– Стой, стой, стой! Давай договоримся! Я отведу к своим друзьям. Я могу привлечь их к себе, а ты их убьешь.
Маньяк вырвал топор из разорванной древесины и по инерции попятился.
– Ты хочешь предать друзей? – переспросил он, подбрасывая гладкую рукоять у лезвия. Топор глухо похлопывал по ладони.
– Это деловое предложение! – прикрикнула она, из иссушенного рта шли кряхтения и скрежет.
– Выходи, – приказал маньяк, горланя, будто сквозь фильтровое искажение.
– Хорошо, я приведу их к себе? – уточнила взволнованно.
– Выйди из дома! – наорал маньяк.
– Хорошо, хорошо. Я иду к тебе, – бросила она, неуверенно коснувшись ручки двери.
– Прям сейчас же, трепло! – прогорланил он грозно.
Ручка скрипнула, будто кашлянула. Жертва отварила дверь, выглянула и насторожено поднесла чёрному небу угольные ладони.
– Вот, я выхожу. В знак нашего сотрудничества.
Топор висел в руке. Носом к полу. Губы жертвы прогнулись в улыбку. Маньяк закрыл луну, которая вырвалась из облаков. Через обшарпанную куртку пробирался свет. На лучах силуэт его рос. Маска на лице клюнула в жертву. Взгляд будто раскроила её образ топором. Тень пыталась прикрыть разодранные ноги, дорисовывая штанины под неприлично короткие шортики. Лямки торчали из розовой майки. Маньяк вгляделся на ямочку у бюста. Грудки пухли под поролоном и вываливались из облегающей майки. Губы уронили слюну. Маньяк лизнул её, задев хоккейную маску. На миг он представил, что под кончиком языка была вовсе не маска.
– Дипломатия, а ну-ка на колени! – заповеливал маньяк.
Жертва протупила, хлопнула накладными ресницами под толстым слоем туши, натянула на лоб брови, начерченные чёрным карандашом. Маньяк вцепился в топор и захрипел громче.
– Дипломания, на колени!
– Ща-ща-щас, – завопила она и упала на разодранные колени.
Деваха шикнула, громко сглотнула и нахмурила брови. Её нос застыл у паха, где синие рваные джинсы пропитали грязь и угольная пыль.
– Давай дипломатия, – подталкивал маньяк довольно. – Давай.
Она скривила губу. Смущала сама мысль, предположение тембра голоса и неприкрытость намека в куплетах.
– Ты мой миленький, хорошенький мой ко-о-ти-к, – пропела жертва у паха маньяка.
– Положу сосисочку тебе я в ро-о-ти-к, – добавил маньяк, припевая. – Да, дипломатия! Дипломатия с Джейсоном!
– Всё, всё. Теперь я иду? – воодушевлённо привстала жертва с колен.
– Показывать? – переспросил он, но также искажённо-повеливающе.
Когда маньяк спустился с веранды, дерево жалобно проверещало.
– Да, хорошо, ты-ты мой властелин!
Жертва не успела его задобрить. Джейсон вмиг телепортировался на новый шум, приговаривая:
– Я знаю, где они. Мне не нужно показывать.
И вот маньяк пробежался по углю, мульчируя куски до чёрной пыли. Вдали он услышал голоса, где каждое слово подменяло удары в груди. Он прошелестел ботинками по траве, обогнув деревья, раздражённо фыркнул и включил перк. Пролетев над землей и прудом, Джейсон срезал путь. Перк истощен. Теперь маньяк, как буйвол, вновь топает по траве и вбивает пыль в землю. Срезав две тропинки, Джейсон набрёл на черные камни и напрямик понёсся к небольшой группе.
– Ребят, маньяка не видели? – пробасил он глухим тоном.
Жертвы усекли, откуда идёт мелодия.
– Маньяк, он там! Маньяк сюда идет! – трезвонили голоса.
– Не-не-не, ребята, вам показалось, – проязвил маньяк хитрым голоском.
Вдруг споткнулся и прокричал:
– Твою мать, гребанные камни!
Куски угля отлетели, будто в страхе убежали от острого ботинка. Маньяк слышит топот. По рефлексу поднимает голову. Вся группа бежит к нему. Толпа взревела и налегла с мачете, гаечным ключом и битой. Мачете рубанул руку, но увяз в мышцах. Топор Джейсона пал на тропинку. Ключ прогнулся о спину.
– Сука! Вы кого пиздите! – гневно вскрикнул маньяк.
Один налётчик замахнулся битой и врезал ею по жертве с ключом. Раздался медвежий вопль.
– Ты не меня бей, дебил! – провопил ответ, на паузе потерпевший сипел. – Его бей!
– Ой, мля. Сори, – произнес с битой и хохотнул.
– Какие вы дебилы! – вскрикнул маньяк. Его искаженный голос гулко заржал по всему лесу.
– Вы что! Аккуратней, братаны, – прикрикнул с мачете.
– Друг друга не бейте, идиоты! – добавил кто-то у жигуля.
Жертва вновь замахнулась битой. Дерево хрустнуло и разломалось вдребезги. С маньяка слетела маска. Оцепенев, бугай столбом свалился на траву.
– О боже, какой он страшный, – признался один.
– Господи, ну и страшный же, – произнес второй.
– Сука, какой страшный, реально, – подтвердил третий.
Ключи прошелестели. В стороне у дома кряхтит смешок.
– Каждый посчитал своим долгом сказать, какой он страшный.
Рыча, маньяк встает. Налетчики встрепенулись и дали дёру. Чёрные изодранные губы сморщились, когда Джейсон пробрюзжал и притянул к себе топор, шаркая им по дороге. У проржавевшего жигуля некто в наглую копошится в двигателе. Как только рукоять легла в ладонь, маньяк включил перк и пролетел к машине.
Музыка стихла, жертва вскрикнула. Маньяк махнул топором и пробороздил лезвием по спине.
– На падла, – вскрикнул он.
В ответ жертва визгнула. Из раны хлюпнула кровь. И тут, внезапно, будто запоздало осознав, маньяк выпучил глаза.
– Ты что? А ну положил акум!
– Да-да-да-да-да, – вторила жертва, убегая.
Аккумулятор висел в руке, спина горбатилась, пуская по кофте алые капли крови. С губ слетали вздохи и стоны.
– Ты на него ещё не заработал, брось! – вскрикнул маньяк, гоняясь за жертвой с топором, рассекая им, как дровосек.
Из дома машут. Ключи обручены с пальцем и звонко шелестят.
– Беги, беги, Жека! – кричит в окне, сквозь смех. – Маньяк, сука, жадный. Аккумуляторы считает.
Гнилые губы скривились:
– Я на чинуша похож?
А механик всё бежит, задыхаясь. Кровь стекает по руке и капает на аккумулятор. Маньяк с победоносным смехом преследует его, грузно топая по траве.
– Я тебя убью, – кричит он вслед.
– Я знаю, отстань от меня.
– Я убил, – начал маньяк.
– Отвали! – перебила жертва.
– Я убил твою собаку! – в этот момент добавил.
Жертва усмехнулась и парировала:
– Конченый маньяк, я всегда это знал!
По пути они подловили компанию.
– Бегите, маньяк, – кричит им и сгибается под аккумулятор. Скоро он повалиться и покатиться с ним, как колобок.
Все ретировались и разлетелись, как мошкара.
– Шевелите жопой! – ядрёно подгонял их маньяк. – Пора вспомнить ваши годы на физкультуре!
С аккумулятором, пыхтя, вскрикнул:
– Я, блядь, уже всю физкультуру отбегал! Да я в жизни столько не бегал!
Механик споткнулся об уголь и прошаркал ногами. Маньяк тут же схватил его за волосы. Аккумулятор проскрипел, рухнув на землю. Топор свалился: куда ни попадя, куда не глядя. Жертва вскрикнула, замахала руками, начала рыпаться. Маньяк стал в предвкушении ржать.
Он обхватил голову жертвы, пропустил три пинка, лишь шикнув на них в смехе. Сдавливая руки, маньяк слышит, как жертва трепыхается и кряхтит. Отчего-то невольная улыбка выползла на больные очернённые губы. Сейчас гнев и воля уходят в руки. Те руки, которые некогда добывали, высекали и творили. Сейчас они зарабатывают.
Мозг подпитывает тело. Нейромедиатор клокочет, одаряя охотника тем, чем если ощущению поддаться, то назовётся «неописуемым». Нужен только скрип, нужно семя, которое направляет программу по телу, вытворяя именно то, что заложено природой.
Кровь начинает течь из глаз, изо рта. Кожа ощущает струйку, глаз косится на нос – вид капли вбивает в ужас. Скрипт доводит сигнал до колыбели, откуда импульс натирает кожу льдом, трясет губы и руки. Ноги барахтаются, пинают маньяка, немеют, трясутся. Мысль о грядущем выглядывает из чёрного ящика и выпускает блестящие фосфорные глаза. Зловещий свет касается и пробуждает ужас, ведь ожидание смерти не приносит такого ощутимого страха, как момент беспомощности перед ней.
Шмякнул хруст. Шествует победоносный хохот. Тело в руках обвисло, глаза вытаращились вкось. Маньяк отпустил тело. Оно рухнуло на траву, как хворост.