После окончания второго курса института случилась одна забавная история, которую можно отнести к категории необычно редких совпадений. В мае 1945 года, то есть в уральский период жизни главного героя, как ему рассказали потом родители, семья переехала из однокомнатной квартиры в очень просторную трёхкомнатную в доме, построенном чуть ранее пленными немцами. Квартира была слегка подкрашена после предыдущих жильцов, проживших в ней около полугода, однако внимательный отец сразу заметил крупную корявую букву «В», неумело вырезанную на кухонной двери. Букву неоднократно пытались закрашивать, но она всё равно была видна, и наш главный герой видел её на протяжении более чем 10 лет. Родителям стало известно, что букву вырезал некий первоклассник, мать которого летом 1941 года эвакуировалась из Енакиева и отправила сына к брату мужа, мобилизованного на фронт, а сама уехала куда-то в Сибирь к родителям. Летом 1961 года после очередного экзамена вчерашние второкурсники пили пиво в парке имени Горького и беседовали на разные темы. Староста японской группы, который был старше Юры примерно на 5 лет, рассказал Юре, что почти всю войну провёл в промышленном городе на Урале в семье дяди, с которым у него были прекрасные отношения, резко испортившиеся после совершённого им глупого поступка, за который ему теперь стыдно. Старосту звали Вадим. И Юра вдруг неожиданно сказал ему:
– Представь себе, я знаю, что ты натворил. Ты вырезал перочинным ножом корявую и очень заметную букву «В» на двери кухни. Признайся, ведь так?
Староста остолбенел и пролил пиво на свои брюки и пол. Потом хрипло спросил:
– Ты что, ясновидящий? Или колдун? Ведь именно так и было!
– Я десять лет прожил в той квартире с твоей резьбой по дереву.
– Ну и ну! – только и смог сказать староста.
Придя домой, Юра рассказал всё родителям. Уточнив фамилию, отец сказал:
– Всё верно, ведь он жил у старшего брата отца, фамилия та же. Ты узнай, живы ли его отец и дядя. Пригласи его к нам.
На другой день Вадим, только войдя в квартиру, сказал:
– Я тот самый малолетний хулиган. Прошу простить.
– Ну что вы, молодой человек, не стоит извиняться за мелкую мальчишескую шалость. Но согласитесь, что судьба снова свела нас с вами самым удивительным образом.
– Да, это потрясающе, – согласился Вадим. – Мы ведь теперь с Юрой будущие коллеги, и вот выясняется, что знакомы из-за той кухонной двери уже шестнадцать лет. Мне тогда подарили трофейный немецкий перочинный ножик, и буквы я только более-менее освоил. Буквально руки чесались что-нибудь увековечить. Вот и не придумал ничего умнее. Восемь лет мне тогда было, а ножик подарили в день рождения. Дядя меня выпорол. Потом он всё рассказал моему отцу, вернувшемуся с фронта живым, но с серьёзным ранением. Отец сказал, что добавит от себя, но дядя отговорил: «Он уже наказан, но в целом Вадим парень, можно сказать, примерный. А что грамотность решил продемонстрировать, так это в общем понятно. Только чуть-чуть не додумал, как это сделать умнее». Отца уже нет, а дядя пока жив, хотя из енакиевской квартиры уже не выходит.
– Помню и вашего отца, и вашего дядю, – сказал отец. – Не дадите ли телефон дяди?
После окончания второго курса Юра смог примерно в течение месяца поработать переводчиком, а если выразиться точнее, помощником переводчика на первом послевоенном Московском международном кинофестивале и посмотреть немало кинофильмов. В уже не существующей гостинице «Москва» он увидел двух кинозвёзд – Элизабет Тэйлор и Джину Лоллобриджиду. Обе показались ему невиданными красавицами, хотя не соответствовали его идеалу женской красоты – брюнетки южного типа, а он как джентльмен предпочитает блондинок. В СССР в то время почти не было таких ухоженных женских лиц и фигур. У нас просто отсутствовала массовая культура макияжа, и в женщинах видели в первую очередь жён, матерей и «строительниц коммунизма». А вот просмотренные во время кинофестиваля примерно 25–30 кинофильмов как-то не запомнились совершенно.
На четвёртом курсе Юрий присутствовал на встрече преподавателей и студентов с тогдашним первым заместителем председателя совета министров СССР Анастасом Микояном. Встреча нисколько не оправдала ожиданий и не произвела практически никакого впечатления. Студенты в разговорах её никак не обсуждали, потому что восторгаться было никак невозможно, а критиковать опасно, поскольку мгимошники всегда славились доносительством на своих. Обтекаемо беззубое вводное выступление Микояна, так и не выучившегося за долгие годы работы в Москве сносно говорить по-русски, ещё раз продемонстрировало его низкий интеллектуальный уровень. Почти все присутствовавшие знали, что его невнятное бормотание буквально доводило до белого каления даже советских переводчиков, а владеющие русским иностранцы просто совсем не понимали его, иногда даже подозревая, что Микоян говорит по-армянски. И дикция, и содержание выступления сразу же разочаровали присутствующих. Стало ясно, почему некоторые опытные языковые преподаватели, знающие на практике работу устных переводчиков, уклонились от присутствия на встрече. Последовавшие ответы на многочисленные вопросы выглядели примерно так: спрашивают о причинах острого дефицита продуктов питания, а Микоян в ответ нудно бубнит об успехах советского сельского хозяйства; спрашивают о росте цен и дефиците промышленных товаров, а он невнятно долдонит о советском патриотизме и обрушивается на «тех, кому милее заграничное тряпьё». Сплошной пересказ передовиц газеты «Правда»! Ну, разумеется, понятно, что затронуть тему переговоров по кризисной ситуации, возникшей после наглого ввоза советских ракет на Кубу, которые он вёл в Белом доме с президентом Кеннеди, Микоян вообще не мог. Однако и на другие, казалось бы, совершенно не злободневные и открытые темы он отвечал ничего не значащими фразами. Неудивительно, что этот скользкий тип избежал репрессий и безнаказанно протирал штаны на разного рода партийных и хозяйственных посиделках «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича».
Начало учёбы на четвёртом курсе было отмечено невероятно напряжёнными днями, связанными с так называемом карибским кризисом, вызванным стремлением Хрущёва и его окружения «защитить социалистические завоевания братского кубинского народа». Из-за идиотской выходки полуграмотного коротышки мир в течение кризиса висел буквально на волоске. Хрущёв оказался вынужденным согласиться на вывоз советских ракет с кубинской территории в обмен на вывоз ракет США с территории Турции и обещание отказаться от планов вооружённого вторжения Соединённых Штатов на Кубу. В МГИМО ситуация вокруг Кубы и советских ракет обсуждалась с резко антиамериканским акцентом, и это навело Юру на мысль, что градус противостояния между двумя ядерными державами зашкаливает до предела исключительно из-за неосмотрительности нашего руководства. Одновременно он задумался над тогда казавшейся немыслимой гипотезой возможного развития двусторонних отношений в случае ликвидации власти КПСС или же ликвидации всего СССР. И только теперь, когда нет КПСС и канул в небытие Советский Союз, стало очевидным, что дело не в коммунистической идеологии. Просто Россия и США взаимно не способны дружить и вообще поддерживать нормальные отношения. Кто бы там что бы ни говорил, наши интересы взаимно исключаемы. К этой мысли Юра пришёл ещё в студенческие годы и верен ей до сих пор.