– Нет, – прошептал он. – Сэр, я знаю, как это выглядит.
– И как же оно выглядит? Поставь себе диагноз, Каладин. Скажи мне, что ты видишь.
Каладин закрыл глаза.
«Нет».
Далинар крепче сжал его плечо:
– Я не лекарь, но могу сказать, что вижу сам. Солдата, который слишком долго находился на передовой. Человека, пережившего столько ужасов, что теперь его взгляд все чаще устремляется в пустоту, а разум цепенеет, чтобы не нужно было ничего вспоминать. Я вижу солдата, который не может спать и огрызается на тех, кто его любит. Он притворяется, что все еще может действовать. Но на самом деле не может. И он это знает.
Каладин отбросил руку Далинара, уставился на него широко открытыми глазами:
– Вы не можете так поступить. Это я создал ветробегунов. Они моя команда. Вы не можете их у меня отнять.
– Могу, потому что должен, – парировал Далинар. – Каладин, если бы речь шла не о тебе, я принял бы это решение несколько месяцев назад, но ты – это ты, и я продолжал твердить себе, что у нас каждый ветробегун на счету.
– Это правда!
– У нас на счету каждый ветробегун, от которого есть толк. Прости. Был момент, когда, если бы я отстранил тебя от командования, это подкосило бы всю команду. Теперь мы его благополучно миновали. Ты останешься с нами… но больше не будешь участвовать ни в каких миссиях.
Из горла Каладина вырвалось рычание, и в глубине души он не поверил, что способен издавать такой звук. Он втянул в себя буресвет.
Он больше не потерпит поражения. Он не позволит какому-то светлоглазому бахвалу снова отнять у него все.
– Я не могу в это поверить! – воскликнул Каладин, и вокруг него забурлили спрены гнева. – Ты не должен так себя вести! Ты…
– Почему? – спокойно спросил Далинар.
– Что «почему»? – огрызнулся Каладин.
– Почему я не должен так себя вести?
– Потому что не разбрасываешься своими людьми! – рявкнул Каладин. – Потому что… потому…
«Потому что ты о них заботишься».
Каладин сник. Он вдруг почувствовал себя маленьким. Ребенком, стоящим перед суровым родителем. Он пошатнулся и прислонился спиной к ближайшему зданию. Сил повисла рядом с ним, обеспокоенная и смущенная. Она не стала возражать Далинару. Почему она не вступилась за Каладина?
Он посмотрел в сторону. Он взял с собой почти весь изначальный Четвертый мост; ветробегуны, которых он оставил охранять воздушный корабль, когда-то были Тринадцатым мостом и их оруженосцами.
Поэтому он увидел множество дружелюбных лиц, стоящих в отдаленном дворе Нарака. Камень и Тефт. Ренарин. Сигзил, Лин, Лопен. Лейтен и Пит, Скар и Дрехи. Ларан, только что ставшая полноправной Сияющей. Никто еще не произнес Четвертого идеала. Ему нравилось думать, что для них это было так же трудно, как и для него, и никто до сих пор не одолел эту преграду. Но… а если они просто сдерживались из-за него? Из какого-то ложного уважения?
Он снова повернулся к Далинару:
– А если меня там не будет? – В его голосе зазвучала мольба. Это был последний довод. – Если с ними что-то случится, когда они будут сражаться? Если кто-то умрет, потому что я не сумел их защитить?!
– Каладин, – тихо сказал Далинар, – а если что-то случится, потому что ты с ними? Если один из них погибнет, потому что будет ждать твоей помощи, а ты снова оцепенеешь?
Каладин резко вдохнул. Он отвернулся и зажмурился, чувствуя, как из глаз текут слезы. Что, если…
Шквал. Далинар прав.
Он прав.
– Я… – прошептал он.
Что это были за Слова?
«Ты не смог произнести Слова, – подумал он. – Ты должен был. Год назад, когда Далинар мог умереть. Ты должен был произнести Слова. А вместо этого рассыпался на кусочки».
Каладин никогда их не скажет, верно? Третий Идеал – его предел. Другие спрены говорили… говорили, что многим Сияющим так и не довелось принести последующие обеты.
Каладин глубоко вздохнул и заставил себя открыть глаза.
– Что… что мне теперь делать?
– Тебя не понизят в звании, – твердо сказал Далинар. – Я хочу, чтобы ты тренировал, учил и помогал нам в этой войне. Не стыдись, сынок. Ты хорошо сражался. Ты пережил то, что не должен был пережить ни один человек. Такой опыт оставляет шрамы, как и любая рана. Это нормально – признать их.
Каладин провел пальцами по лбу и шрамам, которые он все еще носил. Все его силы не смогли стереть их даже за годы, прошедшие после клеймения.
Далинар откашлялся, чувствуя себя неловко. Возможно, вспомнив о ране Каладина, он счел упоминание о шрамах дурным тоном. Но это было не так. Метафора была особенно здравой.
– Могу ли я… могу ли я сдержать свои клятвы, не сражаясь? – спросил Каладин. – Я должен защищать их.
– Для этого есть много способов. В былые времена не все Сияющие шли в бой. Я сам нашел немало способов служить этой войне, не размахивая клинком на передовой.
Каладин посмотрел на Сил, и та кивнула. Да, он мог сдержать свои клятвы и таким образом.
– Ты не будешь первым прославленным солдатом, который перешел на позицию поддержки, после того как увидел гибель слишком многих друзей, – сказал Далинар Каладину. – Если будет так угодно Всемогущему, мы убедим спренов чести работать с нами, и тогда придется обучать стаи новых ветробегунов. В любом случае ты будешь очень полезен, наблюдая за тренировками Сияющих.
– Я просто не буду болтаться там, где могу причинить вред, – прошептал Каладин. – Потому что я сломлен.
Далинар снова взял его за плечо, затем поднял другую руку, вытянув указательный палец, как бы заставляя Каладина сосредоточиться на нем.
– Вот это, – сказал Далинар, – война делает со всеми нами. Пережевывает и выплевывает искалеченными. Не стыдно сделать шаг назад, чтобы прийти в себя. В этом не больше бесчестья, чем в том чтобы дать себе время исцелиться от колотой раны.
– Значит, я вернусь к битве? – спросил Каладин. – Возьму увольнительную, а потом вернусь?
– Если мы почувствуем, что это для тебя правильно. Да, такое возможно.
«Возможно, – подумал Каладин. – Но вряд ли вероятно».
Далинар, наверное, видел больше людей, покорившихся усталости от битв, чем сам Каладин, но за все годы сражений ему ни разу не попадался тот, кто от нее исцелился. Похоже, это не тот недуг, с которым можно справиться.
Ну почему он не оказался сильнее? Почему не произнес Слова?
– Мы найдем способ сделать этот переход плавным и естественным, – пообещал ему Далинар. – Мы можем представить его остальным так, как ты захочешь. Тем не менее откладывать тоже не будем. Это не просьба, Каладин. Это приказ. С этого момента держись подальше от битв.
– Да, сэр.
Далинар сжал его плечо:
– Я ценю тебя не из-за того, сколько врагов ты можешь убить, а из-за того, что тебе хватает мужества понять и произнести такие слова.
Он кивнул и разжал хватку:
– Это не дисциплинарное взыскание, Каладин. Завтра у меня будут для тебя новые задания. Можешь не сомневаться, я найду для тебя дело. Мы объясним всем остальным, что это повышение.
Каладин выдавил улыбку, и это, казалось, успокоило Далинара. Надо было сохранить лицо. Надо было выглядеть сильным.
«Не дай ему узнать».
– Сэр, – сказал Каладин. – Я не уверен, что смогу занять пост, предполагающий обучение других Сияющих. Быть с ветробегунами, посылать их умирать без меня… ну, сэр, это разорвет меня на части. Не думаю, что я смогу смотреть, как они летят, и не присоединиться к ним.
– Я об этом не подумал, – нахмурился Далинар. – Если предпочитаешь просить о другой должности, я не возражаю. Может быть, в сфере логистики или планирования сражений? Или, может быть, в качестве посла в Тайлене или Азире. Твоя репутация обеспечила бы тебе почет в тех краях. Во всяком случае, я не хочу, чтобы кто-то вроде тебя сидел и обрастал кремом. Ты слишком ценен.
«Ну да. Разумеется. Забери у меня единственное, что имеет значение, а потом скажи, что я ценен. Мы оба знаем – я ничто».
Стараясь побороть эти мысли, Каладин выдавил еще одну улыбку:
– Я подумаю об этом, сэр. Хотя, возможно, мне понадобится время, чтобы решить, чего я хочу.