Что-то не так? поинтересовался Энко, заметив мою нерешительность.
Я снова огляделась. Повсюду на полках, на полу стопками валялись книги на самых разных языках. Стены украшали плакаты с фотографиями известных классических писателей и рекламные афиши театральных постановок. За дверью стояли две гитары, рядом лежал микрофон со скрученным кабелем. Телевизора не было как, впрочем, и в квартире у Маэля. На столе царил такой же художественный беспорядок, как и во всей комнате: вся его поверхность была завалена папками, тетрадками, учебниками и прочим хламом. Ни единого свободного места! Я разобрала названия парочки учебников по литературоведению, но они ни о чем мне не сказали. Я перевела взгляд на Энко. Кто бы мог подумать, что он такой умный и начитанный?
Энко все еще смотрел на меня, и в его взгляде отчетливо читался вопрос.
Я решила, что лучше пока постою, и нерешительно пожала плечами.
Удивляюсь тому, как скромно ты живешь, учитывая, что ты я запнулась. Если честно, понятия не имею, много ли денег у богов, но если вспомнить роскошный лофт Гермеса, то мало их быть не может.
Мы не какие-нибудь там вампиры из дамских романов, серьезно сказал Энко. Я не обязан разъезжать на «Порше» только потому, что полубог.
А ты мог бы купить «Порше», если бы захотел?
Конечно, мог бы. Но я учусь не в частном универе где-нибудь в Швейцарии. Вот там без спортивной тачки вход на студенческие тусовки заказан. А зачем мне такая машина в Париже? Отец будет помогать мне деньгами, пока я не встану на ноги. Маэлю и остальным он тоже помогал или помогает. Как только мы находим работу и начинаем зарабатывать сами, то перестаем получать от него пособия. Мы строим свою жизнь, снова и снова. Конечно, у меня остались деньги из прошлой жизни. Но только потому, что я их копил, сказал Энко и скрестил руки на груди. Похоже, он гордился собой.
Я почувствовала, что невольно впечатлилась этой речью. Боги, безусловно, сказочно богаты, но воспитывают своих детей в скромности.
Не все, сказал Энко, будто прочитав мои мысли. Отпрыски Зевса богатенькие хлыщи. Зевс забил на них и компенсирует это деньгами. Поэтому все его сыновья ужасно избалованы. Впрочем, меня, наверное, можно назвать старомодным. Деньги, как золото, не гарантируют счастье, даже если их много. Энко присел на краешек стола и махнул в сторону своей кровати. Можешь сесть там.
«Похоже, он не отстанет», подумала я, села на кровать и внезапно поняла, на что это похоже. Я на кровати Энко, сам он на расстоянии вытянутой руки и смотрит на меня сверху вниз
Что-то не так? поинтересовался Энко. Он улыбался, но в его голосе проскользнула неуверенность. Я торопливо закивала. Я ожидала, что Энко будет доставать меня своими заигрываниями, но сейчас, когда мы остались наедине, то увидела его с другой стороны. Даже не знаю, что теперь и думать
Тебе нравится этим заниматься? спросила я, кивнув на лежащую на столе кипу тетрадей.
Энко мотнул головой.
Да, мне нравится размышлять на такие темы. Нравится разбирать научные мировоззрения людей. Что ни говори, а литературоведение и философия мои любимые предметы, а в двадцатом и двадцать первом веках появилось множество интересных мыслителей.
А чем ты раньше занимался?
Раньше в предыдущей жизни? Ты ведь об этом?
Я кивнула. Мне известно, что Маэль в прошлой жизни был архитектором. Как же странно говорить об этом как о чем-то само собой разумеющемся!
Так что? Кем ты раньше был?
Ты будешь смеяться, со смущенной улыбкой ответил Энко.
Нет, конечно же, не буду, покачала головой я. Итак, кем же ты был?
Геологом.
Геологом?
Да, именно. Геологом. Энко широко улыбнулся. Знаешь, камни бывают очень интересными.
Ладно, как скажешь, отозвалась я, но его улыбка не померкла. Он выглядел счастливым. Всего минуту назад он с восторгом рассуждал о мыслителях, а теперь с неменьшим энтузиазмом рассказывал о том, что в прошлой жизни копался в земле. Меня охватило невольное восхищение.
Я ужасно много путешествовал. Мне так нравилась моя работа! Я всю жизнь проработал в университете. Энко замолчал и задумался. Маэль, наверное, рассказывал, что память о прошлых жизнях возвращается к нам постепенно?
Я кивнула.
Да, он упоминал об этом. В свой двенадцатый день рождения вы вспоминаете древнегреческий, а остальное по мере взросления.
Именно. Но по праву сына Аида, повелителя царства мертвых, я обладаю даром помнить собственную смерть, сказал Энко, слегка наклонившись ко мне. Хочешь знать, как я умер?
Он все еще улыбался. Это показалось мне жутковатым, но любопытство пересилило, и я сказала:
Да, хочу.
Это случилось в университете. Я был у себя в кабинете и вдруг рухнул на стол, прямо на стопку книг. Сердце у меня не билось. Это был не сердечный приступ, ничего такого. Нет, мое сердце просто остановилось. В кабинете было тихо. Как сейчас помню тогда тоже стояла ранняя осень. Вот только погода была теплее. Из окна моего кабинета можно было увидеть деревья. Их листья блестели золотом. Помню, незадолго до смерти я еще подумал: «Как же красиво солнце проникает сквозь листву!» На столе у меня стояла полупустая чашка кофе. Я чувствовал, что умру в тот день, и кофе почему-то был особенно вкусным. Помню, как просмотрел документы, прочитал отчеты моих студентов о стажировке. Я был уже слишком старым, чтобы ездить в экспедиции, но, читая их отчеты, мне казалось, что я рядом. То утро не стало исключением. Я поставил своим ребятам оценки, отодвинул в сторону документы и снова посмотрел в окно. Помню, как подумал: «Надо допить кофе, пока не остыл». По дереву бегала белка, рыжая и жутко быстрая. На секунду я ей позавидовал: сам я передвигался с трудом. И вот тогда мое сердце просто остановилось. Странное ощущение Если только оно не останавливается во сне. Я понял, что происходит, и успел подумать только: «О нет». А потом наступил покой. Когда умираешь, жизнь не проносится перед глазами, как фильм. Смерть больше похоже на скатывание с горки. Моя была хорошей я умер тихо и спокойно. Следующее, что я помню, это как проснулся в свой двенадцатый день рождения и внезапно понял, кто я такой. После этого мы с приемными родителями больше не могли найти общий язык. Меня передавали из одной семьи в другую, как и Маэля. Теперь я снова отвечаю за себя сам, на чем и успокоился.
Меня так поразил этот рассказ, что я не могла произнести ни слова. Некоторое время мы с Энко молча смотрели друг на друга. В его больших глазах читалась пугающая уязвимость. Откровенность Энко тронула меня до глубины души. Куда делся самоуверенный Казанова, флиртующий со всем, что движется, и уверенный в том, что он подарок всему человечеству? Я не знала, что ответить, снова и снова прокручивала в голове рассказ о его смерти. У меня на глазах выступили слезы.
О нет прошептал Энко. Нет, пожалуйста пожалуйста, только не плачь! Прости меня. Мы, полубоги, легко говорим о смерти потому, что часто с ней сталкиваемся, но
Нет, все в порядке, перебила я. Пожалуйста, не извиняйся. Я же сама спросила. Просто это так ужасно, когда кто-то рассказывает о своей смерти
Энко медленно кивнул.
Я вспомнила о Гермесе, который до сих пор не ответил, и на ум пришел вопрос, и я тут же его озвучила:
Кто твой наставник? Почему он не поддержал тебя, когда у тебя возникли проблемы с приемными родителями?
У меня не наставник, а наставница, ответил Энко, криво усмехнувшись. Ты ее знаешь.
Шестеренки у меня в голове закрутились на максимальной скорости. «Ее»? Кроме Персефоны, я встречалась лишь с одной богиней.
Что? Афродита твоя наставница?
Афродита научила меня всем премудростям соблазнения смертных, но она не из тех, кто умеет подставить плечо в трудную минуту. Можешь представить, чтобы она бдила у постели больного или поила горячим молоком с медом, если приснился кошмар?