Станислава Бер
Беспамятники. Дело Ирода
Плохой карандаш лучше плохой памяти.
Савва Куницын так далеко забрёл от дома, что казалось, здесь никто не бывал лет двести. Или триста. В общем, разницы нет. Здесь давно никто не бывал. Прямо перед молодым охотником лежали старинные развалины, заросшие зеленью. Савва запрыгнул на кучу, поковырялся мыском сапога в старом хламе, присел на корточки и выудил странный предмет он легко ложился в ладонь, и что-то подсказывало юноше, что этим люди раньше разили друг друга наповал.
Вспомнил! Это называется пис-то-лет, ага, зачем-то по слогам произнёс Савва, как будто сокол Гром его понимал только таким образом.
Однажды он видел картинку, которая называлась по-старинному фотографией, где человек целился в другого человека из пистолета. Те времена давно прошли, а машинка только поглядите на неё! целёхонька. Савва заглянул в полую трубку, там всё было покрыто ржавчиной.
Пуф! воскликнул Савва, прицеливаясь в невидимого варвара.
В этот момент он почувствовал себя героем древней войны, но врага по привычке выбрал самого что ни на есть современного.
Эх, вот бы попасть в столицу Новороссии Коломну! Желательно на службу к князю, ага, мечтал он по дороге. Там столько всего интересного. Путешествия раз, схватки с варварами два, слава, почёт и безбедная старость три. Ну и кулон силы первой степени. Как же без него!
Савва выбросил пистолет обратно в кучу и побрёл домой. Гром полетел вслед за ним.
Только кто же меня отпустит? Тётка точно будет против моего героического будущего, ага. Костьми ляжет, а не отпустит. Я её знаю.
4 мая 119 года от Рождества Христова по новому стилю
Савва Куницын поправил тесёмку, перехватывающую волосы ничто не должно мешать! и замер на секунду, залюбовался природой. Как же всё-таки красиво в Новороссии! Лес недавно проснулся от зимней спячки. Снег растаял, и зелень пышным цветом окрасила деревья и кусты. Голые и одинокие ещё недавно зимой, теперь они благоухали и таили в себе живность. Вот за живностью он спозаранок и отправился в лес.
Какое всё-таки чудное слово "охота", мечтательно сказал Савва. Правда, Гром?
Гром возбуждённо переминался на кожаной перчатке юноши. Сокола по кличке Гром Савва нашёл в разорённом гнезде. Птенец требовал еды, да побольше. Савва носил ему кусочки мяса, пока малыш не окреп и не вырос. Теперь Гром прилетал к другу лучшему! и они вместе охотились.
А ведь Савва Куницын не просто так прохлаждался, пока другие работали. Он заслужил этот отдых! Накануне ему исполнилось восемнадцать лет. Юноша опустил голову и вытащил на свет Божий серебряный кулон силы третьей степени. Наместник поселения Озёры произвёл его в старшие помощники и вместе с кулоном подарил выходной. Обычно выходным награждали за подвиги или заслуги, или, как в его случае, за повышение по службе.
Наместник, конечно, об этом уже пожалел, но ты же понимаешь, Гром, что мне нужен хороший отдых. Я здорово поработал в этом году, ага.
Савва вздохнул. Всего приходится добиваться, зубами выгрызать. Гром взлетел, учуяв добычу.
Ух, цпок, ух цпок
Молодой охотник вскинул лук ловким, натренированным движением и, не задумываясь, пустил стрелу на звук. С лёгким треском, продираясь сквозь ветви, на землю свалилась птица. Его законная добыча!
День начался великолепно, сказал Савва, криво улыбаясь и поглаживая узкую, едва наметившуюся бородку.
Он подошёл, поднял за хвост глухаря, повертел его в руках, пытаясь найти изъян, и удовлетворённо сунул в охотничью сумку. Через час идти стало тяжело сумка наполнилась дичью до отказа.
Пора возвращаться домой! скомандовал он сам себе и любимому соколу.
Новоиспечённый старший помощник наместника вытащил из охотничьей сумки тетерева, взял за горло и развернул голову к своему лицу.
Ну, ничего Вот исполнится мне двадцать лет, тогда посмотрим, тогда я обязательно уеду в Коломну, ага. Держи, Гром!
Савва свернул тетереву голову и кинул её соколу.
* * *
В поселение Озёры новорусич Савва Куницын вошёл, высоко подняв подбородок и выставив охотничью сумку напоказ. Пусть завидуют лентяи и неудачники!
Хорошая добыча! окликнул его знакомый сторожевой, открыв скрипучие ворота.
Поселение окружал бетонный забор с четырьмя сторожевыми вышками. Варвары давно не появлялись в этих краях, но бережёного, как гласит новоросская поговорка, сам Бог бережёт.
А у меня, христианин, не бывает иначе, ответил сторожевому Савва и криво усмехнулся.
Рабочий день закончился. Крестьяне и ремесленники вернулись к семьям. В домиках, сложенных из старого кирпича или старых бетонных панелей, одёргивали занавески, и кумушки любопытно поглядывали на молодого охотника. Девицы улыбались, им Савва подмигивал. Деды, сидящие на ржавых скамейках, одобрительно кивали.
Кого, стало быть, подстрелил-то?
Глухарей да тетеревов, ага, отвечал им охотник.
Молодец, парень. Вот тётка твоя обрадуется.
На центральной площади к нему подошёл местный лоботряс.
Эй, Савва, давно тебя не было видно! воскликнул парень, косясь на полную охотничью сумку.
Лоботряс явно рассчитывал покутить на халяву.
Вчера виделись. Забыл? спросил его Савва.
Он покачал головой и пошёл дальше. Откуда этот бездельник мог помнить? Блокнотом он почти не пользовался, а на память свою рассчитывать не мог. Беспамятник чёртов.
Будьте здоровы, христианин, сказал Савва, войдя в лавку, единственную в поселении Озёры.
Охотник приложил руку к груди и на секунду склонил голову. В носу запершило. Просторное помещение в три окна, заваленное пыльным товаром, плохо проветривалось. Чего тут только не висело, не стояло и не лежало свечи, горшки, ножи, корзины и прочая утварь. Даже антиквариат пылился в углу телевизор.
Электричества давно не вырабатывали, а вот такие древние приборчики до сих пор вытаскивали следопыты из-под груды обломков прошлого. Находились охотники за стариной и покупали ненужные вещи для домашнего обихода, ценители древности. Однако в поселении Озёры народ жил простой, неприхотливый, вот антиквариат и простаивал в углу, только место в лавке занимал.
И тебе не хворать, буркнул толстый лавочник, даже не взглянув на парня.
Савва, привыкший к такому приёму, гордо прошёл к прилавку и положил на неё охотничью сумку.
Хорошая добыча, христианин, оживился лавочник, блеснув огоньком наживы в бегающих глазках.
У меня всегда так, не преминул похвастаться Савва. По-другому не бывает.
Сколько хочешь за всё? спросил лавочник, вытирая о жилет вспотевшие ладони.
За всё, кроме этих двух птичек, дюжину рублей и пачку стрел в придачу, ответил охотник.
Десять рублей. И стрелы отдельно, неуверенно предложил торгаш.
Добыча и вправду была хороша.
Дю-жи-ну руб-лей и пачку стрел, ага, отчеканил каждый слог Савва.
Его не проведёшь.
По рукам, быстро сдался лавочник, зная, что всё равно продаст дичь с хорошим наваром.
Савва! звонкий голос оживил лавку.
В открытой двери, ведущей внутрь дома, показалась стройная девушка с распущенными пшеничными волосами, перехваченными зелёной лентой.
Дора! улыбнулся ей Савва. Будь здорова!
А я услышала тебя из светлицы, сказала Дора и сощурила глаза в окружении пушистых ресниц.
"Как лисичка", подумал Савва.
Ну и сидела бы себе за вышивкой. Чё было выходить? пробурчал лавочник.
Он открыл коробку с деньгами, отсчитал дюжину монет и положил на прилавок.
Где ты был? Я искала тебя весь день. Потом догадалась посмотреть в блокнот, прочитала, что тебе подарили выходной, и что ты на охоте, затараторила Дора.
Искала она. Лучше бы делами занялась. Пол в лавке помыла. Пылища, аж глаз щиплет, опять заворчал лавочник.