«Как было бы здорово вообще не носить эти ужасные платья, а ходить в школу в таких красивых варёнках и свитерах», думала Зоя. Зимой под платье требовалось надевать колготки и рейтузы, а потом переодеваться в школе. Да и само школьное платье не радовало коричневый цвет Зоя не любила, и платье неприятно натирало подмышками. «Эх, вот если бы меня увидели в том свитере. Да кто мне теперь поверит?» думала Зоя. И только тут она заметила, что Куликов смотрит на неё.
Жень, ты что? спросила Зоя.
Я? Я-то ничего, но ты точно в порядке? Куликов поднял брови так высоко, что у него наморщился лоб. Он был похож на симпатичного бобра.
Я? Ну да.
Ты сейчас по-моему по-французски что-то сказала.
Я? По-французски?
Да.
У Зои перехватило дыхание. Ей вдруг стало страшно. Может быть, та квартира во Франции, и Аник, и свитер это был не сон? Но ведь ничего этого не могло быть на самом деле. Ей просто всё приснилось, она потеряла сознание, а теперь вернулась в Москву, в свою настоящую жизнь, и ничего с ней на самом деле не случилось.
Да не, Жень, тебе показалось. По-моему мы просто перезанимались с Натальей Анатольевной.
Зоя засмеялась как можно непринужденнее.
Ну ладно. Слушай, может, пойдём домой? Я устал ужасно, да и мама ждёт. И может, тебе к врачу надо? Ты правда в порядке?
Не, к врачу не надо. Пойдем лучше домой.
Зоя посмотрела на часы, которые висели в вестибюле. Было уже 19:00. Она никогда так поздно не задерживалась в школе.
Пойдем тогда скорее.
Они с Женей выбежали из здания и услышали за собой шаркающие шаги уборщицы.
Зоя подходила к дому в начале восьмого идти от школы до дома было совсем недолго. Она раздумывала о том, как объяснить родителям своё опоздание. Врать не хотелось, но говорить им правду Зоя боялась. Ведь если она скажет родителям, что потеряла сознание и лежала на льду около часа, а потом не могла пошевелиться и у неё даже онемели пальцы рук, они перепугаются.
«Придется врать», решила Зоя.
Зоя осторожно открыла дверь квартиры. Мама сидела около телефона в коридоре и плакала.
Зоя! закричала мама, как только увидела дочь. Потом тут же: Она пришла! Петь, она пришла.
Зоя увидела отца, который ещё не успел переодеться после работы.
Ты что? Где ты болталась? спросил папа.
Я не болталась, промямлила Зоя. Она не успела подготовиться и не ожидала такого родительского напора.
На улице ночь! Ты где была? Уже восемь вечера.
Мам, ты что, у меня же сегодня французский, Зоя попробовала оправдаться, но её голос звучал нервно.
Какой ещё французский? У тебя в пять занятия заканчиваются. Ты где три часа была? Ты соображаешь, что делаешь?
Совсем мать не жалеешь! выступил отец.
Обычно он был на Зоиной стороне или придерживался нейтралитета. Зоя удивилась, что родители нападали на неё вдвоем.
Я задержалась. Мы с Куликовым остались заниматься, ответила Зоя. Она знала, что родителям нравился Женя, и они даже стали общаться с его мамой.
С Женей можно в дневное время заниматься, ответил папа, но уже не так сурово.
Иди быстро переодевайся. Я вижу, у тебя щёки обмороженные, сказала мама. Заработаешь себе менингит, так заниматься.
Зоя умчалась в комнату. Она посмотрела в зеркало и правда, щёки у неё горели. Зоя быстро стянула с себя одежду, бросила ненавистную форму на пол, и вдруг заметила маленькую блестящую бумажку, которая лежала рядом с платьем.
Зоя развернула бумажку и увидела фотографию двух девочек. Они улыбались. Одна, кудрявая блондинка, была в бирюзовом свитере, а вторая была она, Зоя, в розовом пушистом свитере. Девочка взяла фотографию двумя пальцами, словно та могла расплавиться от её прикосновения.
Зоя, иди ужинать, услышала она маму. Пока всё горячее.
Зоя в панике завертелась по комнате, думая, куда бы спрятать фото. Она положила фотографию под подушку, но потом передумала и засунула её под вязаную кружевную салфетку, лежавшую на зеркале.
Зоя! Ты что, оглохла?
Совсем от рук отбилась, вторил отец.
Тебе что, нужно специальное приглашение? это была уже мать.
Зоя вылетела из комнаты и бросилась на кухню.
Ну наконец-то. А ну быстро садись, приказала мама.
На столе стояла дымящаяся сковородка с жареной картошкой. Зоя это блюдо любила, но не каждый день. Но делать было нечего. На ужин Зоина мама готовила либо картошку, либо икру из баклажанов, либо и то и другое вместе. Других блюд она не признавала. Икра у мамы получалась тёмно-коричневая, горькая, с липкой неприятной кожурой. Зоя, обычно непривередливая в еде, баклажаны терпеть не могла. Киевские родственники называли баклажаны «синенькими», и Зою возмущало это нежное название ненавистных ей овощей. В мамином исполнении они получались скорее чёрненькими. Милое киевское название наводило Зою на мысль, что баклажаны можно было приготовить как-то иначе, вкуснее и приятнее, но подозревать маму в неумении готовить Зоя не решалась. Картошку же Зоя ела, хоть и страдала от однообразия. Хуже картошки были папины макароны по-флотски, в которые папа так обильно добавлял лук, что Зоя ассоциировала выражение «по-флотски» с варёным луком. Зоя села за стол, стараясь избежать лишних вопросов. И вдруг она вспомнила ароматную булочку и какао, которое пила в Париже. Зоя повела носом.
Что-то мне показалось, будто какао пахнет, сказала она и тут же прикусила язык. «Теперь мама подумает, что у меня что-то с головой не так, подумала Зоя. Надо будет поскорее из-за стола выйти».
Но мама улыбнулась:
Нет, не показалось, ответила она. В руках у нее была маленькая зелёная пачка с надписью «Золотой ярлык». Вот. Сегодня достала.
Ой! Как здорово! вскрикнула Зоя.
Пока мама варила какао, Зоя доедала картошку, уже не думая об однообразии ужина. Мама поставила перед ней чашку с какао. Зоя потянулась, принюхалась и попробовала напиток. Она обожала какао. Этот домашний напиток был почти как французский, но широкая пиала, из которой она пила какао в Париже, придавала ему какую-то дополнительную экзотичность. Будто пить какао из нормальной чашки было слишком обыденно нужно обязательно, чтобы у нее было широкое горлышко. И Зоя поняла, что нужно было сделать. Она бросилась к серванту, где стояли пиалы. Папа привез их из Ташкента в молодости. Это был его подарок маме на пятилетие их свадьбы. Пиалы были белыми, с синими листиками по краям. Ими никогда не пользовались, но они стояли на видном месте в серванте. Зоя аккуратно достала одну из них и перелила туда какао из чашки. И попробовала. Вкус действительно изменился. Наступило ощущение праздника она словно снова попала на солнечную кухню на бульваре Бомарше в Париже. Если бы не какао, Париж так и казался бы ей сном. Но Зоя отчетливо помнила ощущения и запах парижского какао и булочки.
Ты что, Зоечка, спать хочешь? Уже глаза закрываешь за столом? И что это ты пиалу вытащила? Тебе горячо?
Мама вошла в кухню как раз, когда Зоя представляла себя сидящей на кухне в Париже.
Да, что-то я устала. А пиалу я просто так взяла. Захотелось попробовать из неё пить, соврала Зоя, но потом поняла, что действительно очень устала. Пойду-ка я спать. Спокойной ночи, мамуля.
Зоя быстро ретировалась в свою комнату, пока мама не начала разговор про Узбекистан, где она проходила практику в институте, и про то, как там постоянно пьют зелёный чай из пиал.
А следующий день был выходной, 8 марта, и Зоя еле дождалась, пока Международный женский день закончится, чтобы снова пойти в школу и увидеться там с Женей Куликовым.
В четверг утром, проснувшись, Зоя первым делом полезла проверять фотографию. Она так и лежала на месте, под кружевной салфеткой. Зоя ещё раз удостоверилась всё те же две девочки, Аник и Зоя, смотрели на неё с фотографии. Зоя выглядела точно как девочка на фото, только одежда была другая. Но всё остальное причёска, брови, выражение глаз, даже улыбка было одинаковое. Зоя попробовала улыбнуться в зеркало, как на фото, но не успела, услышав голос мамы: