Не стоит за нее волноваться! Лев Арнольдович вытащил из-под стиральной машинки черную рваную тряпку, задумчиво развернул ее, и оказалось, что это пропавшая неделю назад его любимая майка. Повеселев, он добавил: Нашу Марфу Кондратьевну всегда отпускают. У нее справка есть!
Мама тоже лежала в сумасшедшем доме? заинтересовалась Глафира.
Лев Арнольдович прыснул:
Тюка многодетная мать. Ей ничего сделать не могут! Через пару часов Лев Арнольдович и Христофор притащили пакеты с продуктами и мощный бинокль. Откуда взялся новехонький бинокль, Христофор предпочел умолчать.
Я приготовила завтрак-обед. Аксинья, проглотив порцию горячего картофеля с рыбой и салатом, ликующе завыла и умчалась в коридор. Ульяна и Любомир бойко стучали ложками просили добавки.
Христофор как бы невзначай спросил:
Могу я исповедоваться?
Да, ответила я.
Вместо батюшки я выбираю тебя, Полина! Он показал на меня пальцем.
Это еще зачем понадобилось?! забеспокоился Лев Арнольдович, настраивая дребезжащий магнитофон у кадки с засохшей корягой.
Есть у меня тяга вытаскивать из чужих карманов деньги! Я и из сумок ворую! Ничем не брезгую! доверительно сообщил Христофор. Скоро святой праздник Крещение, вот я и решил сознаться в грехах.
И тебя с праздничком, Христофор! весело отозвалась я.
Полине в нашем доме бояться нечего! Денег-то у нее нет! вставила Глафира с набитым ртом.
А вот у тебя, сестрица, в рюкзаке денежки были! задиристо сказал Христофор.
Ульяна и Любомир засмеялись.
Ах ты паразит! От возмущения Глафира выронила вилку.
Не догонишь! брат показал ей язык.
Сцепившись клубком, они выкатились из кухни в прихожую. Затем в страхе заскочили обратно.
Аксинья дерется! Хлопнула нас в коридоре веником по спине! пожаловались они.
Ай, молодца! выдал Лев Арнольдович и включил на полную громкость песни Владимира Высоцкого.
Подбирая детские игрушки с паркета, я думала о маме: от холода у нее начали опухать руки и ноги. Односельчанка Дина разрешила ей греться у себя. Когда я жила в селе Бутылино, я знала Дину. Осенью у пожилой женщины пропала собачка, и я ходила ее искать. Я несколько раз спрашивала, нашлась ли любимица, но Дина отвечала, что нет. Оказалось, все это было ложью. Дина не смогла мне признаться, что случилось на самом деле, а с мамой разоткровенничалась. Сожитель Дины как-то выпил лишнего и начал качать права.
Хочешь, я тебя проучу? спросила его Дина.
Ты не посмеешь!
Смотри сюда! Она схватила свою маленькую собачку, которая доверчиво жалась у ее ног, и распорола ей брюхо ножом.
Дина гордилась своим поступком, тем, что смогла припугнуть мужика, пусть и за счет питомца.
Не ходи к ней! Человек, способный на такой жуткий поступок, продал душу дьяволу! сказала я маме по телефону.
У нас морозы. Без отопления я могу умереть, а она ничего плохого мне не сделает, ответила мама.
Таким был ее нелегкий выбор.
К полуночи с митинга вернулась Марфа Кондратьевна. Она была злая как ведьма. Милиция отобрала у нее плакат «Вся власть народу!» и пригрозила оштрафовать за вольнодумство.
Мне нужно поехать в Ставрополь: зимняя сессия в университете, сказала я.
Никуда не поедешь! недовольно фыркнула Марфа Кондратьевна. Мне в Чечню нужно смотаться, а потом в Женеву. Ты с детьми будешь сидеть!
Я не учусь за взятки, напомнила я. Мне нужно готовиться к экзаменам.
Никуда не поедешь! тихо, но грозно повторила Тюка. И денег у тебя на дорогу нет. И я тебя не отпускаю.
Сердито засопев, она всё же разрешила мне распечатать на принтере несколько страниц конспекта по психологии.
Читать будешь вместо сна! распорядилась Марфа Кондратьевна. Днем полно работы!
От переутомления у меня начались обмороки. Кошки отравились протухшей рыбой, которую им дали хозяева вместо нормального корма, и их тошнило. Дети с раннего утра до поздней ночи повсюду носились за мной, и я разрешила им обращение на «ты» и «сестра», потому что они всё время путались и называли меня то «тетушка Полина», то «родненькая сестрица», то «наша любимая мама».
Мои перемещения в пространстве походили на действия электровеника: Аксинью расчеши, младших накорми, всех одень, погуляй, Глафиру в ванну затолкни, дом убери, посуду вымой и еду приготовь.
Христофор вызывал отдельное беспокойство.
Полина, ты была на войне? как бы невзначай спросил он, мастеря кораблик.
Мы договорились, что пустим корабль по весеннему ручью.
Была!
Значит, знаешь, как это пытать людей?
Нет, не знаю.
Мне очень хочется кого-нибудь попытать! Научи меня, пожалуйста! взмолился мальчик.
Христофор, ты знаешь, что причинять боль другим людям нельзя? спросила я.
Конечно, знаю, я же православный.
Я не умею пытать людей. И тебе не советую.
Но это же замечательно! Им больно, а тебе приятно.
Мне неприятно. И тебе приятно не будет!
Не прошло и получаса, как Христофор, наевшись фасолевого супа, вприпрыжку заскочил в гостиную, где сидели, переругиваясь у икон, Марфа Кондратьевна и Лев Арнольдович, и чиркнул спичкой. Родители залюбовались, как сыночек зажигает бенгальский огонь, а Христофор, схватив ничего не подозревающего Любомира, прижал к нему горячий металлический стержень. Любомир закричал от боли, а Христофор заливисто захохотал. Выскочив из кухни, я с трудом оттащила его от младшего брата.
Марфа Кондратьевна только и знала что причитать:
Ах! Ах! Господи, помилуй!
Лев Арнольдович, насупившись, молчал.
Правая кисть у Любомира мгновенно опухла и сделалась багрово-красной. Я приложила заживляющую мазь, которую привезла с собой.
Ни Лев Арнольдович, ни Марфа Кондратьевна никаким образом не отругали Христофора за этот проступок. Христофор в возбужденном состоянии носился по квартире, переворачивал столы и стулья и довольно хохотал. Аксинья истошно выла, вскинув голову. От голосовых вибраций больной на кухне перегорели лампочки, а из шкафа вывалилось и разбилось вдребезги стекло.
Чувствуете? У нее своя вселенная! Лев Арнольдович метнулся в комнату с раскладушкой, вытащил из ящика секретера пачку мелких желтых таблеток. Выпил сам и сунул детям по несколько штук.
Открыв Коран, спрятанный в дорожной сумке, я спросила у Всевышнего, что мне делать с Христофором. И вышло: «Встретились слепой и зрячий, мрак и свет»
Христофор, нам нужно поговорить. Я посадила его напротив себя и подвинула ему чашку с чаем.
Христофор недоверчиво на меня покосился:
Ругать будешь?
Расскажу кое-что.
Истории о пророке Магомеде впечатлили мальчишку. Особенно ему понравился рассказ мусульманских богословов о старом слепом еврее, который просил милостыню у рынка и каждый день неустанно ругал пророка. Иногда люди делились с ним едой. Нищий довольно быстро привык к доброте одного мужчины, который ежедневно навещал его. Насытившись, он частенько жаловался ему на пророка Магомеда и новую религию, не стесняясь в выражениях. Учтивый благодетель не спорил, просто приносил ему пищу. Но в какой-то момент он исчез.
Нищий ждал его днями напролет, но мужчина больше не появился. Спустя какое-то время к нему приблизился человек и представился прежним другом, но нищий сразу раскусил обман. «Нет! вскричал он. От него разливался приятный запах, его еда была размягченной, чтобы я, беззубый, смог ее прожевать. Ты это не он!» Мужчина признался, что является сподвижником прежнего благодетеля и пришел выполнить его доброе дело, но не хотел тревожить слепого старика грустным рассказом о смерти. «Кто же он был?» спросил нищий. И, узнав, что много лет пророк лично приходил кормить его, а затем терпеливо выслушивал ругань в свой адрес, расплакался.
Христофор, наслушавшись нравоучительных бесед, на следующий день вызвался помогать мне на прогулке с младшими детьми. И пока на ближайших подъездах я расклеивала объявления о поиске работы, он подошел к бомжу, дремлющему на остановке, и, порывшись в карманах, высыпал ему в руки мелочь. При этом мальчишка несколько раз оглянулся, дабы убедиться, что за ним никто не наблюдает.