Мимо них шел караван из дюжины деревянных фургонов, запряженных волами, покрытыми дорожной пылью. Дорога, соединяющая шахты, крепость Голконды, Хайдарабад и порт Гоа, представляла собой непрерывный поток караванов. Одни были нагружены хлопком, шелком, рисом, кукурузой и солью. Другие везли заморские специи, сахар и мускатный орех. Большинство торговцев составляли кочевники и персы. Но последнее время здесь стали появляться разного сорта чужеземцы, обутые в изящные туфли, обливающиеся потом в своих длинных чулках, шерстяных панталонах и камзолах, с прилипшими ко лбу локонами напудренных париков.
Эти откормленные мужчины с мясистыми розовыми щеками бродили по деревне между глиняными хижинами с соломенными крышами, проклиная и распугивая коз и цыплят, попадавшихся на их пути. Они пытались с помощью подкупа пробраться к шахтам, располагавшимся между рекой и подножием хребта, но местные торговцы и охрана не шли на подкуп. Эти шахты принадлежали королю Голконды, и если чужеземцы хотели увидеть добытые алмазы, они должны были идти со всеми другими торговцами на местный базар.
Бык вяло помахивал хвостом, когда один из чужеземцев остановил фургон и приказал выгружать из него мешки с пшеном. Сачин слышал, что этот белый человек, с обгоревшим на солнце носом и щеками, выложил двадцать тысяч золотых пагод за один рубин и горсть алмаза-сырца. Он пытался представить себе вес этого золота и что можно было бы купить на него для родителей, братьев и сестер. Они могли бы полечить Арджуна у хорошего городского лекаря. Купить стадо коров для молока и приготовления мягкого сыра. Возможно, и поле, чтобы выращивать рис или пшено. Ведь его родители уже немолоды и сгорбились не по годам, а получали по три пагоды в год за тяжелый труд в шахтах.
Сачин не спеша шел вниз по склону, где с шумом несла свои воды по галечному дну река Кришна. Арджун семенил впереди, дергая за веревку, жаждущий побыстрее добраться до воды. Этот ежедневный совместный ритуал омовения в реке стал единственным радостным моментом для Сачина, перед тем как он прочтет молитву и отправится на работу в забой.
Искупавшись, Сачин встал на колени рядом с братом. Он слышал, как неподалеку женщины просеивали гальку в плетеных корзинах и раскладывали ее на берегу, чтобы она просохла. Затем их дети несколько раз переворошат эту гальку, чтобы она прожарилась на солнце со всех сторон, а женщины возьмут деревянные дубинки и примутся дробить ее. Когда это будет сделано, все снова соберут в корзины и опять начнут просеивать.
Под жуткий галечный скрежет, разносившийся в тяжелом влажном воздухе, Сачин трижды поклонился статуе богини Лакшми и начал молиться. После молитвы брахман смазал им брови оранжевой пастой, состоящей из топленого масла с шафраном, и приклеил семь рисовых зерен для обретения силы и благополучия.
Сачин потерял счет рисовым зернам, побывавшим у него на бровях. А все алмазное сырье, которое они извлекли из своих забоев, было темным и мутным и принесло им лишь новый тюрбан и несколько отрезков хлопка.
Сачин и вся его семья омыли руки и ноги в реке, и брахман раздал им дневную порцию пищи – горстку риса на сплетенных листьях шореи. И еще сегодняшнее утро одарило их медной чашкой теплого топленого масла, смешанного с сахаром и корицей, чтобы сдобрить рис.
Сачин посмотрел в сторону растущего поблизости баньяна, в тени которого спал, свернувшись калачиком, Арджун. Веревка была привязана к стволу. Вот такова теперь была их жизнь: добывать алмазы в шахтах и таскать с собой на привязи сына, как какого-то дикого козла, и его брата.
Солнце поднималось все выше, и камни в забое нагревались все сильнее. Сачин должен был работать быстрее, чтобы не обжечь пальцы. У него пересохло в горле. С трудом сглотнув, он страстно захотел погрузиться в мелководье Кришны.
Арджун лежал и стонал, волосы облепили его вспотевшее лицо.
Сачин зачерпывал гравий полными пригоршнями и просеивал сквозь пальцы, высматривая искорки света. Он делал это снова и снова. Кожа на руках была вся содрана и раздражена. И вот наконец он зажал между пальцами алмаз-сырец. Сачин вытер камень о набедренную повязку и подставил к свету. Охранник заметил это и подошел ближе, чтобы Сачин не проглотил находку.
Сачин послушно кивнул, и сердце его учащенно забилось, когда старший охранник достал баньяновый лист и приложил к нему камень, чтобы проверить его чистоту. Парень потянулся посмотреть, но тут же получил оплеуху и был отправлен работать дальше. Охранник ухмыльнулся, и алмаз перекочевал в кожаный мешочек, висевший на его ремне.
Остальные охранники выстроились плотной стеной за спиной Сачина и зорко следили за работой в забое, а мальчик вновь взялся просеивать гравий, надеясь на новую удачу…
Пот заливал его лицо. Если бы он только мог глотнуть воды. Или хотя бы напоить мать и сестру.
Под деревом зашевелился Арджун. Он встал и стал дергать за веревку, которой был привязан к стволу.
Охранники обернулись и принялись смеяться. Для них он был всего лишь забавой, как танцующая обезьяна на базаре. Сачин тяжело вздохнул и отвернулся, чтобы не видеть этой жестокой сцены, и вдруг заметил среди груды гравия характерный проблеск. Он отклонился в сторону, чтобы его тень скрыла алмаз.
В это время Арджун начал стонать и пинаться. Он рванулся изо всех сил, оборвал веревку и побежал прямо на охранников. Они оставили свои посты позади Сачина и кинулись навстречу Арджуну.
– Шабдкош! Шабдкош!
Дьявол.
Один из охранников повалил Арджуна на землю, другой схватил его за ноги, а третий вытащил из-за ремня пистолет. Отец Сачина выскочил из забоя и бросился к охранникам. Подняв руки вверх, он встал между дулом пистолета и своим старшим сыном. Отец громко спорил с главным охранником, когда Арджуна снова привязывали к дереву.
Когда мать, оставив свою корзину, бросилась успокаивать сына, Сачин нагнулся, выковырял алмаз из гравия и ахнул. Камень был чист, как слеза, и сиял так, будто у него внутри поселилось пламя.
Как зачарованный, Сачин не мог оторвать взгляда. Никогда раньше не видел он такого сияния. А ведь камня еще не касались полировочные круги. И Сачин сразу понял, что у него в руках особенный алмаз. Впервые он поверил заверениям брахмана, что алмазы Голконды самые могущественные. Сжав камень в кулаке, Сачин призывал силу камня и силу своей коронной чакры защитить его брата.
Арджун стонал и бился, привязанный к дереву, а мать стояла рядом и взывала к Божественной матери.
Старший охранник заорал, требуя порядка. Отец обернулся к мечущемуся Арджуну и принялся умолять его успокоиться.
Сачин оттянул веко и вложил за него алмаз, затем тоже бросился к брату. Камень щекотал ему глазное яблоко, и слезы потекли ручьем, но Сачин смахивал их тыльной стороной ладони. Этот алмаз спасет их всех.
– Арджун! – взмолился Сачин, подбегая к брату.
Арджун стоял на коленях, связанный по рукам и ногам. Во рту у него пенилась слюна, и на шее вздувались вены, когда он бросался на охранников, которые били его ногами, обзывали и дразнили, будто они на петушиных боях.
– Остановитесь! – закричал Сачин, бросаясь между охранниками и преклоненным братом, как до этого поступил его отец.
Охранники перекинулись на него и сбили с ног.
– Шабдкош! – крикнул один из охранников, хохоча.
Арджун кинулся ему под ноги и вцепился зубами в лодыжку. Охранник запрокинул голову и взвыл, как волк.
Сачин почувствовал, как камень все глубже впивается в его глаз, когда он упал на Арджуна, чтобы прикрыть от новых побоев, и теперь их мокрые от пота тела переплелись в один катающийся по грязи клубок.