Некоторое время я стою на противоположной стороне улицы и незаметно наблюдаю за происходящим в кафе. Витрины чуть запотели по краям и напоминают размытые фотографии восьмидесятых. Сквозь центральную видны стойка и бармен, который протирает стеллаж из плексигласа. В фартуке, завязанном не на шее, а на талии в стиле парижских официантов, черной футболке и с темными, взъерошенными, словно он только выбрался из постели, волосами парень выглядит слишком крутым для работы в кафе. Красавчик ли он? Знаю, что пристрастна, но считаю, что да.
Водитель автобуса машет рукой, пропуская меня, и я перехожу через дорогу, опасливо высматривая велосипедистов. Звякает колокольчик над дверью кафе. Джастин поднимает голову.
Привет, мам.
Привет, дорогой. Я оглядываюсь в поисках Мелиссы. Ты один?
Мелисса в Ковент-Гардене. Там управляющая заболела, и меня оставили здесь за главного.
Он говорит об этом небрежно, и я стараюсь отвечать так же, но все же чувствую прилив гордости. Всегда знала, что Джастин хороший мальчик, ему просто нужно дать шанс проявить себя.
Если подождешь минут пять, произносит он, полоская тряпку в стальной мойке, вместе пойдем домой.
Я собиралась купить что-нибудь навынос к ужину. Фритюрницу ты, наверное, уже выключил?
Только что. Могу снова включить и быстренько нажарить картошки. Еще осталось несколько сосисок. Если не съесть их сегодня, то завтра все равно придется выбрасывать, так что можем забрать, Мелисса возражать не будет.
Я за них заплачу. Мне не хочется, чтобы Джастин увлекся своими временными полномочиями.
Она не будет возражать.
Я заплачу, твердо произношу я и достаю кошелек. Затем смотрю в меню на доске и высчитываю стоимость четырех порций сосисок с жареной картошкой. Джастин прав, Мелисса отдала бы их даром, но ее здесь нет, а в нашей семье принято платить за себя.
Чем дальше мы уходим от станции, тем меньше вокруг магазинов и офисов. Их сменяют ряды таунхаусов. В некоторых окна закрыты серыми металлическими ставнями, что означает изъятие за неуплату ипотеки. Двери таких домов разукрашены красными и оранжевыми фейерверками граффити. Наша сторона улицы ничуть не лучше в третьем от нас доме не хватает черепицы, а окна забиты толстыми листами фанеры. По засоренным водостокам и заляпанным кирпичным стенам можно сразу вычислить съемное жилье. В конце квартала стоят два дома, в которых живут сами владельцы: наш и Мелиссы с Нилом, прямо по соседству, на заветном торце.
Джастин роется в рюкзаке в поисках ключей, а я стою на тротуаре перед оградой, которая огибает то, что громко зовется нашим палисадником. Сквозь мокрый гравий пробиваются сорняки, а единственное украшение лампа на солнечных батареях в форме старинного фонаря тускло мерцает желтым светом.
Сад Мелиссы тоже посыпан гравием, но сорняков там не видно, а по обе стороны от входной двери стоят два ухоженных самшита, подстриженных в форме спиралей. Кусок кирпичной кладки под окном гостиной чуть светлее остальной стены там Нил оттирал граффити. В Южном Лондоне все еще находятся узколобые противники смешанных браков.
Шторы в нашей гостиной никто не потрудился задернуть, и я вижу, как Кэти красит ногти за обеденным столом. Раньше я настаивала, чтобы мы все вместе за ним ужинали. Мне нравилось наверстывать с детьми то время, которое они проводили в школе. Сразу после переезда это была единственная возможность почувствовать, что нам и без Мэтта хорошо. Только мы втроем, маленькой семьей садимся за стол в шесть вечера.
Сквозь оконное стекло, покрытое вездесущей грязью, которая непременно появляется, если живешь возле оживленной дороги, я замечаю, что ради маникюрного набора Кэти сдвинула в сторону журналы, стопку счетов и корзину для грязного белья. Последняя неведомым образом обосновалась на столе, словно тот для нее естественная среда обитания. Иногда я разгребаю бардак, чтобы вся семья могла собраться на воскресный ужин, но довольно скоро неспешный прилив из бумаг и забытых пакетов выталкивает нас к телевизору, перед которым мы и едим, поставив тарелки прямо на колени.
Джастин открывает дверь, а я вспоминаю те времена, когда дети были маленькими и мчались встречать меня, будто их мама пропадала несколько месяцев, а не восемь часов раскладывала товар в «Теско». Потом они подросли, и мне пришлось обратиться за помощью к соседям. К счастью, Мелисса согласилась присматривать за детьми после школы. Они, конечно, считали себя слишком взрослыми для подобного, но втайне им нравилось.
Привет-привет! окликаю я.
Из кухни появляется Саймон, протягивает мне бокал вина и целует в губы. Его рука скользит по моей талии и притягивает ближе. Я вручаю ему пакет из кафе Мелиссы.
Эй, снимите себе номер. Кэти выходит из гостиной, подняв вверх ладони и растопырив пальцы. Что у нас к чаю?
Саймон отпускает меня и уносит пакет на кухню.
Сосиски с жареной картошкой.
Она морщит нос, и я заранее прерываю поток стонов о лишних калориях:
В холодильнике есть латук, можешь нарезать себе салат.
Это тебя не спасет от толстых лодыжек, говорит Джастин и после безуспешной попытки увернуться от тычка сестры убегает вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Повзрослейте уже.
Кэти девятнадцать, у нее восьмой размер одежды и ни намека на детскую пухлость, которая была всего несколько лет назад. С лодыжками тоже все в порядке. Я тянусь ее обнять, но вспоминаю о накрашенных ногтях и просто целую в щеку.
Прости, дорогая, но я без сил. Случайный перекус тебе ведь не повредит, верно? Если в меру.
Как прошел день, милая? спрашивает Саймон.
Он идет за мной в гостиную, я падаю на диван, на мгновение закрываю глаза и расслабленно выдыхаю.
Нормально. Вот только Грэхем заставил меня разбирать документацию.
Это не твоя работа, замечает Кэти.
Как и мыть уборную, но угадай, что он вчера заставил меня сделать?
Фу. Этот тип просто козел.
Ты не должна с этим мириться. Саймон садится рядом со мной. Нужно пожаловаться.
Кому? Это его фирма.
Грэхем Хэллоу принадлежит к той породе людей, которые тешат свое самолюбие, принижая окружающих. Я это знаю и не обращаю внимания. По большей части.
Чтобы сменить тему разговора, беру «Лондон Газетт» с кофейного столика, на который ее бросила. Страницы все еще влажные, и часть текста расплылась, но я складываю газету пополам и показываю рекламу секса по телефону и эскорт-услуг.
Мам! Это-то тебе зачем? со смехом спрашивает Кэти.
Она заканчивает наносить на ногти слой геля, аккуратно закручивает крышечку и возвращается к столу, чтобы сунуть руки под ультрафиолетовую лампу для просушки.
Может, она решила сменить Саймона на модель поновее, произносит Джастин, входя в гостиную.
Сын сменил рабочие джинсы и черную футболку на серые спортивные штаны и толстовку. Обуваться не стал. В одной руке у него телефон, в другой тарелка с сосисками и картошкой.
Не смешно, отзывается Саймон и берет у меня газету. А если серьезно, зачем ты разглядываешь объявления «Разговоров для взрослых»?
Он хмурит брови, по его лицу пробегает тень. Я замечаю это и сверлю Джастина взглядом. Саймон старше меня на четырнадцать лет, хотя иногда я смотрю в зеркало и думаю, что уже догоняю его. Вокруг глаз залегли морщинки, которых у меня не было в тридцать, да и кожа на шее начала увядать. Я никогда не обращала внимания на нашу разницу в возрасте, но Саймон довольно часто о ней упоминает. И, знаю, беспокоится по этому поводу. Джастину тоже об этом известно, и он пользуется любой возможностью вставить шпильку. Даже не знаю, кого пытается вывести из себя Саймона или меня.