Взглянув краем глаза в зеркало, взбежал по лестнице и обратил внимание на то, как в доме тихо и как отчетливо слышно тиканье часов. В гостиной никого — наверное, пьют чай в саду. Тут на Лестнице как раз показалась Эмине-ханым, возвращающаяся из сада с подносом в руках.
— А, уже пришли, бейэфенди? — сказала горничная, увидев Османа. Выражение лица у нее было немного недовольное. — Все в саду. Гости пришли. — И она скосила глаза на поднос, словно желая сказать, что лично для нее приход гостей означает только лишние хлопоты, — Лейла-ханым и Дильдаде-ханым.
Осман кивнул, желая показать, что все понял, и двинулся вверх по лестнице. Подойдя к столику рядом с часами, чтобы положить купленные по дороге газеты, заметил два письма. Одно было надписано почерком Рефика, на другом стояло имя двоюродного брата Зийи. Уже одного этого имени хватило, чтобы у Османа испортилось настроение. Решив прочитать письма позже, вместе с газетами, он поднялся еще выше, на последний этаж, который занимал сам с Нермин и детьми. Зашел в свою комнату, снял пиджак и краем глаза взглянул в окно на дам под каштаном; потом пошел вымыть руки.
Возвращаясь с работы, он всегда первым делом шел в ванную, долго, тщательно мыл руки, а потом обязательно умывался. Эта процедура заряжала его бодростью и силой на остаток дня. Каждый раз, когда ему становилось скучно в конторе или лезли мысли о том, какое это грязное дело — зарабатывание денег, он начинал представлять себе, как вернется домой и будет долго, не торопясь, с наслаждением мыть руки. А добравшись наконец до ванной, принимался вспоминать события минувшего дня.
Осман открыл кран, в раковину полилась вода. Сегодня он сделал два дела. Одно не очень важное: написал в немецкую компанию, производящую краски, письмо с предложением ради ее же выгоды сделать скидки на поставляемый товар. К письму он приложил сведения о потенциале турецкого рынка. Второе дело было очень важным: встреча с представителем другой немецкой компании, поставляющей в Турцию краны, трубы и прочую сантехнику. Немец сказал Осману, что его компания, желая обойти значительно более сильного конкурента из Англии, готова продавать товар гораздо дешевле, а также предоставить выгодные условия платежей. Если удастся с ними договориться, думал Осман, прибыли будут такие, что мечта о расширении компании станет наконец вполне осуществимой, не говоря уже о том, что будет покончено с застоем в делах, ставшим особенно заметным в последние годы жизни Джевдет-бея. Мыло быстро вертелось в ладонях, в раковину летели брызги пены. «Жаль, что я не знаю немецкого, да и французский хромает. Это может все испортить!» Осман поднял голову и посмотрел на свое отражение в зеркале. Он казался себе старым, изношенным и вялым. Всего тридцать два, а похож на согнутого жизнью пятидесятилетнего мелкого чиновника. Глаза потускнели, в волосах пробивается седина, да еще и горбиться начал. «Некоторые мои ровесники еще выглядят как юноши, — думал Осман, смывая с рук пену. — А я… Это потому, что много работаю. Еще при жизни отца трудился как вол, а уж теперь-то… Вся семья на мне держится!» После отъезда Рефика и дел, и забот прибавилось. Осману хотелось как можно быстрее преодолеть застой в делах, возникший в конце жизни Джевдет-бея, — расширение созданной отцом компании стало целью всей его жизни. Не намылить ли руки еще раз? Было сегодня еще одно дело: обед с торговым партнером из Кайсери. Осман усмехнулся. Этот торговец наезжал в Стамбул один-два раза в год — для него здесь был рай на земле, город невиданных развлечений. О своих похождениях в Стамбуле он и рассказывал за обедом. Вымыв руки, Осман стал умываться. «Интересно, что написал Рефик? — подумал он, и настроение снова испортилось. — Сбежал в самое напряженное время! Когда же он вернется?» Намыливая лицо, Осман вдруг решил: «Приглашу немца домой, пусть пообедает с нами!» Как это воспримут домашние, было непонятно.