Она была дочерью кормилицы Эрнана и его сверстницей - как тогда говорили, она была его молочной сестрой. Мать Шатофьера умерла вскоре после родов, отец - немногим позже; их он, естественно, не помнил и мамой называл свою кормилицу, а ее дочь была для него родной сестрой. Они росли и воспитывались вместе, были очень привязаны другу к другу, а когда стали подростками, их привязанность переросла в любовь. Никто не знал об истинных намерениях Эрнана в отношении его молочной сестры; но кое-кто, в том числе и Филипп, предполагал, что он собирается жениться на ней. Лично Филипп этого не одобрял, однако не стал бы и пытаться отговорить друга, окажись это правдой. Эрнан был на редкость упрямым парнем, и если принимал какое-нибудь решение, то стоял на своем до конца. Кроме того, Филипп хорошо знал Эжению и считал ее замечательной девушкой. Единственный ее недостаток заключался в том, что она была дочерью служанки…
-Как это произошло? - спросил Филипп, не поворачивая головы.
Эрнан подошел к кровати и сел.
-В тот вечер она поехала к своим деревенским родственникам, - тихо, почти шепотом произнес он. - И не взяла сопровождения… Сколько раз я говорил ей, сколько раз… но она не слушалась меня!.. - Шатофьер сглотнул. - А позже в Кастель-Фьеро прибежала ее лошадь. Мои люди сразу же бросились на поиски и лишь к утру нашли ее… мертвую… Будь оно проклято!..
В комнате надолго воцарилось молчание. За окном весело щебетали птицы, день был ясный, солнечный, но на душе у Филиппа скребли кошки. Ему было горько и тоскливо. Так горько и тоскливо ему не было еще никогда - даже тогда, когда умерла его матушка, Амелия Аквитанская.
Он первый заговорил:
-Где сейчас Гийом?
-Под арестом. Так распорядился мажодорм. Но я уверен, что когда вернется твой отец, его освободят. Ведь нет такого закона, который запрещал бы дворянину глумиться над плебеями. Любой суд оправдает этого мерзавца… Где же справедливость, скажи мне?! - Эрнан снова всхлипнул, и по щекам его покатились слезы.
Преодолевая слабость, Филипп поднялся и сжал в своих руках большую и сильную руку Шатофьера.
-Есть суд нашей совести, друг. Суд высшей справедливости. - В его небесно-голубых глазах сверкнули молнии. - Гийом преступник и должен понести наказание. Он должен умереть - и он умрет! Таков мой приговор… Наш приговор!
Эрнан вздрогнул, затем расправил свои могучие плечи, находившиеся на уровне макушки Филиппа.
-Гийом умрет. - Голос его звучал твердо и решительно. - Как бешеная собака умрет! И все эти подонки из его компании умрут. Я еще не решил, что делать с Робером - его счастье, что он поехал с твоим отцом в Барселону, ему повезло… - Эрнан сник так же внезапно, как и воспрянул. - Но ничто, ничто не вернет мне Эжению. Ее обидчики будут наказаны, но она не восстанет из мертвых. Я больше никогда не увижу ее… Никогда… - И он заплакал, совсем как ребенок.
Филипп сидел рядом с ним, усилием воли сдерживая комок, который то и дело подкатывал к горлу.
«Говорят, что мы еще дети, - думал он. - Может, это и так… Вот только жизнь у нас не детская».
Детство Филиппа стремительно подходило к концу, и у него уже не оставалось времени на ту короткую интермедию к юности, которая зовется отрочеством…
Глава IV
Конец детства
Филипп сидел на берегу лесного озера и задумчиво глядел на отраженные зеркальной гладью воды белые барашки туч, которые нестройной чередой плыли по небу с юго-запада на северо-восток.