В 1932 году в Моздокском районе погодные условия были крайне неблагоприятны для земледелия. Урожай плачевный, всего два центнера с гектара. Причина такого неурожая – страшная засуха и так называемая линейная ржавчина пшеницы. Разбираться в совхоз, где отец трудился агрономом, приехала особая комиссия из ОГПУ, одним из членов которой был прокурор Моздокского района Трофимов. Выполняя постановление ЦК ВКП (б), члены этой комиссии продолжали искать врагов народа. Отца как человека, ответственного за урожай, исключили из партии и вывели из правления зерносовхоза «Балтийский рабочий». «За мелкую вспашку» – так было написано в постановлении комиссии ОГПУ. Про таких, как он, писали: «Этот классовый перерожденец изгнан из рядов партии, и он должен быть сурово наказан пролетарским судом».
Объяснения отца, что в неурожае прежде всего виноваты погодные условия: засуха, крайняя засоренность полей, низкий уровень агротехники и пшеничная ржавчина – во внимание приняты не были. «Собирайтесь, Петр Ефимович», – как гром с ясного неба прозвучали слова председателя комиссии. Отца спас тогда один из «балтийцев»-двадцатипятитысячников1, заменивший на посту секретаря парторганизации убитого Петрова. Ворвавшись в помещение, где вершился «суд» над отцом, он, размахивая руками, кричал: «Что хотите делайте, но Петра я вам не отдам. Он здесь нужен!» Как «балтийцу» удалось убедить членов комиссии не забирать отца, какие аргументы он приводил, неизвестно, но разбирательство закончилось подпиской о невыезде и решением комиссии, которое запрещало отцу проживать в крупных городах и каждые пять лет обязывало менять место жительства, дабы не обретать единомышленников и не обрастать тесными дружескими связями.
В этот год за низкий урожай были привлечены к ответственности и арестованы агрономы многих хозяйств Моздокского района. Спустя много лет отец повстречал на каком-то сельскохозяйственном совещании своего давнишнего друга Цыганкова, одного из районных агрономов, который был крайне удивлен, встретив отца живым. Он рассказал, что в Моздокском райкоме партии были вывешены списки репрессированных и арестованных, где среди прочих значилась и фамилия Суднов. Лет через восемь судьба свела отца с другим давним приятелем, агрономом Павловым, отсидевшим срок в одном из сибирских лагерей. Этот лагерь с середины 30-х годов приобрел сельскохозяйственное направление и стал крупным поставщиком сельскохозяйственной продукции для промышленных лагерей ГУЛАГа. Павлов отбывал свой срок, работая там по специальности, и чудом остался жив. По всей видимости, в 1932 году туда должен был отправиться и отец, но судьба в лице одного из «балтийцев» распорядилась иначе.
Тем не менее отец с усердием продолжал работать на своей должности. Занимался с механизаторами, изучающими устройство американских комбайнов и тракторов, получил авторское свидетельство на сеятельно-бороновальный агрегат, на прибор для раскладки отравляющих приманок в мышиные и сусликовые норы, на волокуши для сгребания потерь колосьев при уборке комбайном. Не забывал он и о своем литературном творчестве: в районной многотиражке регулярно публиковались его стихи и статьи на производственные и литературные темы. Однажды в помещении клуба он организовал и провел выставку портретов передовиков сельскохозяйственного производства. Портреты, памятуя юношеское пристрастие к рисованию, отец писал сам, чем вызвал у работников совхоза большое удивление.
Становление совхоза проходило трудно, не хватало квалифицированных кадров, пахотные земли были засорены, поймы рек зарастали барбарисом, земли совхоза были разбросаны по всему району, к тому же на деятельность совхозного хозяйства негативным образом сказывалась частая смена руководства. Первый директор совхоза Старостин, мотаясь из конца в конец огромной территории, погиб в автомобильной аварии. Чехарда со сменой директоров совхоза началась после отставки П. Е. Меркулова, одного из лучших, по воспоминаниям отца, директоров. При Меркулове была создана животноводческая ферма, решившая продовольственную проблему совхоза, приобретались улучшенные сорта пшеницы, осваивалась новая техника.
Самоотверженный труд работников совхоза год от года способствовал повышению урожайности зерна, и к 1934 году урожай составил не менее 10 центнеров с гектара, что при таком состоянии дел уже было успехом. В 1935 году Президиум Моздокского РИК вынес постановление: «За исключительно хорошую постановку агротехники, преданную большевистскую работу и завоевание совхозом первенства в социалистическом соревновании премировать старшего агронома совхоза „Балтийский рабочий“ товарища Суднова П. Е. двумястами рублями. Председатель Моздокского РИК Д. Цой». А в июле 1937 года, разобравшись с выдвинутыми в адрес отца обвинениями, прокурор Моздокского района снял наконец с него запрет на выезд из совхоза.
Сдав, как положено, дела, отец вместе с семьей вскоре переехал на селекционную станцию под Ставрополем, где начал заниматься проблемой повышения качества пшеницы. Дотошно изучил материалы, связанные с выведением многолетних сортов пшеницы, которые в свое время пытался создать селекционер А. И. Державин. Работа была долгая и кропотливая и закончилась лишь после войны однозначным выводом: «К массовому производству такая культура не пригодна». Параллельно отец разрабатывал агротехнику сортовых озимых, над которыми в то время работали известные селекционеры Сыроватский и Снеткова. В начале 1941 года Петр Ефимович Суднов стал участником Всесоюзной выставки на ВДНХ и был награжден знаком «Отличник социалистического сельского хозяйства».
Война разделила жизнь нашей семьи, как и жизни миллионов соотечественников, на до и после. В июне 1942 года немцы рвались к Баку. Бои шли страшные, и в первых числах месяца началась эвакуация сотрудников и имущества Ставропольской (тогда – Ворошиловской) селекционной станции, где работал мой отец. По возрасту и состоянию здоровья в армию его не призвали. В то время он был заведующим группой агротехники, старшим специалистом, и на него была возложена задача сохранить семенной фонд и обеспечить эвакуацию работников селекционной станции. Предстояла долгая и трудная дорога до Дербента, места предполагаемой эвакуации. Возле совхоза «Балтийский рабочий» путь колонне преградили немецкие мотоциклисты, перекрыв единственную дорогу на Моздок. Удивительное совпадение: «Балтийский рабочий» – именно этот совхоз еще в предвоенные годы вместе с ленинградскими рабочими-двадцатипятитысячниками создавал мой отец. Несколько лет он работал там агрономом. И здесь же, в «Балтийском рабочем», в 1936 году родился я.
В колонне, кроме имущества селекционной станции, находился мешок с элитными сортами зерна. Пока люди, отрезанные от дороги, разбегались и прятались в оставленных жителями совхоза домах, мой отец и директор селекционной станции сумели каким-то образом на таратайке (это такая легкая повозка с откидным верхом) прорваться балками на незанятую немцами территорию недалеко от Кизляра и тем самым спасти этот мешок с зерном – плод многолетнего научного труда ученых и работников селекционной станции.
Мы же с мамой и сестрой оказались в оккупации и до конца 1942 года жили «под немцем». Отец, пока мы находились на оккупированной территории, волею судьбы оказался в станице Бородинской, что под Кизляром, куда немецкие войска не дошли. Здесь он руководил уборкой кукурузы, получая за это сущие копейки. Жил впроголодь, но мешок с драгоценной пшеницей берег как зеницу ока. А желающих разжиться пшеничкой было достаточно. С невероятным трудом, рискуя жизнью, голодая, он сумел сберечь элитное зерно. Чтобы как-то заработать на пропитание, отец рисовал портреты станичников, в основном женщин, за что получал от них хлеб, фасоль, кукурузу, иногда – сало. Тем и питался, но содержимое заветного мешка сохранил. За этот подвиг, а в условиях голодных военных лет это действительно подвиг – отец был награжден медалью «За оборону Кавказа».