За туманом времени
Александр Шехтер
Редактор Алина Чернышева
Корректор Глеб Миллер
© Александр Шехтер, 2021
ISBN 978-5-0055-6887-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
А. М. Шехтер
За туманом времени
Стихи и рассказы
Александру Шилову!
Есть зал, героев и творцов,
Да наших дедов и отцов,
Что шли на подвиги и труд,
И презирали земной блуд.
В портретах жизни оживали,
Они страдали, ликовали,
В огне, в боях все побывали.
В том зале лица, лица, лица,
Истории видна страница.
Вот женщина, она страдала,
Детей в огне войны теряла,
Но выполняла святой долг,
Стране могучей, он помог.
А, вот рука, на ней лишь вены,
Она видала перемены,
Но созидала и творила,
Труду и верности учила.
Вот офицер, грудь в орденах,
В глазах искра, неведом страх,
Видна и воля, и желание,
Для восхищения, созидания.
Вот космонавт, скафандр и лик,
В бездонье неба взгляд проник.
А, вот учёный, мысль и взгляд,
Нам тоже много говорят.
Вот музыкант, клавиатура,
Там одержимость и натура,
Здесь балерун, в прыжке, изящный,
В искусство, словно нас манящий.
Тут есть горняк, а здесь матрос,
У нас к художнику вопрос:
Как лица, души он читал,
В полотнах чётко освещал.
Легка художника рука,
Мечты влекут за облака.
Он нам любовь свою дарит,
И в души, в сердце нам глядит.
Талант, художник и творец,
И для потомков образец.
Алексею!
Берегите нравы
Беру перо
Бесогон звучит
Бравы речи
Брег высок
Бузовщина!
Владимиру Высоцкому
Внутри мамки
В Петушках
Вечный выбор
Вселился бес
Вселился бес в младую душу.
Трясёт её как «Тузик – грушу».
Понять не можем: что и как?
А тот от бешенства – чудак.
Уж на родных слюнною брызжет,
Его душа чернухой дышит.
Орёт, руками машет так,
Как будто бьют его – чудак.
Родные лишь добра желают,
От зла отгородить мечтают.
Но бес покоя не даёт.
Дитя и плачет, и ревёт.
Слюнною брызжет, зло клокочет,
Остепениться он не хочет.
Не знаем, просто промолчать,
Иль взять и силой воспитать?
Не пряником, и не добром,
А силой, волей и трудом.
Ведь не в психушку же сдавать?!
Терпеть иль взять и наказать???
Вопрос? Вопрос? А жизнь бежит,
Дитё по-прежнему шалит.
Гимн маленькой
Спичке
Грибоедов
Где сейчас стоит Давид?
Я увидел классный вид.
Но какой сейчас Давид
Под Сосновкою стоит?
Да, разбитая фигура,
Но была сия натура
Стройна, сильна и горда,
В очень древние года.
Но народ всегда бушует,
Ураган войны бытует.
Рушат стены и культуру,
И разбили ту фигуру.
Им ни Будда, ни Давид,
Ни о чём не говорит.
Свою моду насаждают,
А чужую разрушают.
Вот и стройная скульптура,
Легендарная натура
От вандалов пострадала,
Видно, чем – то им мешала.
А потом её куски
По землице разнесли.
Долгий путь, дорога сложна,
Сохранить всё невозможно.
Знатоки вели раскопки,
И наткнулись на осколки.
Собирали осторожно,
Восстановим, всё ж возможно.
А затем в Россию путь,
Чтоб в Сосновку заглянуть.
Вот теперь у нас стоит,
Украшая сада вид.
Грусть
Кирза и грязь
а мы служили
Да, грязи мы порой месили,
Погоны мятные носили.
Броски по десять, и не раз
Тревога поднимала нас.
Под градом грязь,
кирза держала,
И нашу волю закаляла.
Кирза и грязь, да жижи хлад,
Но те броски ещё не ад.
То служба, а не легкий фарс,
И закаляла она нас.
Пройдя сквозь тернь,
и водный хлад,
Затем у печки наш солдат,
Портяночки развесит в ряд.
Уют почувствовать всяк рад.
И аромат, что проберёт,
И сон солдатский к ним придёт.
А утром вновь кирзу надраит,
Она как лак вновь заблистает.
Кирза не кожа, даже круче.
Казалось офицерам лучше,
У них ведь кожа, сапоги.
Они красивы и легки.
Но кирзу ваксой пропитав,
Рюкзак на плечи тяжкий взяв,
Солдат вновь в кирзе, как в броне,
Утюжит грязи на земле.
Давно не бывал
Дорога жизни
Заботы Навального
Жизнь – не сахар
За моря
За туманом времени, что скрыли?
Тайны, поверья и были
Идеалы позабыты
матом все теперь накрыты
И горю! Я…
История Руси – новяк!
Как меняются нравы
Запрещать или допущать?!
Как перешнуровали культуру?
Девяностые годы, я еду на работу, из Выхино, на электричке.
Вагон полон, все торопятся, возбуждены, кто – то похрапывает, пытаясь досмотреть навязчивые сны.
В центре вагона весёлая компания молодых парней. Они едут из далека, и успели принять горячительные напитки.
Речь яркая, витиеватая, вся из отборного мата и непонятных междометий.
Люди оглядываются, косо смотрят, но молчат.
Я не люблю ругаться. Вырос в Советское время, и, даже когда ходил в моря, в Северную Атлантику, на среднем рыболовном траулере, но и там старались не ругаться.
Служа в Советской армии, мы не уважали офицеров, которые, иногда бравируя, как говорится «палили с ветерком и матерком».
Ну, а тут в девяностые «разгул демократии».
Вот двое крепких парней их компании, встали, и ринулись курить в тамбур.
Громко гогоча, и поливая всё матом, от чего в вагоне стало ещё не уютнее.
Они прошли мимо, и меня задела струя перегара и отборного мата.
Но, глядя на всех, я всё же сдержался.
Когда они вышли, в вагоне стало тише.
Перекурив, парни ринулись на свои места, продолжая непрерывно гоготать, и поливать отборным матом, даже не задумываясь, что их речь уже не похожа на русскую. А, так на «мать – твою».
Я не выдержал, и когда они гогоча поравнялись, нагло улыбаясь, плевав на людей в салоне, открыто издевались над всеми.
От негодования, я встал с места, и повернувшись к первому, изрёк:
– Закрой хлебало!
Парни опешили. Никто не смел им ничего сказать, а тут, мужик «метр без кепки», посмел «вякать».
Парень, которому я в лицо сказал, напрягся. Маска смеха сменилась на устрашающую гримасу. Видно было, что у него зачесались руки.
Я тоже напрягся, готовясь принять удар.
Хотя точно видел, что он одним ударом уложит меня между сидениями.
Но, что – то человеческое зашевелилось в нём.
Увидев невысокого, седого мужчину, который отважился стать на его пути, и посмел оскорбить.
Замявшись, ошарашенный он изрёк:
– А, что Я???
– Матом не крой. Оглушил. Не даёте никому покоя. Ругаешься хуже сапожника.
Парень, как бы сжавшись, неуверенно махнул рукой и пролепетал:
– Да иди ты…
И вместе с другим парнем, молча, уныло поплелись на свои места.
В вагоне установилась гнетущая тишина. Все ждали продолжения развязки.
Но продолжения не было, и мы спокойно до Москвы.
На Электрозаводской, я вместе с всеми выходил и подумал. Что может быть сейчас догонят меня парни, и намнут мне бока.
Но, нет. Они не стремились нагнать, и проучить ершистого деда.
Я подумал, что хоть какую -то лепту внёс в культурное наследие народа. Меньше станут ругаться, а то и так дряни хватает.
Но, вот в Питере появился оголтелый артист, «эквилибрист» – Шнур.
Поливая матом, под музыкальные аккомпанементы, собирал залы.
А потом «сердобольные люди» переманили его в столицу, где он продолжал поливать всех «матерком» с ветерком.
Да, напрасно я пытался улучшать культуру, и лезть со своим мнением на пролом.
Ведь, теперь такие, как Шнур перешнуровали Россию.
О какой культуре может идти речь.
За ним потянулись уж и Моргенштерны, которым на всех и всё плевать.
Им бы миллионы зарабатывать, и пусть молодёжь тупеет.
Ведь им хорошо, даже банки их спонсируют.
А мы то, только мечтаем о культуре, и о чистоте русского языка.
Но за это же не платят.
Мечты остаются мечтами.
Комары и мошкара
Кто сказал?
Лес полон тайн
Книжная натура
Книга нежная натура,
С ней дружна литература.
Нежный слог и рифма строк,
Преподносят всем урок.