Подобные дынно-арбузные прелести в таком количестве Алёне доводилось наблюдать разве что на пляжах восточного берега Крыма. Ой, да что с ней сегодня творится! Витает в эмпиреях, а ее, того и гляди, начнут мордовать! Она вскочила, встряхнулась, как мокрая собака, нарвавшаяся на чужую стаю.
– Проблемы?
– У тебя. Прям щас начнутся, – пообещала находчивая девица, нисколько не смутившись неуставным Алёниным обращением.
– Ну ты, девка неумытая, – надменно пробасила купчиха, отталкивая прислугу движением плеча. – Чего напираешь? Не видишь, здесь люди приличные покупают.
Та взвилась, разворачиваясь всем корпусом к новой обидчице. Юная хозяйка робко подала голос:
– Мы у вас утюг брали. Только вы тогда вроде городская были...
Тут загорланили все разом:
– Ой, мама родная! Приличная, скажете тоже! Небось за свиньями ходила...
– Так вот, а он речь людскую понимать перестал...
– Ах ты, дрянь! Да я тебя...
– И убегает все время...
– Щас сама тебе... Да, под лавками прячется, прям сладу нет!
Хозяйка стиснула перед собой кулачки, повысила голос, силясь перекричать шум скандала:
– И кипятком плюется. Даже в кошку. Так больно!
По отрывочным выкрикам Алёна разобрала суть претензии – и обалдела. Выходило, что один из утюгов, которыми она с большим успехом приторговывала на здешних базарах, вдруг взбесился. Небывальщина какая-то. До сих пор утюги отличались отменным послушанием и даже некоторой робостью. Функцию свою, в отличие от многих других предметов Алёниного экспорта, сохраняли – как и положено, гладили ткань, даже пароувлажнитель работал. Только питались, понятное дело, не электричеством, а магией, подзаряжаясь ясными ночами от лунного света. Ну что речь не понимает, это она, может, сама сплоховала. До сих пор везла только продукцию отечественного производителя, а в последний раз, помнится, китайский толканула. Впрочем, давно пристроенный в хороший дом китайский же радиоприемник исправно транслировал речи спикеров местной колдовской думы – Двенадцати и Тринадцатого, – разве что изредка пытаясь переводить их на родной язык, от чего излечивался простенькой трехбуквенной мантрой.
– Воду свежую наливали? – нахмурилась Алёна.
– Свежую, колодезную, свежее не бывает, – охотно откликнулась служанка, сбросив избыток пара в доброй перебранке.
– Холили его, стервеца, окно ему восточное отвели. Все как положено!
– Так, может, обидели чем? Испугали? Выкинуть грозились?
Хозяйка в ужасе замотала головой – как можно, такое ценное заморское диво! А прислужница уперла кулачки в круглые бока и перевела беседу в деловое русло:
– Ты мне голову не морочь, торговка. Негожую вещь сбыла – и туда же, вихлять. Да за такое дело знаешь – что бывает?
Что за такое дело бывает, Алёна представляла не слишком отчетливо, но, судя по лицам привлеченной скандалом публики, перспективы открывались не радужные. Толпа обступила так плотно, что улизнуть по-тихому ей не светило. Нечистых на руку продавцов на местном рынке любили не больше, чем где-нибудь в Ховрине, и в массе любопытствующих, жадно ожидающих развития событий, проглядывало немало разгневанных физиономий, обладатели которых только и ждали возможности исполнить свой гражданский долг. Она неспешно поднялась, стараясь держаться спокойно, отрезала:
– Врешь ты все! Нету за мной такого.