Все вышесказанное абсолютно никакого отношения ко мне не имеет. Ни в каких политических и религиозных организациях я не состояла. Революционных идей по переустройству мира не вынашивала. Поднимать друзей, соседей и знакомых на бунт за справедливость, равенство и свободу не собиралась. Словом, в моем поведении не было ничего крамольного, чтобы опасаться преследования со стороны властей. Хотя, нужно отметить, существующим порядком в стране я была недовольна всегда. Но мое диссидентство не распространялось дальше пределов моей кухни. К настоящему и активному протесту против однообразия, пресности и безысходности собственной жизни я начала созревать стремительно лишь на данном этапе. И вылился мой протест в форму простого желания поехать за границу. Представления о том, каким образом все это может осуществиться, были самые смутные. Но как я собиралась прижиться в чужом социуме, было ясно. Ведь там, за границей, я никто и имя мое никак! Одним словом, аутсайдер! Ничего постыдного в этом я не находила. А, кстати, кем я была здесь? Здесь – в родном социуме на родной земле? Не тот же аутсайдер, несмотря на глубокие корни предков?! Там, за границей, мы никому не нужны? А кому мы нужны здесь?
Перспектива начать все с чистого листа, вкалывать, мыть полы или ухаживать за лежачими больными, отнюдь не пугала и совершенно не казалась облачным будущим. Такова особенность истории моей страны – рожать людей непритязательных и работящих. Обучать их всяким там наукам, превращая в людей грамотных и образованных. В итоге выпускать врачей, учителей, инженеров, словом, высокопрофессиональных специалистов для стран Запада в качестве уборщиков, таксистов, сиделок. Обидно. Хотя это и не край бездны. Уборщик, таксист и сиделка всегда имеют возможность изменить свой статус – подучиться и занять свое место под солнцем в чужой стране.
А я что? Я простой человек. Для меня роль сиделки – так роль сиделки! Крайне подходящая роль! И виделась мне эта ситуация довольно оптимистичной. Сойдет в качестве первоначальной ступени по обустройству и налаживанию жизни.
Невероятно пугало другое – остаться здесь, где мне не сулило ничего хорошего и в первую очередь на рабочем поприще. Трудно сейчас придать форму тому, на что я мысленно уповала, представляя жизнь за границей. Одно скажу, жила присказками из прошлого. Еще с детства во мне основательно прижилось утверждение народной молвы, что, мол, там, за бугром, доблестным самоотверженным трудом можно добиться немалых успехов. Нередкими были примеры того, как «кто был никем, становился всем», прямо как в «Интернационале» поется.
Поговаривали, что «там» среди сильных мира сего можно встретить людей, готовых по достоинству оценить ум, трудолюбие, ответственность работника. И даже более того, совсем не редким является факт содействия в продвижении. Мало ли чем черт не шутит! В глубине души на встречу с такими людьми я и рассчитывала. Это подавляло чувство страха перед неизведанным, придавало чрезмерного оптимизма и воодушевляло меня на немыслимо смелые поступки.
Почему я сосредоточила внимание на содействии в продвижении, сейчас поясню. Ко всем разочарованиям сердечного плана примешивалась паника от понимания своей абсолютной непригодности в существующих условиях. А существующие условия, в которых нормальная жизнь, в моем понимании, мне не светила, были щедро предоставлены постперестроечным периодом.
Приобретя в тот исторически переломный для страны период статус незамужней, я попала в положение хуже не придумаешь. Перспектива безденежного «дна» была более чем очевидна. Принцип «хочешь жить – умей вертеться!» срабатывал, но не для таких, как я. Жить, конечно, хотелось, но «вертеться» я совсем не умела, как уже и говорила. Честно заработать на маломальскую приличную жизнь в этой стране никогда не было возможным, сколько бы и как бы добросовестно человек ни работал. А тем более в постперестроечный период, столь тяжкий для большинства людей. Тогда жили те, кто был «высоко», умеющие «вертеться-крутиться!», а мы – олухи с низов, простые и бесхитростные – еле сводили концы с концами, просто переживали то время.
Ох уж этот постперестроечный период полного крушения страны! Как мы радовались этому крушению, твердо надеясь, да что там надеясь, слепо веря, что все случившееся приведет исключительно к улучшению жизни народа. Но раскалывание СССР на мелкие государства обернулось полным развалом системы и повальным варварским разграблением страны. Утрачивался смысл социалистических достижений, привычные понятия морали, общечеловеческие ценности разбивались вдребезги. На поверхность «всплыло» много нового, непонятного, а для порядочных людей, не искушенных в аферах, обмане, надувательстве, – много чего негативного, нечистоплотного, неприемлемого, неадекватного, что, увы, является вполне естественным явлением при любой смене политической системы. Наступило время торжества теневых дельцов, рэкета, расцвета небывалой коррупции и резкого падения уровня жизни людей, вылившееся в пауперизм (если не выпендриваться, то в массовую бедность).
Те, кто оказался вне кормушки, но был пошустрее, понаглее, имел круг знакомств и хоть какой-то первоначальный капитал, могли, подмазав одну лапу и подмаслив другую, открыть свое дело и как-то остаться на плаву. Ничем подобным похвастать я не могла, разве что пустыми карманами и неумением на своем пути толкаться локтями, пинать ногами, «лопать» живьем и «топить», о чем уже неоднократно упоминала.
«Секира» нового времени стала вышибать зажравшиеся головы с засидевшимися задницами (прошу извинить за грубость!) из местных кожаных кресел. Но как-то выборочно, не всех подряд. Некоторые зажравшиеся головы с засидевшимися задницами пересели в кожаные кресла повыше. Черт знает, как «секира» выбирала, кого огреть, а кого «пригреть». Может, зажравшиеся головы с засидевшимися задницами устроили междусобойчик, тянули жребий из шапки, с предварительно всыпанными в нее бумажками с указанием их дальнейших постов и должностей.
Ээээээ! Нет! Фантазия может разыграться как угодно, но на деле все намного прозаичнее. Магический способ, решающий подобные перестановки, – знакомство с нужными людьми или, по-простонародному, наличие мохнатой лапы, в то время действовал вовсю. Вот что наделяло работника умом, образованностью, авторитетом, уверенностью в себе! Знакомство с нужными людьми – это было все: и ум, и честь, и совесть нашей эпохи (если Ленин имел в виду другое, то сегодня это не столь важно).
И все зависело от нее, родимой, и только от нее – всемогущей мохнатющей лапы, простирающейся откуда-то из заоблачных далей «стоящих у руля» на ступенях этакой иерархической пирамидки: в районных центрах – для сельских подразделений, в областных городах – для районных, и так далее, все выше и выше. По своей роли, значимости и силе эта пресловутая лапа переплюнула даже советский блат.
В результате пересортировки кадров на освободившиеся руководящие места были посажены «свои», новенькие и молоденькие. И что характерно, чем выше сидел «стоящий у руля», тем талантливей оказывался его 20-летний протеже.
Называя без разбора всех работников на «ты», эти юные «гении» стали править людьми и делом под диктовку своих покровителей. Рост зарплат не поспевал за ростом цен, дисциплина ужесточилась, резонансно вызывая среди нас, «черни», закулисный пугливо-недовольный ропот, а еще больше – отвращение к работе и друг к другу. Человеческий фактор в расчет не принимался. В широком употреблении были не только грубые слова, унижающие человеческое достоинство, но и поступки, морально испепеляющие. Непроизвольно всплыл в памяти такой эпизод.