Иисус тоже усмехнулся и покачал головой.
Скажи мне, брат, Сатана устремил пытливый взор прямо в глаза Иисуса, ты считаешь, что наш Отец прав полностью?
Да, немедленно ответил Иисус. Именно полностью.
А я, получается, ошибаюсь тоже полностью, так?
Иисус посерьезнел и посмотрел Сатане в глубину его мерцающих глаз.
В том-то и дело, сказал он печально, что в твоём мире половина, если даже не большая часть, истины и добра. И ещё красоты. И справедливости. И чего ещё хочешь любви, терпимости, доброты, самопожертвования, подвига
Вот-вот! Этого у меня навалом! радостно воскликнул Сатана.
Но это преследуемая часть, не согласился с его восторгом Иисус. Половина обороняющаяся А надо наоборот Правит-то у тебя зло. Насилие правит и хитрость.
Сила и ум!
Ну уж нет! Именно насилие у тебя рулит сила безрадостного принуждения для ведомого большинства. И хитрость ум-оборотень.
Но у этого большинства имеется шанс сделаться лучшим меньшинством! хлопнул себя по колену Сатана. Но для этого большинству надо стать именно лучше, то есть сильнее, крепче, богаче, здоровее, прекраснее Это как бы некое духовное сито, сквозь которое проходят лишь достойные.
Достойные выпасть в осадок, продолжил за него Иисус. Ведь сквозь сито проскальзывают лишь самые мельчайшие. А если это сито духовное то мельчайшие духовно. О, сатанинский перевёрнутый мир! Отбор здесь идёт по худшим. А дерьмо всплывает наверх, поближе к солнечному свету.
Сатана сжал зубы и сверкнул очами.
Не согласен! Мой мир существует так долго, потому что он построен на правильных принципах.
И из них главный поменьше отдать, а побольше взять?
И что из того?.. Сатана вскинул брови, Если мир существует так долго, то само его существование говорит о гениальности построения.
Иисус улыбнулся и несогласно покачал головой.
Ну уж и гениальности Поистине, вот безудержное хвастовство и желание продать негодный товар под видом наилучшего Лицемерие и ложь, пошлость и крикливое кривлянье вот лицо сознания твоего мира! За миллиарды лет у тебя не появилось настоящего вселенского разума. Так животный, жёстко запрограммированный умишко. Даже земные люди и те в большей своей части настоящие животные, поэтому и разум у них какой-то извращённый За всем этим стоит духовная ущербность, пустота. Все блага, которыми владеют твои лучшие ворованные. Ты ведь и сам вор по большому счёту. Жаль, но ты это до конца не понимаешь. Ибо ты не совсем разумен. Умён это да, этого у тебя не отнимешь, а вот разума, единого ума, и Иисус с сожалением развёл руками, у тебя явно не хватает.
Сатана заёрзал на своём камне, проявляя очевидное нетерпение. Самоуверенность и спокойствие начали его покидать.
Послушай, братец, жёлчно процедил он, я не вор. Я беру своё по праву. И беру не у бога.
А у кого тогда? Может быть, у своего благословенного Ничто?
Да, именно так! У Ничто! Или у Всего! Это в данном случае всё равно. Но тебе, я гляжу, этого не понять
Иисус медленно, превозмогая очевидную усталость, поднялся на ноги и подошёл к Сатане. Тот сидел выпрямившись, словно струна. В его крупной фигуре более не чувствовалось былой расслабленности и грации, в напряжённой позе сквозила скованность и агрессия. Тёмные глаза смотрели зло.
Тогда зачем тебе я? просто спросил у него Иисус.
Сатана тоже встал и сделал пару шагов навстречу Иисусу. Он застыл в гордой позе высоченный, статный, с крутой выпяченной грудью, напоминавшей наковальню кузнеца, с широким разворотом покатых, налитых плеч. Это был прекрасный образец идеальной атлетической фигуры.
Макушка Иисуса не доходила ему и до подбородка. Внешний контраст между братьями был воистину велик. Рядом с писаным красавцем в невероятно прекрасных переливающихся всевозможными цветами одеждах стоял худой, с впалыми щеками бродяга в грязном одеянии и стоптанных сандалиях. Его волосы были пропылены и давно не чёсаны. Однако глаза сияли ровным светом, а лицо было совершенно спокойным.
Наступила недолгая пауза. Оба молчали, глядя друг другу прямо в глаза.
Вдалеке раздался грохот камнепада. Тявкнул шакал. Солнце в знойной дымке мириад мельчайших пылинок, висящих в перегретом воздухе пустыни, садилось за ближайшую безжизненную гору. Близились сумерки.
Оба понимали, что пришло время развязки.
Сатана первым отвёл взгляд, обвёл сузившимися глазами горизонт, а затем быстро вперил вспыхнувший неземной силой взор в очи Иисуса и положил свои тяжёлые грубые руки на слегка от этого поникшие плечи брата.
Я прошу тебя, Человеческий Сын, рокочущим зычным басом прогрохотал Сатана, помочь мне в руководстве моими владениями! Влей ту могучую струю добра и любви в мой царственный мир! Стань со мною в единый строй! Ты будешь первым после меня владыкой мира! Я дам тебе полную почти власть над ним. Подумай, сколько ненужных и глупых страданий удастся избежать всему сущему, если править в моём мире будешь ты! Весь мир изменится в лучшую сторону, и Сатана величественно обвёл правой рукой вокруг себя. Мы придём к богу рука об руку и сдадим ему своё творение со славой и с гордостью! Ну!!!
Иисус не спеша снял левую руку Сатаны со своего плеча и коротко ответил:
Нет.
Но почему?! изумился Сатана, отстраняясь от брата и делая шаг назад.
Нам с тобой не по пути. Ты не понимаешь главного. Да, вечность длится лишь одно мгновение, и если ты несчастен в этом, единственном своём мгновении ты вечно несчастлив. Но не забывай, что ты часть всего. И если ты отделяешь эту часть для получения вечного отдельного блага, то ты в других своих частях будешь вечно страдать. Перестань быть гордецом и эгоистом тогда и поговорим
Иисус повернулся и пошёл прочь по склону горы.
Пройдя несколько шагов, он остановился, обернулся назад и промолвил:
Пожирателем собственного хвоста я не буду никогда. Но и ты рано или поздно поймёшь несправедливость этого принципа. Жаль, что не сейчас. Очень, очень жаль
Сатана опустил голову. Потом поднял её и негромко изрёк какие-то гортанно-шипящие слова, очевидно, злобные и ядовитые ругательства. Он с презрением и ненавистью сплюнул на землю, и в тот же миг тень от горы полностью закрыла его. Ещё через мгновение Сатана пропал из виду, и только длинная чёрная змея неспешно заструилась между горячих выщербленных камней.
Иисус же продолжал подниматься по склону горы. Он больше не оглядывался назад. Красное заходящее солнце торжественно освещало ему его нелёгкий путь.
Диоген и Александр
Диоген неподвижно лежал на тёплом сухом песке. В эти утренние часы солнце было особенно нежным и ласковым. Оно приятно грело бронзово задубелую шкуру старого бродяги и делало её ещё темнее. Диоген находился сейчас в своём естественном виде. То есть без одежды. Его старый поношенный плащ валялся в паре шагов от него, прямо у выщербленного огромного пифоса, в котором философ жил всё последнее время. За исключением, конечно, тех месяцев, когда он отлучался в Афины или ещё куда-нибудь. Что ни говори, а Коринфский Краниум был для него местом гостеприимным.
Киник машинально прислушался. В стороне послышался нестройный говор. И шум шагов. На слух он определил, что толпа невесть кого движется в направлении его берлоги. Он открыл один глаз и нехотя глянул в ту сторону. Да, так и есть идут, несомненно, к нему. К кому тут ещё идти-то, когда в этом портовом углу ничего интересного отродясь не бывало. За исключением, естественно, его собственной скромной персоны.
На лице старика не дрогнул ни один мускул. Подперев для удобства лысую голову правой рукой, он по-прежнему наблюдал за приближением людей одним своим выпученным круглым глазом. Выражение лица у скандального мудреца было при этом вполне равнодушным и совершенно невозмутимым.