Руки быстро устают, и я передаю лопату Сашке. Он пыхтит, краснеет, но лопата едва-едва захватывает спрессованную глинистую землю. Его усилий хватает ненадолго. Лопата снова переходит ко мне.
Хорошо бы зеркала, говорю я. У меня с зимы уже припасено три, от калейдоскопа. И горсть разноцветных стёклышек, чтобы сделать наше подземное убежище похожим на пещеру. Саш, у тебя нет?
Почти есть. У бабушки пудра закончится скоро.
У Сашки свой захорон на будущие нужды. Еще мы наперегонки собираем смолу со старых слив. Но это личные сокровища. Вчера моя сокровищница пополнилась совершенно особенным прозрачным шариком, явно волшебным на вид.
Поменяй! с напором уговаривал Сашка и настойчиво совал свои скудные богатства.
Ни за что!
Работа совсем встала. Волоча лопату, мы возвращаемся на обжитую часть участка.
Алён, пойдешь за водой? спрашивает бабушка. Саш, пойдёшь?
Не, я сегодня уже был. Ба, иду! Только Пальму возьму!
Да зачем? Оставь её!
Ей тоже на луг хочется!
Ведро и поводок в руки и бегом вниз по проезду. Две колеи и гривка травы между ними ложатся под ноги и лапы. Я поглядываю на крапиву по обочине, хотя из опыта знаю, что блестяще-зелёные, с красноватой стрелкой на спинке «жуки-светляки» уже попрятались от жары. У Пальмы вон уже язык вываливается. Шустрые от жары капустницы снуют над сурепкой. Мне недавно рассказали, её можно есть. Но не при бабушке!
Ведро и собака это много. Пальма путает поводок и то норовит подставить подножку, то наступает на пятки.
Ну и зачем ты её взяла? ворчит бабушка.
Надо!
Ржавые закрытые на цепь решётчатые ворота перегораживают проезд. Бабушка поворачивает скрипучую калитку, шагает через воротную створку. Я за ней. Пальма ничего не понимает в воротах и ухитряется запутаться в них. Ставлю ведро, распутываю и перетаскиваю собаку, и мы с ней ныряем в стрекот кузнечиков, в запахи полуденного луга.
Мы успели запыхаться, но надо спешить: бабушка ждать не будет, а у меня есть дело.
На границе луга, недалеко от окамляющих ручей старых ив, с незапямятных мною времён стояли два приспособления, вот уже много лет интриговавшие всех детей округи. Некие сельскохозяйственные приложения не то к лошади, не то к трактору, большие, ажурно-ржавые, они влекли и томили душу жаждой разгадки. Сколько времени мы с Сашкой потратили на их изучение! Сколько раз строили предположения, сидя на ржавом облучке! Всё без толку. Но каждый раз, когда мы оказывались на лугу, нам просто необходимо было к ним заглянуть. Тайна звучала в них всеми металлическими планками, колёсами и пружинами. Пройти мимо и не завернуть поздороваться было немыслимо.
Пока я тихонько здороваюсь, Пальма тычется носом в заросший подорожником, вытоптанный детскими ногами пятачок и с удовольствием чихает. Рядом над кашкой о чем-то бунчит шмель, но Пальма его не боится.
Аленка! зовёт бабушка.
Ну, щас! Одну минутку!
Вода гремит о стенки бабушкиного бидона, и я волоку Пальму к колодцу. Обратно не так весело. Ведро норовит плеснуть на ноги, и мне больше не нравится спотыкаться о Пальму. Жара утомила. Я считаю шаги до дачи.
Дома Пальма жадно лакает свежую воду и без сил валится под стену. Я тоже пью и падаю на тенистую лавку. Яблоня шелестит. Жужжат осы. В грядках стрекочут кузнечики. Я слежу за игрой лучей в яблоневой кроне и думаю о нашей пещере. В ней будут гореть свечи десятки свечей. Их свет откликнется мерцанием в стеклянных мозаиках, отразится в зеркалах. Там будет жить волшебство!
Алён, поешь ягод, снова зовёт бабушка.
Шевелиться лень
Серую тень, несущуюся по проезду, первым увидел дедушка.
Вулкан! Вулкан сорвался!
Ленка! В дачу!
Бабушкины руки хватают и тащат меня к крыльцу. Дед спешит по садовой дорожке, чтобы успеть наглухо закрыть калитку. Как-будто это может спасти от Вулкана! Бабушка ждёт его, чтобы закрыть дверь, а меня морозит от страха: вдруг не успеет!
Вулкан, огромный, седой от старости пёс, жил у Сашкиных родственников, не на дачах, а в деревне за лугом. Одно имя его вызывало у меня мурашки, а вид ввергал в оцепенение. Злобную силу его порой не могла сдержать железная цепь. Он срывался, и тогда все от мала до велика прятались в дачах. Помотавшись по проездам, он неизменно прибегал к Муравьёвым. Сашку тогда прятали в даче, а его бабушка Мареванна, которую Вулкан отчего-то признавал, не иначе как чудом умудрялась препроводить его домой.
Я выглядываю из дома. Вот дедушка спешит по дорожке обратно. Бежать он не может. Командир танка, он во время танкового сражения на далёком озере Балатон тушил свою горящую машину. У него прострелена нога. Только бы успел!
И тут во мне что-то обрывается:
Пальма!
Пальма привязана за домом на припёке! Спит под ласковым солнышком и не знает, что через считанные минуты безжалостные зубы доберутся до розового животика!
Я цепенею. «Слишком поздно!» надрывается в моей голове кто-то. Но вопреки его крику я вдруг срываюсь с места и, незамеченная бабушкой, проскальзываю в дверь. Скорей за угол, пока не заметили. Пробежать вдоль забора Я большая, меня он так сразу не проглотит, меня жевать надо. А её
Пальма спит. Дрожащими руками отвязываю верёвку, тяну. Глупый щен совсем не хочет просыпаться! Она вовсе не понимает, с какой стати должна куда-то идти! Лапы путаются в поводке. Белыми дрожащими губами молю: