ГЛАВА VII
Живописное изложение вероятных последствий моих необдуманных поступков, для пущей убедительности подкрепленное физическим воздействием заострённого металла на опасно близкую к печени область, с легкостью обеспечило Индреку спокойную поездку без эксцессов. За те сорок минут, в течение которых наш автобус колесил по столичным улицам, Индрек не произнес ни слова: цепким взглядом он мгновенно отыскал в салоне свободные двойные места и всем корпусом прижал меня к покрытому мутными дождевыми разводами стеклу, тем самым напрочь заблокировав мне пространство для маневров. Его рука по-прежнему крепко обвивала мою талию, но если для не посвященных в подробности наших сложных взаимоотношений пассажиров мы производили впечатление влюбленной пары, даже в общественном транспорте не выпускающей друг-друга из объятий, то мое трепещущее сердце в ужасе прекращало биться от каждого прикосновения напряженных пальцев моего спутника. Я боялась даже вообразить, что произойдет, когда мы доберемся домой, и я окажусь в безраздельной власти Индрека: в публичных местах у меня хотя бы имелась чисто теоретическая возможность позвать на помощь или привлечь внимание к своему бедственному положению, но стоит мне остаться наедине с этим психопатом, и, что называется, пиши пропало. Как там обычно происходит в криминальных триллерах? Доверчивая героиня пускает на порог подозрительного незнакомца, а вскоре в ванной находят ее расчлененный труп.
–Что случилось? – насторожился Индрек, почувствовавший, как я внезапно содрогнулась, будто все мои мышцы одновременно сократились от резкого импульса.
–Ноги промочила, знобит, – торопливо солгала я и лишь затем вдруг осознала, что сказала истинную правду. Замшевые полусапожки безобразно раскисли, колготки давно можно было выжимать, а неприспособленная к прогулкам по лужам подошва недвусмысленно готовилась отклеиться от верхней части.
– Непрактичная обувь,– вместо того, чтобы глубоко проникнуться постигшей меня бедой, холодно заметил Индрек.
–Зато красивая, – парировала я, машинально опустила глаза и с трудом пересилила непреодолимое желание плотно зажмуриться, дабы не видеть грязных затоптанных калош, еще недавно гордо носивших звание модельных ботильонов, – была.
–Купишь новые, – оптимистично заверил меня Индрек, – я планирую неплохо заработать на этом заказе, и если ты поможешь мне вернуть мою вещь, я бонусом накину тебе несколько тысяч сверх арендной платы. Так сказать, компенсирую моральный ущерб. Но учти, при малейших сомнениях в твоей лояльности, деньги тебе уже не понадобятся. Разве что на организацию собственных похорон. Давай, на выход, и без фокусов.
Честно говоря, в своем нынешнем состоянии я была способна лишь на один единственный трюк – не навернуться с мокрых ступенек и не впечататься прямо в грязное месиво, по закону подлости образовавшееся в аккурат рядом с остановочным павильоном. Проявив неповторимые чудеса эквилибристики, я перепрыгнула через лужу и едва не потеряла от неожиданности равновесие, когда только что находившийся у меня за спиной Индрек вдруг обнаружился точно впереди.
– Осторожно! – предупредил он, в последний момент удержав меня от бесславного падения, – показывай, где магазин. Я с голоду умираю. Не стой столбом, у нас еще очень много дел на сегодня.
Лично для меня куда актуальнее выглядела проблема не умереть от страха, тогда как у Индрека всего лишь разыгрался аппетит, будто бы в его жизни регулярно возникали ситуации экстраординарного характера, и он давно не считал подобные случаи достойным основанием для пренебрежения базовыми потребностями организма. Судя по всему, у него в голове постепенно вырисовывалась четкая схема дальнейших действий, и самым неутешительным обстоятельством являлась отведенная мне в этом сомнительном предприятии роль, причем, я изрядно сомневалась в наличии у себя значительных шансов отсидеться в массовке.
Внушительный пустырь на западной окраине столицы начали застраивать без малого лет двадцать назад, и примерно столько же чиновники обещали обитателям Севериновских бараков снос аварийного жилья. В итоге история с расселением растянулась на два десятилетия, и к тому времени, когда у государства, наконец, дошли руки до завершения строительства социальных домов, в бараках по факту проживали только одинокие старики и разномастные маргиналы. Весь более или менее приличный народ правдами-неправдами постепенно разъехался: кто-то взял ипотеку на покупку благоустроенной квартиры, кто-то удачно вступил в брак, а кто-то предпочитал тратить немалые деньги и снимать тесную комнатушку в центре, чем ежедневно сражаться с бытовыми неурядицами, коих в бараках насчитывалось превеликое множество. Когда дело сдвинулось с мертвой точки, владельцы аварийной недвижимости резко активизировались, однако, перед распределением квартир в новостройке сотрудники администрации провели серьезную проверку и решительно отселяли львиную долю претендентов на бесплатное жилье, как преднамеренно ухудшивших условия проживания. Насколько я понимала, под данной формулировкой подразумевались главным образом аферы с пропиской-выпиской, и доморощенным махинаторам пришлось довольствоваться смехотворной денежной компенсацией, соответствующей кадастровой стоимости злополучных бараков. Поводов придраться ко мне у чиновников, к счастью, не нашлось, и моя кандидатура была единогласно одобрена на заседании жилищной комиссии. Вместе со мной обладателями новых квартир стали и несколько откровенно маргинальных семей, печально известных мне еще в бытность соседями по бараку. Волевым решением чиновников под нужды переселенцев выделили один подъезд, и по злой иронии судьбы меня вновь окружали знакомые все лица, гораздо больше подходящие под определение «рожи».
Всего за пару недель наш подъезд превратился в настоящее гетто. Три поколения моих соседей жили в бараках, и, дорвавшись до благ цивилизации, дружно вели себя, как пещерные троглодиты в музее изящных искусств. Иногда мне в голову даже грешным делом закрадывалась мысль, что мэрии следовало раскошелиться на проведение обучающего тренинга для новоселов. По крайней мере, некоторым особо одаренным товарищам ничуть не помешало бы пройти курсы повышения квалификации в сфере обращения с домофоном, а заодно раз и навсегда уяснить себе, что в отличие от выгребной ямы, центральная канализации абсолютно не предназначена для сброса твердых бытовых отходов. Кстати, с мусоропроводом у моих соседей тоже как-то не сложилось взаимопонимания – уже на третий день с момента заселения шахта намертво засорилась, а закрепленная за домом жилконтора не торопилась с ее прочисткой, так что впору было запасаться ядохимикатами для протравки тараканов, и упаси господи, крыс. Отдельного внимания, несомненно, заслуживал лифт, проработавший ровно пять суток, а на шестые подвергшийся разграблению и благополучно лишившийся каких-то дорогостоящих запчастей, собирать деньги на замену которых, естественно, никто не спешил. Мне со своим третьим этажом, в сущности, было не жарко, ни холодно, а вот живущие под крышей старики оказались запертыми в квартирах, будучи физически не в силах совершать длительные восхождения по довольно крутой лестнице. Чтобы слегка облегчить утомительный подъем, пенсионеры поставили на каждой площадке по табуретке, однако, мебель тут же облюбовали любители покурить в подъезде, периодически воюющие за право культурно посидеть на стульчике с окрестными наркоманами. Одним словом, вчерашние жители бараков, явно чувствовали себя, как дома, а оставшееся практически прежним окружение не самым лучшим образом влияло на их культурный уровень.