Твоя вина, негодную силу в дом пустила.
Вокруг поднялся гомон, толпа задвигалась, задышала перепревшей опарой. Серьезность взаимных обвинений обещала на редкость захватывающее действо. «Драпать надо», – с тоскливой настойчивостью билась в сознании одна мысль, как муха о стекло.
– А ну-ка, люди добрые, к судье их всех! – предложил чей-то задорный голос.
Алёне показалось, что не голос это, а жадный лязг ножниц, перерезавших ниточку, на которой болтается ее бестолковая судьба. И в этот самый миг:
– У-у-у!!!
Вой, который украсил бы любой фильм о первобытных ящерах, перекрыл шум готовящейся расправы. Купчиха, бессознательно вертевшая в руках только что купленную шкатулку, отшвырнула покупку, попутно разметав стоявших рядом бедолаг. Уставилась на собственный палец – багровый, вспухший – и голосила, голосила. А проклятая вещица, ожившая в недобрый час, скакала и вертелась перед ней, набрасывалась на подол, клацала окованной крышкой, будто челюстями, да еще и подпрыгивала, норовя укусить. Какой-то смельчак подступился было к агрессорше, но та стремительно развернулась, цапнула его за ногу и тут же отскочила, не давая прихлопнуть себя сапогом. Начался сущий бедлам: отовсюду неслись визги и заклинания, кто-то, кажется, валился в обморок, но Алёне было не до подробностей. Едва атака шкатулки отвлекла от нее внимание толпы, она ввинтилась в просвет между телами и рванула через базарную толчею, петляя как заяц.
Главной тайной этого щедрого на загадки дня остался вопрос о том, как ей удалось унести ноги. Давно стихли выкрики и топот преследователей, но Алёна уверилась в своей безопасности лишь после долгого кружения по задворкам и переулкам города. Задыхаясь от бега, а того пуще от пережитых страхов, она остановилась на дальней окраине, у Ничьей рощи. Роща почиталась живой реликвией, и просто так, без нужды, шастать по ней не полагалось. Посреди рощи стояло озерко очень чистой и очень темной воды – точь-в-точь синее фарфоровое блюдце. Парадоксальное озерко. Оно находилось на вершине холма, питаясь водой, поднимающейся снизу вверх. Из него истекал тонкий ручеек, уловленный людьми в мраморную канавку, которая отводила таинственную синюю воду прямо в палаты Двенадцати и Тринадцатого.
Конечно, все могло быть куда проще. Озеро наверняка подпитывалось артезианской водой, выходящей из-под земли под давлением, очищалось в слоях фильтрующих пород и попутно окрашивалось неким минералом. Но местные твердо знали: вода в озеро приходит самотеком из Большого источника, скрывающегося в чащобе Леса колдуний, да так ловко скрывающегося, что найти его простому человеку нечего и пытаться, потому как источник зачарованный, там исчезнет, тут появится. Как бы то ни было, озерко имелось, защищенное всеобщим пиететом. Деревья здесь росли тоже особые, густо облиственные почти от самых корней. Отличное безлюдное местечко, где можно пересидеть до сумерек. Угроза вроде бы миновала, но после недавних неприятностей Алёне не улыбалось засветло возвращаться к Дереву перехода на поле мимо того самого базара.
Входя, а точнее, втискиваясь в рощу между густо растущими деревьями, Алёна почувствовала, что с бабушкиной подвеской у нее на груди что-то происходит. Камень (может, и не камень, но другого названия у нее не было) нагрелся и заплясал на цепочке, щекоча кожу. Она вынула его из-за пазухи. Кристалл мерцал, будто в глубине его затеплили огонек. Налицо все признаки места . Именно так – просто местом – в бабушкиных записках называлась точка перехода, нечто вроде прокола между двумя мирами, каждый из которых словно бы не существовал по отношению к другому.
Странное открытие – и тревожное! Никакого места здесь не было, Алёна знала это наверняка, и не только из записей.