Тюка разозлилась еще больше.
Опять, Полина, лезешь со своей готовкой! Поели жареных пирожков и хватит! Нечего наглеть!
Котлеты мы, разумеется, отдали детям, а сами со Львом Арнольдовичем пожевали хлеб и лук.
Немного опоздав на обед, явилась в дом правозащитников мать политического узника Ириса Тосмахина.
Выходи-ка, Тюка, брехливая ты засранка! завизжала с порога грузная дама.
Хотите чаю, Арина Леопольдовна? миролюбиво предложил гостье Лев Арнольдович.
Он успел выудить у супруги пятьсот рублей и купил в супермаркете молока и сахара. Дети от радости тискали Мяо Цзэдуна и плясали, изображая диких островитян.
Марфа втайне хочет поженить моего сына и его пассию! А я против! Его посадили на десять лет. Он герой! Он мой! Тюка мне врет, а сама подстраивает его свадьбу в тюрьме!
Вашему сыну сорок лет! заметил Лев Арнольдович.
И что?! Я против невесты! Я против свадьбы! Сейчас я Марфе Кондратьевне волосы-то повыдергиваю! Сейчас в морду ей дам! Дама демонстративно закатывала рукава зимней куртки.
Марфу Кондратьевну бить мы вам не позволим! сказала я.
Ты еще кто такая? Почему ее защищаешь? удивилась Арина Леопольдовна.
Дети! скомандовала я. Эта седовласая тетушка хочет поколотить вашу маму, сплотите ряды!
Дети посмотрели на меня изумленно.
Люди ее часто мутузят, Полина! хихикнул Христофор. Иногда за дело!
Но мы не позволим ее бить! настаивала я.
Ты слишком добрая, Полина! Христофор покачал головой.
Она ваша мать!
Ну ладно Христофор встал рядом со мной. Пират и абрек друзья навек!
Маму бить не дадим! К нам присоединились Ульяна и Любомир.
Глафира предпочла спрятаться за книгой.
Или чай, или уходите! сказал боевой даме Лев Арнольдович.
Оценив обстановку, Арина Леопольдовна сменила гнев на милость. И только тогда ей показалась Тюка.
Арина Леопольдовна, я ничего плохого не хотела.
Это любовь! с елейной улыбкой сказала она.
Они отправились на кухню с бутылкой вина, а я стала собирать детей на прогулку. Когда через пару часов довольные, набегавшиеся, мы вернулись, гостья уже ушла.
Лев Арнольдович сходил в аптеку и купил лекарства для поддержки сердца.
Ты, Поля, нам живая нужна, сказал он. Помрешь, и на кого дети останутся?
Пока я размышляла над его словами, Марфа Кондратьевна прошла мимо со свежим транспарантом: «Ходорковский свой парень! Свободу герою!» На транспарант был приклеен распечатанный на принтере портрет Михаила Ходорковского, вокруг головы которого красовались нарисованные желтым фломастером сердечки.
В коридоре Марфу Кондратьевну обругала недремлющая соседка, поймав с поличным проштрафившихся кошек. Тюка в ответ заорала:
Вы не терпите оппозицию! и ретировалась с гордо поднятой головой.
Мне пришлось убирать за животными, попутно извиняясь.
Развели бардак! Куда катится Москва? надрывалась пожилая женщина. Твои хозяева алкаши или безумные? Что за люди такие бестолковые?!
Лев Арнольдович, сидя в прихожей, слушал ее и посмеивался в бороду.
Надо на вас заявление написать куда следует! подытожила соседка.
Верно. Как во времена Сталина! сказала я.
Соседка неожиданно смутилась и шмыгнула в свою дверь.
С митинга Марфа Кондратьевна вернулась невероятно взволнованной: прохожие ее хвалили за транспарант, и многие желали с ней сфотографироваться.
Я скоро стану знаменитой! сообщила она. А затем велела мне одевать детей: В церковь пойдем на всю ночь, будем Господу молиться!
Дома осталась только Аксинья. Лев Арнольдович отправился к друзьям, воспользовавшись отсутствием супруги. Я пила чай и радовалась, что, кроме громкого «м-м-м», нет никаких других звуков. Обнаружив, что впопыхах хозяйка дома запамятовала запереть кабинет, я вошла в интернет и оставила на сайте по трудоустройству объявление о поиске работы.
Чуть позже выяснилось, что Марфа Кондратьевна и дети были вовсе не в церкви, а на кладбище.
Мы втыкали свечи в землю и ползали по снегу среди могил, признался во время завтрака Любомир.
Любопытное православие прокомментировала я, накладывая в тарелки овсяную кашу.
Тюка делала детям знаки молчать, но им не терпелось поделиться впечатлениями со мной и с отцом.
Святой старец и мама нам приказали ползти на коленях и читать «Отче наш»! Было страшно! пожаловалась Ульяна. Я боялась, что из могил привидения вылезут.
А где Глафира? недосчитавшись одного из детей, спросил Лев Арнольдович.
Уехала в приют Божий, кротко ответила Тюка.
Мама имеет в виду православный интернат. Теперь Глафира только летом вернется, пояснил Христофор.
После завтрака прочитать конспекты мне не удалось: пришлось выбивать ковры, забитые хлебными крошками и кошачьей шерстью, и пылесосить в прихожей.
Марфа Кондратьевна тихонько перебирала вещи в платяном шкафу, а затем вдруг сказала:
Как же я тебе завидую, Полина!
Чему именно? удивилась я.
У тебя вся жизнь впереди!
А у вас, Марфа Кондратьевна, дети и муж! Есть свое жилье и еще квартиры, которые вы сдаете. Вы не нуждаетесь и не инвалид, слава богу. Я же после войны раненая, безо всякой помощи! Даже своей комнаты у меня нет, возразила я.
У тебя есть молодость! взвизгнула Тюка. Молодость дороже всего на свете! Я старуха! А тебе только двадцать один год!
Чувствую я себя на все сто, грустно ответила я. Это было чистой правдой. Мир обычных людей казался мне примитивным и абсолютно пустым.
Но Марфа Кондратьевна оставалась на своей волне:
У тебя есть возможность влюбляться! Выбирать мужчин и ходить на свидания!
Да что вы говорите, Марфа Кондратьевна! А когда мне это делать, не подскажете? Я работаю на вас с семи утра до двух часов ночи! напомнила я.
Молодость! Любовь! Отношения! в запале тарахтела Тюка, сбросив с себя маску блаженной. Время самая дорогая валюта! Если бы мне сейчас был двадцать один год! Я бы летала как на крыльях! Я бы променяла на молодость всё, что имею
Дни овивали мои запястья подобно лианам, превращались в браслеты-оковы, но в душе я ждала чуда и верила удивительным снам. Невозможно было осознать, что жизнь после войны должна закончиться так никчемно в трудовом рабстве, и я мысленно стремилась создавать, творить, и желание это переполняло меня настолько, что затмевало все невзгоды.
Из дома правозащитников удалось вырваться во вторник. Взяв у метро бесплатную карту Москвы, я отправилась на Патриаршие пруды. Сориентировавшись, я пристроилась к группе туристов, чтобы послушать лекцию о Михаиле Булгакове. В глаза светило февральское солнышко, а знакомые с детства сюжеты гид пересказывал зычным, хорошо поставленным голосом, и я заслушалась, хотя помнила мельчайшие подробности из жизни автора романа «Мастер и Маргарита».
Побродив вокруг замерзшего пруда, где организовали каток, я искренне радовалась, что оказалась здесь, в месте, о котором когда-то столько читала! На Патриарших было многолюдно. Дети и взрослые катались на коньках. Когда-то именно сюда приводил дочек Лев Толстой. Михаил Булгаков и вовсе превратил Патриаршие пруды в знаковое место.
Группа сатанистов с бутылками крепкого алкоголя собралась у памятника Крылову. Памятник баснописцу возвели в 1976 году. Бронзовый Крылов застыл недалеко от своих персонажей: невежды мартышки с угрюмой физиономией, лающей на слона бестолковой моськи и простодушной вороны с кусочком сыра в клюве.
Люди в черном грязно ругались, пили из горлышка, курили сигареты и что-то оживленно обсуждали, постоянно поминая сатану. Проходящая мимо старушка остановилась и сообщила мне, что сегодня тринадцатое число.
Их день! Вот сатанисты и пришли, сказала она.
Как удачно я попала, ответила я старушке. Первый раз такое вижу! Всё было мне ново и интересно.