— Разве можно сегодня рассиживать? Я опоздаю в меджлис. Потом все будут говорить: ага, Мухтар не принес поздравления председателю! Опоздаю! Пойду-ка я переоденусь.
— Не надо, папа, а то еще за обедом закапаете фрак жиром. Потом переоденетесь!
— Да что с вами сегодня такое? — сказал Мухтар-бей. — То не делай, это не делай! Нет, в самом деле, вот пойду сейчас и постучусь к соседу! — И он засмеялся.
Засмеялся и Рефет-бей:
— Да ладно тебе, Мухтар, оставь! Сейчас не времена Абдул-Хамида, в самом деле. Пусть как хочет, так и одевается. Свобода!
Назлы тоже засмеялась. Кошка проснулась от общего смеха и встала.
— Я сейчас все-таки переоденусь во фрак, — сказал Мухтар-бей. — И шляпу надену. Полюбуетесь на меня. И наш молодой реформатор тоже пусть на меня посмотрит. Есть еще у нас порох в пороховницах, есть! — И снова засмеялся.
Горничная прибежала на шум и остановилась в дверях, недоуменно глядя на смеющихся и сама улыбаясь, словно вот-вот поймет причину всеобщего веселья. Потом увидела пустую бутылку на столе, слегка нахмурилась, но затем снова улыбнулась.
Рефет-бей подошел к другу и взял его за локоть:
— Пойду-ка я с тобой. Научишь меня фрак надевать! — шутка, похоже, не понравилась ему самому — он не улыбнулся.
Выходя из гостиной, Мухтар-бей усмехнулся. Потом вспомнил о чем-то и вернулся. Сморщив нос, будто увидев сальное пятно на одежде, посмотрел на Омера и снова вышел.
Горничная поглядела вслед ушедшим, потом посмотрела на Омера и Назлы.
— Какой бейэфенди сегодня веселый!
— Да, — откликнулась Назлы.
— Вот так бы и всегда, — сказала горничная и ушла на кухню.
Наступила тишина.
Омер заметил, что Назлы смотрит на него, встал, закурил, выключил радио и уселся обратно. Сегодня атмосфера этого дома ему особенно не нравилась, но что делать, он не знал. Для поднятия настроения сказал сам себе: «Я богач, сижу рядом со своей невестой. Живу! В жизни будет еще много интересного!»
— Как тебе сегодня отец? — спросила вдруг Назлы.
— Да как обычно, — ответил Омер, но потом понял, что нужно сказать что-то другое. — Разве что какой-то нервный и нетерпеливый.
— Да…
Наступила долгая пауза. Омер вернулся к прерванным размышлениям, потом решил, что они глупы.
— Где же Рефик? — спросила Назлы.
— Скоро придет, — пробормотал Омер.
Назлы нервным движением руки поправила подол платья.
— Ты сегодня совсем не разговариваешь.
— В чем дело? Чего ты хочешь? — Омер не отводил глаз от поправляющей подол руки.
— Ни в чем. Ничего я не хочу, — сказала Назлы и посмотрела на Омера с каким-то непонятным выражением на лице.
Сначала этот взгляд показался Омеру странным, но потом в нем шевельнулось старое, полузабытое чувство. Захотелось сказать Назлы что-нибудь ласковое. Он отвел глаза, вдохнул сигаретный дым и понял, что Назлы продолжает смотреть на него все тем же странным взглядом. Выдерживать его и дальше было невозможно, и Омер быстро проговорил:
— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю.
Сказав это, он устремил взгляд в какую-то точку на стене, словно увидел там что-то очень важное: потом понял, что уставился на венецианский пейзаж, но посмотреть куда-нибудь в другое место было уже невозможно, поэтому он принялся внимательно рассматривать картину словно впервые ее увидел. Потом скосил глаза на кончик сигареты и понял, что Назлы заговорила.
— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Назлы.
— Хорошо, давай поговорим.