Однако способность к критическому анализу быстро поставила на место поток чувств. В спокойном состоянии Хаусхофер казался немного ленивым и вальяжным, но это от ощущения собственной значимости. Когда-то Гесс представил его фюреру, и тот обласкал профессора, не потеряв с ним связи даже после того, как Рудольф улетел в Англию. Вальтер полагал, что главную причину перелета знает только Хаусхофер и никогда ее не назовет. Это добавляло доверия к профессору, но близость к вождю Рейха настораживала и уравновешивало чаши весов.
– Вальтер, а вы уверены, что старый настоятель дацана не разыграл вас? Записав, например, на магнитную ленту предполагаемую инсценировку события в Сталинграде?
– В таком случае этот трясущийся старец гений импровизаций, которые проделывают в Гестапо. И где-то в его убогой келье есть лаборатория, которая стряпает подобные ленты на всех языках мира.
– Да. – профессор несколько обвял. – Резонно… Как вам показалось, он понимал языки, на котором говорит это явление, именуемое вами Прахараватой?
– Я уверен – понимал. – отозвался Вальтер. – Иногда он задерживал бег радиоволн и вслушивался…
– Все-таки это радиоволны?
– Нет, скорее, некий законсервированный поток информации, внедриться в который возможно с помощью Уха Будды, либо увидеть с помощью его Ока. Причем, информации самой разной по событиям и времени. Там перемешано прошлое и будущее. Монахи утверждают, добро и зло. Надо обладать совершенным разумом и духовным потенциалом, чтобы отделять одно от другого. А чтобы находить то, что нужно, следует научиться мысленно задавать правильные вопросы. То есть, так сконцентрировать свое истинное желание, насытить такой мощной энергией, чтобы быть услышанным. У буддистов и индуистов для этого существуют специальные мантры.
– Это весьма любопытно. – как-то задумчиво заключил профессор. – И так заманчиво, что напоминает красивую легенду. Или по сути Прахаравата ею является. С материалистической точки зрения ничего подобного в природе быть не может. Должен существовать конкретный информационный носитель, некое вещество, аккумулятор. Глиняная табличка, лист бумаги… Хотя материализм возник от скудости наших знаний о природе тонких энергий. Легче их отрицать, нежели чем попытаться проникнуть в таинство параллельных структур. Это говорит о деградации человеческого разума и низменности чувств.
Он надолго замолчал, и Вальтер воспользовался паузой.
– Прошу вас, посоветуйте, что мне делать? – чуть ли не взмолился он. – У меня есть еще один вариант доклада, более напоминающий сказки тысяча и одной ночи. То есть, все на уровне легенд, слухов и фольклора…
– Ни в коем случае! – перебил Хаусхофер. – Скудоумие всегда выбирает сказочный вариант, нежели чем реалистический. И это хорошо, что вы не сообщили о Паулюсе за два месяца до его предательства. Вас бы приняли за заговорщика, который продался русским и склонил фельдмаршала к сдаче в плен. Я отлично помню ваш опыт с туалетом…
Вальтер от его слов сам захотел в туалет, поскольку в скитаниях по холодным горам подстудил почки и теперь лечился в закрытой клинике, созданной при обществе.
– Но что мне делать? – спросил он и не стесняясь, пописал в воду – они дрейфовали на лодке по озеру, только что освобожденному ото льда.
– Заразительное это дело. – профессор встал и отвернувшись от ученика, сделал тоже самое. – Как вы думаете, это безобразное, что мы делаем… Работа сознания или подсознания?
– Русские говорят, одна кобыла всех ссать сманила. – отозвался Вальтер. – Полагаю, стадное чувство… Помогите мне, профессор. У меня есть желание все бросить, и вернуться в Брутхоф…
– Вернуться и оказаться в концлагере. – поправил Хаусхофер. – И это в лучшем случае. Ананербе никого не отпустит из своих объятий. Поэтому мой совет: доложите все, как есть.
– Но в тот же час последует команда вернуться на Тибет, добыть полную информацию по Прахаравате и выкрасть образец Уха Будды. И наверняка со мной пойдет войсковая группа СС, чтобы сделать это боевым способом. Если у меня не получится.
– Да, это вполне реально. – согласился профессор, зная расклад сил.
За блестяще проведенную операцию «Мост» Гиммлер пообещал причислить ученого Вальтера Гика к ордену СС и присвоить ему специальное звание – штандартенфюрер, что равнялось званию полковника. Сугубо гражданского человека и ученого почти насильно втягивали в круг немецкой партийной элиты, дабы навсегда отсечь все другие концы, в частности, от международного ученого мира, который к СС относился брезгливо. А после серии опубликованных статей его, как востоковеда, отлично знали не только в Европе, но и в США. Случись это хотя бы годом раньше, Вальтер бы не раздумывал и согласился, однако сталинградские события сильно пошатнули веру в безоблачное будущее. И сейчас он вынужден был придумывать причины, по которым ему было нецелесообразно засвечиваться в рядах СС. Но главной из них была тайная личная неприязнь к малообразованным и самодовольным членам этой организации. К тому же, вспомогательная группа его экспедиции набиралась из их состава, подчинялась ученому с великой неохотой и каждый его приказ обсуждала со своим руководством. Хотя он не один раз доказал свою преданность делу, обладал исключительными боевыми и волевыми качествами, и был намного сильнее каждого из этих кичливых вояк.
Хаусхофер прекрасно обо всем этом знал и разделял убеждения Вальтера. Но сейчас он показался несколько растерянным и задумчивым.
– Признайтесь мне… по старой дружбе. – проговорил он с плохо скрываемой пытливостью и надеждой на откровенность. – Вы более ничего не слышали о будущем Германии? Ушами Будды?
Вальтер заподозрил некий подвох.
– Нет, ничего больше не слышал…
– А это возможно… услышать? Или даже увидеть?
– Полагаю, да, если иметь Ухо Будды, либо его Око. И научиться правильно концентрировать энергию своего желания.
Хаусхофер задумался на минуту, и будучи человеком открытым, мыслей своих таить не умел, и Вальтер их услышал. Профессор думал о судьбе немцев. Поражение в Сталинграде его сильно подрубило, он не признавался еще себе, но исподволь думал, что это символичное начало конца. Русские не сдавали своих городов-символов, немцы не дошли до Москвы, стоял блокадный Ленинград, и был освобожден Сталинград. Всякий, кто хотя бы косвенно соприкасался с символическим рядом неосознанных действий того или иного народа, даже самого неполноценного, должен был понимать, что в процесс включаются иные силы, мало подверженные осмыслению. А значит, давно пора пересматривать умозрительные теории, в том числе и о национальной исключительности.
Вальтер не обольщался тем, что умеет читать чужие мысли, но был уверен, что за годы общения с буддийскими монахами научился подключаться к потокам тонкой излучаемой человеком, энергии мысли, которая оставляет отпечаток на лице в виде определенной гримасы. И если самому изобразить на лице такую же, происходит автоматическое включение. Это происходит точно так же, как чужой смех или плач вызывает аналогичные чувства у людей посторонних и мы тоже непроизвольно начинаем смеяться или плакать.
Голову профессора охватывали мысли крамольные, запретные, чтобы произнести их вслух, поэтому он произнес то, чего требовала обстановка.
– Дорогой Вальтер… Надо любым способом заполучить Ухо Будды. Чтобы привести в чувство наших глухих политиков. Пусть они услышат голос судьбы.
И тогда он решился сказать то, что таил все это время, следуя караваном, а затем самолетом со многими посадками – в Фатерлянд. Монахи, живущие в горах, привыкли к резкой смене высот, и полет переносили хорошо. Они вошли в транс, замерли и на их лицах не дрогнул ни один мускул во время взлетов и посадок, когда как Вальтера откровенно мутило. Кроме того, давала знать простуда, и он бесконечно бегал в хвост самолета, где стоял сосуд для испражнений. И вот это блевотное чувство сохранилось даже после трехсуточного отдыха в палате закрытой клиники, где он лечился и писал доклад.