К черту Джоджо Уокера, решил он. И к черту мистера Митчелла Гиббса.
Сейчас было ровно девять часов, и даже если он побежит, то опоздает, по крайней мере, на несколько минут. Но в заднем кармане у него лежала книжка в мягкой обложке, а денег хватило бы на кусок пирога в «Звездочете», так почему бы нет? Неподалеку есть телефон, он позвонит и пожалуется на живот – кто сможет ему что-нибудь предъявить?
Джейк чувствовал себя хозяином своей судьбы. А его судьба сновала по проходам, впаривая дешевые книжки о сексе и, как ему казалось, время от времени поглядывая в его сторону. Он встал, протиснулся в проход и вышел в вестибюль с таким видом, словно он здесь главный. Будто ему принадлежал этот чертов город. К тому времени как Джейк наполовину прочел «Семь шагов к Сатане»[7] и почти без остатка приговорил персиковый пирог, его эго раздулось до небес.
Она сама выбрала его, не так ли? Он-то заметил – ни к кому другому она такого интереса не проявила. Ни с одним другим членом клуба любопытствующих, заседавшего в тот вечер в кинотеатре, столько времени не провела.
Кстати, о членах…
Осади коней, ковбой, вразумил он себя. На это у нас еще найдется время.
Он отхлебнул кофе и отправил в рот кусок пирога, а пока жевал, прикрыл глаза и с улыбкой подумал обо всем, что сделает с этой бабой.
Как бы там ее ни звали.
Кабинка администратора пустовала. Джоджо подошел к ней, глянул внутрь, словно ребенок, что в зоопарковой клетке не может углядеть тигра.
Ни тигра, ни Джейка там не оказалось.
Джейк точно был в «Дворце». Наверняка не понял, что Джоджо его заметил.
Следующие пятнадцать минут Джоджо ждал, что Джейк объявится.
Но вот в вестибюль вошел мистер Гиббс. Вид у него был совершенно поникший – лысина в испарине, лицо осунувшееся. Чарльз едва не отскочил от босса, когда тот вошел. Джоджо облокотился на стойку регистрации в ожидании, когда к нему обратятся.
– Безумие, – проворчал Гиббс, тыча большим пальцем в сторону пустой кассы.
– А что? – Джоджо не собирался закладывать Джейка. Даже будучи помощником шерифа, он ненавидел стукачей и вообще любого, кто мог «переобуться» за мгновение.
– А то. Никто не будет сидеть за кассой, если только ты сам не захочешь занять это место.
– Да что-то не горю желанием.
– Я на тебя и не рассчитывал.
– А у меня есть выбор?
– Конечно есть. Ты белый, тебе уже за двадцать один. Все двери открыты.
– А если я хочу сохранить работу?
– Ежели так, садись в чертову кабинку.
Джоджо глянул на кассовую кабину, затем снова на Гиббса и усмехнулся.
– Только бы никто не дернул за рычаг. Не хочу падать в воду.
– Какой еще, к черту, рыча… а-а. Понял, понял. Всё шутки шутишь…
– А то.
– Ну, мы не в цирке, а в респектабельном отеле. Так что я думаю, сегодня у тебя двойное дежурство.
– Я не могу одновременно следить за кассой и патрулировать этажи.
– С каких пор ты патрулируешь этажи? Просто сиди спокойно и держи ушки на макушке, нос по ветру. Не так и сложно, да, Уокер?
– А вдруг случится чего?
Гиббс нахмурился, склонил голову набок. Впервые за все время Джоджо подметил, каким детским и незрелым становится лицо босса, когда он так делает.
– Если чего случится – разберись. Тебе за это деньги платят.
– А как насчет премии? – уточнил Джоджо.
– А ты парень не промах, – снисходительно сказал Гиббс, похлопывая Джоджо по плечу. – Завтра из Литл-Рока приедут люди, как-то связанные с «Дочерями Конфедерации»[8]. Говорят, собираются устроить танцульки или что-то в этом роде, словом, почтить воинские узы. Я не думаю, что они приедут до твоего отбоя… хм-м-м… до того, как ты закончишь смену… где-то в семь, ну так, чтобы ты знал…
– Такой график – только за двойную премию.
– Ладно. Черт с тобой. По рукам. Что-нибудь еще?
– Не знаю, – ответил Джоджо, пожимая плечами. – А что? Есть предложения?
– Чарльз хорошо держится? Справляется с работой?
– Конечно. Он хорош.
– Он отличный малый, – согласился Гиббс.
– Ему тридцать семь, – сказал Джоджо.
– И что?
– Ничего.
Гиббс на мгновение растерялся, но тут же пришел в себя. Он развернулся и пошел прочь, но остановился и снова оглянулся на Джоджо.
– Да, еще кое-что, – добавил он. – Те киношники, что заселились вчера вечером, – не спускай с них глаз, ладно? Вряд ли от них могут быть неприятности, конечно…
– Я понял, – ответил Джоджо.
– …И я уверен, что их проверили, они не натворят чего-нибудь…
– Я займусь этим, босс.
Гиббс улыбнулся и сложил руки вместе.
– Я знал, что могу на тебя рассчитывать, Уокер. Да, может, люди говорят всякое… – Он оборвал себя на полуслове.
– А что? Что люди говорят?
– Ну, ты же знаешь, какими бывают люди. Я хотел сказать, что все, что ты делаешь, я считаю правильным, несмотря ни на что. Считаю, иной раз не стоит совать нос в чужие…
– Да, – перебил его Джоджо, цедя каждое слово сквозь зубы. – Иной раз – не стоит.
– Вот и я о том, – согласно закивал Гиббс.
Они обменялись неловкими взглядами, затем Гиббс причмокнул губами и потер ладонью о ладонь.
– Ну что ж, если больше ничего не нужно…
– Думаю, мы все вопросы уладили, босс.
– Славный ты все-таки малый.
Джоджо вернулся в кабинку и уже через несколько минут на своей шкуре ощутил, что чувствует тигр, запертый в неволе. Он огляделся в поисках любого чтива, которое могло остаться после Джейка, но не нашел ничего, кроме брошюрки, живописующей чудеса природы северо-западной части штата. Давненько их тут не раздавали – наверное, с тех пор, как парочка молодоженов задумала провести медовый месяц в Озарке[9] да где-то там и сгинула. Джоджо задумался, не поймали ли их в такую же клетку пьяные деревенщины. Держали где-нибудь втихаря, издевались всячески и в один прекрасный день замучили до смерти.
Но разве он сам не был весь последний год заперт в собственноручно возведенной клетке? Он мог бы уехать куда-нибудь в другой город или штат или, черт возьми, в Мексику, имей это хоть малейший смысл. Начать жизнь с чистого листа, может, сменить имя вдобавок. На любое другое, какое нельзя исковеркать до Джоджо или иного непутевого прозвища. Начать ужиматься и экономить до тех пор, пока не сможет позволить себе электрическую процедуру по сведению волос у какого-нибудь доктора-шарлатана в маленьком пограничном городке, где вместо огромных высоток на горизонте красуются гигантские радиовышки. Больше никакого Джоджо – мальчика Псоглавца. Никакого проклятого синдрома Амбраса[10]. Никакого Джорджа Уокера.
С другой стороны, вероятно, это и есть клетка – собственное «я», голова. Его разум хоть в нем нет решеток, однако клетка самая настоящая. И если долго самому себе морочить голову… нет, дело даже не в том, чтобы долго ее морочить, а в том как. Если мыслить как чернокожий, партия проиграна заранее. Да и сторонников расового смешения не сыскать в радиусе пяти сотен миль. Поморочил себе голову – и работы как не бывало, скромное положение в обществе рассосалось. Пусть даже это положение держалось на том, что никто не знал, что он – урод, натуральный гребаный вервольф с шерстью и всем остальным, какая уж разница? Теперь всё гораздо хуже. Он сам себе – пожизненное заключение без возможности досрочного освобождения. Узник неприступной башни, которую сам возвел, своими волосатыми лапами.
Мексика, пронеслась в голове Джоджо тоскливая мысль. Может, там и неплохо.
Джоджо поморщился, закинул ноги на стойку и стал ждать, когда пройдет время. Оно шло, но чертовски медленно.
Джейк просидел в закутке так долго, что столы сменили гостей раз восемь, но ночь, казалось, все ускорялась, словно настенные часы были сломаны. Он доел пирог, дочитал роман Меррита и выпил лошадиную дозу кофе, и все это время думал об одном – о той сказочной медсестричке и ее аппетитных формах.
Джейк глазом не успел моргнуть, как пробило полдвенадцатого. Что ж, самое время перестать фантазировать и предпринять кое-какие реальные шаги. Бросив на стол доллар чаевых, Джейк упрятал книгу в мягкой обложке в карман и выпорхнул из «Звездочета», окрыленный, словно какой-нибудь тутовый шелкопряд.