Поскольку всю неделю Тюка от меня успешно скрывалась, я решила ее подкараулить. Ночью она на цыпочках кралась из кабинета в спальню, а я выскочила навстречу из туалета.
Что надо?! заикаясь от неожиданности, спросила Марфа Кондратьевна.
Деньги! жестко сказала я.
Правозащитница бросилась обратно в кабинет, и ей почти удалось захлопнуть дверь, но я успела подставить ногу мамины уроки не прошли даром.
Когда отдадите деньги за проезд?! спросила я. Марфа Кондратьевна сунула руку под черную водолазку, вытащила из бюстгальтера пятьсот рублей, швырнула их мне и захлопнула дверь.
Это всё! истерически прокричала она.
Наутро Лев Арнольдович оставил Аксинью на Марфу Кондратьевну, которая от его поступка рвала и метала, а потом заявила, что это вражеский сговор лишь бы не пускать ее на воскресный митинг. Мы, невзирая на гремящие вслед проклятия, дружно собрались и отправились к мистику Потапу в Чехов.
Сидя в электричке, под детский смех я перебирала сны, словно четки: коралловые острова в океане, где зеленые пышные пальмы и кристально-белый песок; пиратская шхуна с парусами, сотканными из грешных человеческих душ, ведомая межгалактическим капитаном. Моя одежда во сне была грубой, в отличие от расшитого жемчугом камзола мистического флибустьера, а мои светлые волосы, заплетенные в косы, перехлестывали белые ленты. Я и межгалактический капитан, стоя на корме парусника, различали под толщей океанской воды светящиеся спиральные галактики.
Ты видишь будущее и прошлое одновременно, поэтому происходит путаница, задумчиво сказал межгалактический капитан.
Тюка во сне превратилась в равношипного краба и бестолково клацала клешнями, а Лев Арнольдович с Аксиньей собирали в мешок провизию.
Мы поплывем в маленькой деревянной лодке за горизонт, а потом начнется шторм, лодка перевернется, и мы наконец утонем! возбужденно бормотал Лев Арнольдович. Это наилучшее завершение нашей бестолковой жизни!
В какой-то момент я засмотрелась на сияние бездны, и оттуда, из глубины, появились мертвые, чьи глаза ничего не видят: в них не было зрачков. Мертвые перемещались наугад. Чтобы удержаться вне времени, они поклонялись дьяволу.
Мы всюду, и нет нас нигде, говорили мертвецы.
Блуждающие вне времени погибают, если на них попадет святая вода, какой запасаются православные на праздник Крещения, усмехнулся межгалактический капитан и протянул мне стеклянный пузырек.
Я открыла его и обрызгала их.
Святая вода обжигала несчастных, словно серная кислота, и они превращались в пар, теряя человеческий облик. Ради существования мертвецы согласились платить столь высокую цену служить темному лорду.
Мы заключили договор: их предводители собрались вместе, и каждый поднял над головой бамбуковую трость.
Никогда и ни при каких условиях вы, будучи невидимыми и бестелесными, не проникнете в то пространство, где буду я, и не помешаете моему делу, и не станете мне преградой, сказала я.
Мертвецы произнесли клятву на латыни. Смысл ее был таков, что они берут в свидетели того, кому служат, и выполнят все, чего я потребовала.
Это было необычайно торжественно.
Идите с миром, покровительственно сказал им межгалактический капитан.
Ох, Полина, похоже, менты здесь. Дернул меня за рукав дубленки Христофор и таким образом отвлек от разбора сновидений.
В электричку мы сели по поддельным социальным билетам и немного волновались, что на какой-нибудь станции в вагон зайдут контролеры и нас оштрафуют. У Льва Арнольдовича оказалось полным-полно таких билетов.
Государство нас нагибает, а мы не гнемся! аргументировал их наличие пожилой миротворец.
К деду Потапу! В Чехов! задорно выкрикивал Любомир.
Во время пятиминутной стоянки милиционеры благополучно прошли мимо, а Лев Арнольдович выскочил на перрон и купил в ларьке слойки с клубничным джемом. Я начинала чувствовать себя дочкой Льва Арнольдовича. У меня не было отца, и никто никогда не покупал мне слойки. Всё детство мама одаривала меня тумаками и твердила, что мой отец умер.
Можно я буду называть вас папа? спросила я Льва Арнольдовича.
На самом деле вопрос был серьезный, и мне понадобилось немалое усилие, чтобы он прозвучал просто и забавно.
Можно, Поля, спокойно разрешил он.
Да! Полина нам сестра! восторженно загалдели дети и запрыгали по вагону.
Пока мы ели слойки, Лев Арнольдович, тряся отросшей бородой, рассказывал истории из молодости.
Мы с Потапом знакомы полвека! Когда-то вместе батрачили, строили в сибирских деревнях коровники, на это и жили.
Папа! Расскажи, как дед Потап сковырнулся в сугроб! стали просить Ульяна и Любомир.
Потап всегда считался славным парнем. Совсем не волшебником, начал издалека Лев Арнольдович. Он приходил домой после тяжелой работы, порол сына ремнем за неуспеваемость в школе, ставил синяки под глаз жене и, выпив бутылку водки, затягивал «Ой, да не вечер, да не вечер».
Ха-ха-ха! смеялись дети.
Под утро Потапа обычно увозил милицейский «бобик», который вызывали соседи. «Настоящий русский мужик!» отзывались о нем товарищи. Однажды ударил лютый мороз, и Потап поскользнулся на крыше пятиэтажного здания он помогал дворнику сбивать сосульки. Сделав в воздухе кувырок, Потап с размаху влетел в сугроб
О-о-о! восхищенно сказал Христофор, наматывая на палец соплю. Вот это я понимаю полет!
Выпивши, Потап неоднократно падал с балкона, но такой полет, сынок, ты прав, был особенным! В жизни Потапа появились люди в белых халатах, заплаканная несбывшаяся вдова, грустный сынок и, самое главное, прозрение! сделал акцент на последнее слово Лев Арнольдович.
Прозрение?! удивилась я.
Магия! завопил Христофор и проворно съел соплю.
Махнув на старшего сына рукой, Лев Арнольдович продолжил:
Потап заявил: «Я пророк!» В начале девяностых годов прошлого века к подобному заявлению отнеслись настороженно, но в психбольницу не сдали дивиденды перестройки. Соседи и приятели перестали узнавать Потапа он больше не пил. Почуяв недобрый знак, они разбрелись к самогонным аппаратам со жгучей обидой в душе. Жена ушла к маме. А новоявленный пророк часами сидел в коммунальной квартире и медитировал то на таракана, отдавшего жизнь тапочке, то на круг от стакана и тому подобные вселенские знаки. Затем он понял, что пришла пора донести миру благую весть! здесь Лев Арнольдович театрально выдержал паузу. Потап вынул из носка двести рублей и отправился в путь-дорогу!
Куда же он отправился? поинтересовалась я. На двести рублей далеко не уедешь!
Из Сибири в Москву Потап добирался на электричках, бойко унося ноги от навязчивых контролеров. Питался, чем добрые люди угостят. Мылся снегом. Через месяц, попетляв по Руси-матушке, Потап прибыл в столицу. На вокзале его ограбили, наглядно продемонстрировав, как в современном мире встречают пророков: отняли дерматиновую куртку, шапку из собачьей шерсти, ну и, разумеется, те самые двести рублей. После этого Потап поселился в трубе под мостом. Тамошние бомжи охотно верили его байкам о спасении души и делились с ним объедками. Потап прожил в Москве около года, собирая милостыню и поучая народ мудрости, а потом решил идти дальше и отправился в Индию.
Индия страна чудес! радостно пропел Христофор, облизывая палец.
Благословенная Индия встретила Потапа большим наводнением. Сидя сутки на дереве рядом со старым индийцем и слушая его ломаный английский, он обрел бесценные знания, затем познакомился с общиной йогов, живущих на улице, продолжил рассказ Лев Арнольдович. Потап и его новые друзья соорудили дом из картонок. Как-то, заснув, Потап проснулся без штанов. Их сняли бродяги. Но даже в этом он увидел откровение: без потерь не постичь истину.