Спрятавшись в зарослях, мальчишка стал наблюдать. Было тихо, только река глухо плескалась внизу под обрывом. Луна спряталась за стремительно набежавшими тучками. Единственный оставшийся на поляне свет конусом стекал с полупрозрачного шара, зависшего в воздухе над серединой поляны. Застыла недобрая, точно ватная, тишина, которую страшно было даже потревожить звуком. Миха перестал дышать, боясь, чтобы его ненароком не увидели. Ему казалось, что вот сейчас свет упадёт на него, его заметят и… о том, что будет дальше, мальчуган старался не думать вовсе. Сердце бешено колотилось у него в груди, и ему чудилось, что этот стук дробью разлетается по всему лесу. В воздухе будто звенела противная, писклявая, точно надорванная струна, всё вокруг словно замерло.
Стоящие возле поляны деревья казались монументальными серыми фигурами, нависшими над миром и наблюдавшими за ним. Бако вдруг дёрнулся, выпрямился и, как механический, зашагал к светящемуся объекту. Окрест по-прежнему царило чуткое безмолвие, только сучки потрескивали, ломаясь под ногами паренька. Он дошёл до самой середины лужайки и, словно у него неожиданно кончились силы, опустился прямо на траву, по-прежнему не выпуская из рук собранные для костра ветки. Звук, раздававшийся в воздухе, изменился, теперь он стал ещё выше, визгливее и пронзительнее. Казалось, он просто разрывает голову на части. Из сферы наверху прянула ослепительная зелёная молния, Миха непроизвольно зажмурился, а когда он открыл глаза, рядом с Бако стояла высокая худая серая фигура в длинном, до пят, плаще.
Человек поднял руку, и ещё одна сверкающая молния, вырвавшись прямо из середины ладони, ударила в Бако, окутав того голубоватым сиянием. Миха вскрикнул и стремглав бросился бежать прочь, не разбирая дороги. Он пулей вылетел из леса и кинулся к ребятам.
– Что случилось? – повскакивали они с земли.
Но Миха только тяжело заполошно дышал и моргал круглыми голубыми глазами. Потом словно открыли кран, из его глаз ручьём полились слёзы.
– Да что с тобой? Говори! – тряс его за плечи Тито.
– Там! В лесу! Там! Бако! – наконец, задыхаясь, произнёс мальчонка, и больше от него ничего не смогли добиться.
– Ну вот, а Бако после этого исчез, – продолжал между тем Миха…
– А вы чего же не пошли туда, на поляну, посмотреть? – тихо спросил Нита.
– Почему же не пошли? – удивился Миха. – Поутру мы все туда сходили, проверить, что там и как. Только не было там ничего на поляне той. И никого тоже не было. Лишь трава в одном месте выжжена, и всё. А Бако с той поры пропал, и не было его долго. А потом пришёл. Сам пришёл. Говорит, что в городе был, а про ту ночь ничего не говорит. Сами знаете. Только кто же поверит в то, что он говорит. Наши в Арво неоднократно ездили, никто его там не видел ни разу. У «неназываемых» он был и сбежал как-то. Но покалечили его, вон ногу потерял.
– Не зря говорят, что они людей едят! – трясущимися губами произнёс Гапа.
– Врёшь ты всё! – воскликнул Нита.
– А зачем они людей забирают? Чтобы сожрать! – убеждённо сказал Гапа и приблизился к костру ещё сильнее, рискуя опалить себе одежду и волосы.
– Но ведь Бако вернулся, – запротестовал Аким.
– Вернулся, но покалеченный, – стоял на своём мальчишка. – Ногу вот откусили!
– Чего-то долго откусывали. Сколько лет его не было, – усмехнулся Нита.
– Едят, конечно, но то не неназываемые, а «бродящие в темноте», никшчэра их зовут, – авторитетно заявил Самон, – а эти, они людей в своих делах используют, – он убеждённо тряхнул головой.
– А Бакон говорит, что учат! Они добра нам хотят, – неуверенно повёл широкими плечами Тиша.
– Да иди ты со своим Баконом. Учат они. То-то они его научили, теперь на одной ноге скачет, – отмахнулся Самон.
– Да он же от них сбежал, – тихонько проговорил Аким.
– Ага, от их учёбы! – расхохотался Самон. – Не говори, о чём не знаешь, ерунда всё это.
– Ничего и не ерунда. Бакон теперь много чего знает, потому что научился, он и мне рассказывает кое-что, – продолжил Тиша.
– Ну и чего он тебе порассказал? – с недоверием протянул Самон.
– А про Землю, например.
– А чего про землю рассказывать, вон она, земля, во все стороны плоская, от края до края.
– А Бакон не так говорит, – негромко произнёс Тиша.
– А ему-то откуда знать?
– А чего он говорит? – раздались возгласы со всех сторон.
– Неужто он её всю обошёл из конца в конец, – издевательски протянул Самон, – на деревяшке своей.
– Он говорит, что Земля – шар и летит в космосе вокруг Солнца. И Солнце – тоже шар.
– Да он дурной! – загомонили все.
– Круглая!
– А чего же мы тогда с неё не падаем!
– И солнце, вон оно в небе каждый день. Ясно же видно, что оно на востоке встаёт да вокруг земли оборачивается и заходит на западе. Совсем дурной!
– Его так в городе учили, – продолжал настаивать Тиша.
– Кто его учил, неназываемые, что ли?
– А он и поверил? Кому – неназываемым!
– Не знаю я, кто учил, – отбивался от наседавших на него ребят раскрасневшийся Тиша. – А Бакон так говорит, вы у него сами спросите.
Они ещё долго спорили и возмущались, пока Самон решительно не сказал:
– А ерунда всё это, давайте я вам лучше историю про «перстные облака» расскажу.
– Перстные облака? Это как?
– Перстные – значит земляные. Они из земли выходят и сами плотные и чёрные бывают, в них молнии живут. Мне бабушка говорила, она ещё маленькая была, в соседнем селе Омот жила и сама видела… – начал рассказывать Самон.
Полная луна давала довольно света для того, чтобы идти достаточно быстро по пустынной ночной дороге. Двое детей торопились к далёкому селу, видневшемуся на краю сумрачного горизонта, где пепельно-чёрное небо сливалось с такой же бархатисто-чёрной землёй. Худенький темноглазый мальчишка с жёсткими непокорными вихрами, лет тринадцати-четырнадцати, почти что тащил за руку маленькую белобрысую девчонку. Она с трудом успевала за ним и закусывала губу, стараясь не плакать, но слёзы всё равно бежали по её щекам, оставляя тонкие полоски. Паренёк время от времени озирался назад, словно чего-то опасаясь.
– Смотри, уже темнеет. Из-за тебя мы не успели домой до заката. Мамка ругаться будет! А папка так и вовсе прибьёт! Тебе-то что, конечно. А мне всё и достанется, – вполголоса ворчал он. – Нафига тебе эти ягоды сдались. Не заблудилась бы в лесу, мы бы уже давно дома были.
Девчонка только всхлипывала и изо всех сил семенила за ним.
– А ещё сестра называется. Вечно мне из-за тебя достаётся. Тут ещё идти и идти. А по ночам…
Резкий прерывистый звук вспорол воздух. Девочка выпустила из рук корзинку, которую несла, и, заткнув уши руками, в испуге присела на месте. Глаза у неё расширились и стали круглыми. Нечто, показавшееся ей подпрыгивающим лучом от фонаря, следовало в их сторону от леса. Мальчишка суматошно заозирался по сторонам и, рывком подняв её на ноги, потащил дальше.
– Ягоды, – всхлипнула девочка, подхватывая с земли полурассыпавшуюся корзинку.
– Брось, Мира, не до них сейчас. Бежать надо, быстрее, не ровен час… – договорить он не успел.
Вновь резкий звук словно хлыстом располосовал ночной воздух. Дети, уже по-настоящему напугавшись, бросились прочь, за их спинами вспыхнул ослепительно яркий свет, и они, оглянувшись, увидели нечто огромное, шарообразное, висящее в воздухе.
– Тими! Что это? – заплетающимся языком с трудом выговорила девчушка.
– Не знаю, – мальчуган, не оглядываясь, продолжал тащить её за собой, – быстрее давай, – он выхватил у неё из рук корзинку с ягодами и постарался соединить со своей корзиной. – Вот ведь навязалась на мою голову!
– Может, спрятаться, переждать? – еле слышно прошептала Мира.
– Навряд ли получится, да и где тут прятаться? – Тими обвёл глазами пустынную дорогу, ровной ниткой уходящую вдаль среди уже скошенных полей, и, выпустив руку девочки, бегом бросился к придорожным кустам, сунул туда обе корзинки, закрыв их ветвями. – Потом, утром заберём. Побежали, давай!