Здоров, легкие в порядке, настроение хорошее. Целыми днями сижу в кабинете за столом и читаю. Иногда ходим с Перихан на прогулку или в кино. Все как раньше, за одним исключением: не бываю в конторе. Осман и мама несколько раз спрашивали, почему я перестал туда ездить. Я отвечал, что чувствую себя нездоровым и слабым. Решил, что выйду на работу в начале февраля. Попросил Османа купить мне несколько интересующих меня книг и теперь взахлеб их читаю. «Этатизм в экономике», «Реформы и экономическое планирование», «Государство и личность», «Налоговая политика». Еще попросил купить подшивки журнала «Тешкилят». Настроение замечательное. Я даже сказал бы, что ко мне почти вернулось прежнее здоровье и душевное спокойствие. И вести дневник теперь уже не очень хочется.
5 февраля 1938
Я перечитал все, что здесь написал. Из этих записей может сложиться неправильное представление о моей повседневной жизни. Большую часть времени я провожу с Перихан, с племянниками, с Айше и с мамой, в беседах и всяких мелких делах и заботах. Здесь об этом ни слова. А мои мысли и переживания… Они сложнее. Может быть, они тоже мелки, но меня очень мучают. Миллион раз думаю об одном и том же. В конторе до сих пор не показывался, решил подождать до окончания Курбан-байрама. Тогда же и бороду сбрею. Дневник больше вести не буду, потому что он не отражает реальность. Когда я пишу сюда, чувствую себя лицемером. Жертвенных барашков уже привязали в саду за домом, иногда слышно, как они блеют. Осман и Нермин сегодня поссорились, в доме тяжелая атмосфера. Все, больше писать не буду. Потому что ничего нового нет…
Глава 23
СНОВА ПРАЗДНИК
Повар Нури торжественно внес в гостиную огромное блюдо. Ниган-ханым не видела, но все равно знала, что он идет на цыпочках. За столом началось оживление, все нетерпеливо задвигались. Нури поставил блюдо на стол. Блюдо это было из того позолоченного сервиза, который Ниган-ханым распорядилась достать два года тому назад. На нем возвышались пирамиды из плова, и горошины были тут как тут. Все было на своем месте, за исключением Джевдет-бея — только фотография висела на стене. Висели его фотографии и в гостиной, и в перламутровой комнате, и в кабинете. Осман говорил, что в конторе тоже повесил фотографии отца. Ниган-ханым обвела взглядом столовую, наслаждаясь атмосферой праздника и тщательно оберегаемого семейного счастья. Ей хотелось, чтобы все чувствовали эту атмосферу вместе с ней, хотелось верить, что все в полном порядке, но прямо напротив сидел Рефик со своей ужасной бородой.
— Кто будет раздавать? — спросил Осман и сам ответил на свой вопрос, протянув ложку жене: — Давай-ка ты.
Нермин стала накладывать в тарелки еду. За окном была холодная, но сухая и солнечная погода. Шла первая неделя февраля. Ниган-ханым смотрела на Нермин. На лице у старшей невестки было гордое, решительное выражение. Проглядывало в этом выражении и какое-то недовольство. Два дня назад Осман и Нермин поссорились. Рядом с Нермин сидела десятилетняя Лале, а рядом с Лале — восьмилетний Джемиль. Дальше было место Джевдет-бея. Сейчас оно пустовало, стула там тоже не было. Дальше сидела Айше. Ниган-ханым краем глаза взглянула, сколько плова у нее на тарелке, решила, что мало, но промолчала. По другую руку от Ниган-ханым сидела Перихан, напротив нее — Осман и Рефик. Борода Рефика очень не нравилась Ниган-ханым.
Заметив, что все время возвращается мыслями к этой бороде, Ниган-ханым сказала себе, что это неправильно — считать человека, тем более своего сына, некрасивым только потому, что у него борода. «Все мужчины, бывавшие в доме моего отца, были бородатыми. Тогда все после сорока отпускали бороды, но то было совсем другое время, и люди были другие!» В последнее время, когда дома или в гостях, за чаем или в каком-нибудь магазине в Бейоглу ей вдруг вспоминалась эта отвратительная борода, она каждый раз раздраженно бормотала про себя эти слова.