимых авторов. Я выдыхаю.
Что-то не вижу здесь Дебби Макомбер, мистер Голдберг.
Я заливаюсь краской. На днях по телефону я упомянул, что решил переехать на северо-западное побережье после прочтения ее «Кедровой бухты». Ты тогда рассмеялась и не без сарказма спросила: «Правда?» Я позиции не сдал, но в контратаку не пошел. Я же не диктатор. Не стал настаивать, чтобы ты непременно прочитала одну из ее книг, просто сказал, что Дебби помогла мне и что история о добродетельной и справедливой судье Оливии Локхарт и ее парне-газетчике Джеке вернула мне веру в этот мир. Ты ответила, что будешь иметь в виду (обычная отговорка, когда кто-то рекомендует книгу или сериал), но теперь, упоминая об авторе, которого я похвалил, ты подмигиваешь мне.
Да, черт побери, ты мне подмигиваешь! У тебя золотисто-рыжие, словно огонь, волосы.
Не дрейфь, Джо. Я съем говядину, а ты ешь брокколи. Никто ничего не узнает.
По рукам, говорю я, узнав цитату из сериала. Похоже, кто-то все же побывал в Кедровой бухте.
Кончики твоих пальцев ударяют по клавиатуре. Клавиатура это мое сердце.
Я же обещала
Сразу видно: женщина слова.
Ты был прав
Бинго!
Это прекрасное противоядие от «того ада, что творится в нашем мире»
О да, малышка, ты уже меня цитируешь.
Все эти велосипеды и борьба за справедливость как-то успокаивают, говоришь ты и пускаешься в рассуждения о плюсах и минусах эскапизма (я первым упомянул этот термин в нашем разговоре, и ты подхватила его вслед за мной).
Ты сексуальна и уверена в себе, а я уже успел забыть, что такое испытывать влечение.
Отлично, откликаюсь я. Может, организуем фан-клуб?
Ага Но сначала скажи, что же произошло.
Вы, женщины, всегда хотите знать о прошлом, только ведь прошлое осталось позади. Прошло. Его больше нет. Я не могу признаться тебе в том, что эта книга помогла мне пережить тюремное заключение, стала лечебным бальзамом, который исцелил душевные раны от несправедливого ареста. Тебе ни к чему знать эти неприглядные подробности. У всех нас бывают периоды, когда мы чувствуем себя загнанными в ловушку, запертыми в клетку. И не имеет никакого значения, где конкретно настигают нас эти страдания.
Я пожимаю плечами:
Ничего особенного. Просто черная полоса
Зато теперь я на собственном опыте знаю, что лучшая литература для тюрьмы это пляжное чтиво.
Дебби поддержала меня
Когда Лав Квинн бросила.
Ты не выспрашиваешь подробности (моя умница!) и говоришь, что тебе знакомо это чувство (кто бы сомневался).
Не хочу тебя огорчать, Джо, но должна сразу предупредить
Как мило ты обо мне заботишься.
Тут не Кедровая бухта.
Мне нравится твой пыл ты явно напрашиваешься на схватку, и я наклоняюсь к тебе над стойкой, за которой ты болтала со старпером.
Скажи это старикану, который сейчас тащит домой рекомендованного тобой Мураками. Кедровая бухта просто отдыхает.
Ты знаешь, что я прав, и пытаешься изобразить едкую ухмылку, но твои губы сами расплываются в широкой улыбке.
Посмотрим, как ты запоешь, прожив здесь пару зим, хмыкаешь ты и краснеешь. Что в сумке?
Я одариваю тебя своей самой лучезарной улыбкой, хотя уж больше и не надеялся, что она мне когда-нибудь еще пригодится.
Обед. И, в отличие от судьи Оливии Локхарт, у меня там целая гора еды. Можешь и брокколи съесть, и на мясо сесть.
Вот дерьмо, неужели я это сказал вслух?! Ты утыкаешься в экран, пока я стою перед тобой как последний идиот, который только что намекнул на свой член.
К счастью, ты томишь меня недолго.
Компьютер что-то барахлит. Напечатаем бейдж позже.
Вот гребаная железяка! Или, может, это просто очередная проверка
Ты ведешь меня в комнату отдыха и спрашиваешь, в какое кафе я хожу в «Савэн» или в «Савадти»? Когда я называю первое, Суриката отрывается от своего «Колумбайна» и делает вид, будто ее сейчас вырвет.
Фу. Ну и мерзость.
Нет, малышка, грубое поведение вот настоящая мерзость.