Вместо работорговцев пришли бельгийцы. Как раз открыли каучук, и сок местных гевей, из которых его делали, стал очень ценным товаром. Европейцы установили планы сдачи сока по деревням и поставили местных надсмотрщиков, следить за выполнением. А те – за невыполнение плана отрубали сборщикам руку. Такая у них система мотивации сложилась. Потом им в детали входить стало лень, и старосты деревень стали сами руки рубить при недоборе сока. Прямо так, с корзинами отрубленных рук, приходили отчитываться за недостачу. Рубить руки своим соседям и родственникам не очень приятно, так они в неурожайные годы догадались делать набеги на соседние деревни. За руками. А если самим воевать страшно – всегда найдется тот, кто не побоится, а корзины с отрубленными руками потом продаст. Так и шло, пока это все не получило широкую огласку в мире. Даже в то, не самое гуманное, время фото детей с отрубленными руками для европейской общественности оказались «не комильфо». Руки рубить перестали, но традиции не забылись.
Потом, в середине прошлого века, страна добилась независимости. Сразу же не без помощи европейских горнорудных компаний началась гражданская война. Закончилась, только когда к власти пришел диктатор, который правил долго и довел страну до жуткой бедности. Как может страна, добывшая 80% мирового урана и еще много всяких ценных ресурсов, иметь самое бедное в мире население? Оказалось – может.
Потом опять долгая гражданская война, в ходе которой страна оказалась без армии, и на ее земле воевал, кто хотел.
Стоило войне затихнуть – началась Пандемия, за пару десятилетий тут вымерло до половины населения, страна пришла в полный хаос.
Теперь существует официальное правительство, у которого наш сектор купил эту шахту и еще несколько объектов, но до него полторы тысячи километров. Реально это правительство контролирует только центр столицы, даже огромные городские трущобы под властью банд.
Есть администрация провинции, которая контролирует соседние города. С ними мы тоже нашли общий язык. До них – полторы сотни километров. Тоже немало, по местным меркам.
Есть вооруженные силы соседних стран, которые захватили себе куски побогаче, они обретаются севернее нас, но могут и сюда забрести в любой момент. Этих больше всего алмазы и золото интересуют. Они бы и от урана не отказались, но туда соваться им не по чину, растопчут и не заметят.
Есть повстанцы, которые базируются здесь и делают набеги на соседние страны. Они тоже севернее устроились. Среди них есть настоящие отморозки. Религиозная секта, скажем, планирующая захватить соседнюю страну и установить там царство Христово. Или народ тутси, которых в конце двадцатого века миллионами вырезали в соседней Руанде, они до сих пор это помнят и многие не против отомстить, а заодно – вернуть все, что отобрали у их предков.
Еще есть обычные сепаратисты нескольких сортов, желающие вырвать себе в личное пользование кусок страны пожирнее.
Есть сторонники бывшего президента, который своих соплеменников набирал на службу в гвардию, так они при смене режима в полном составе, со всей техникой и оружием, перешли из гвардии в повстанцы.
Это я перечислил крупные силы.
Есть еще мелкие, но их много и они еще гаже. Банды по несколько десятков человек, регулярно делают набеги на деревни, всех грабят, женщин насилуют. Это такой национальный обычай тут – насиловать женщин. Этим и гражданские не гнушаются, а для бандитов насилие – главное развлечение. Как банда в полсотни рыл может во время набега изнасиловать сотню женщин? А вот – может. В лучшем случае насилуют, а в худшем – забирают к себе в рабство. И там тоже насилуют, но еще и работать заставляют. Еще одна местная особенность – в некоторых бандах детей много. Они совершенно отмороженные. Любят использовать в качестве оружия мачете. Еще были случаи, когда банды людоедством занимались, на пигмеев охотились, как на животных. Они, пигмеи, тут тоже есть, севернее, в экваториальных лесах живут, дикие совсем.
Ну и еще в каждой крупной деревне есть силы самообороны, вроде милиции. Правда, не везде они от банд отличаются.
– Минуточку, – прервал Пупс майора, когда он это рассказывал. – Вся эта экзотика там, за периметром. Нам туда пока не нужно вроде. Они что, могут попытаться пойти в атаку на систему защиты объекта?
– Могут гадости делать. Ради того, чтобы денег заработать, например. Стрельнут издалека по цистерне с топливом, пока мы заметим – половина выльется. Или траву подожгут, сейчас как раз период засухи начался. Тут пожары очень часто бывают во время засухи, они очень опасны. Пока мы с соседней деревней не договорились, они гадости и делали. Сейчас даем им пару раз в неделю десяток канистр топлива взять – больше не гадят.
– Какой-то сомнительный способ находить общий язык, – недовольно отозвался Пупс.
– Какой есть. Зато шахта работает без сбоев. Кобальт – это аккумуляторы, аккумуляторы – это роботы. Представляете, что случится, если в нашем секторе у курьерской службы роботов хватать перестанет? Кто будет продукты доставлять людям в квартиры?
Я понимал сомнения Пупса. Мне тоже не понравилось, что местная охрана прикормила вымогателей. Как-то это неправильно. Я вступил в разговор:
– Что, неужели с нашей техникой и оружием иначе с туземцами справиться не смогли?
– Эти туземцы воюют постоянно с детства. А из вас кто-то в реальных боевых действиях участвовал? И оружия у них много, хоть оно прошлого века и не в лучшем состоянии.
Мы призадумались. А майор добавил вишенку на торт:
– Есть еще одна опасность. Раньше здесь все контролировали европейские компании, потом люди из Китайского сектора пришли. Они сейчас владеют самыми крупными шахтами и скупают добычу большинства мелких. Там, на шахтах, дети работают и рабы, вручную, даже без респираторов. А они скупают продукцию. Потом на эти деньги бандиты покупают оружие, потом ловят или нанимают новых детей и рабов. Мы тут закрепились, вроде пока все мирно, но и европейцы, и китайцы терпят нас без радости на лицах. И если смогут выкинуть, чтобы не лезли в этот регион – выкинут. А это не так уж сложно – достаточно крупную банду подкупить. Человеческая жизнь тут стоит несколько монет. Средний доход у рабочего на шахте – две-три монеты в месяц.
– А что за женщин мы видели на территории? – добрался Пупс до интересного вопроса.
Майор смутился.
– Это из соседней деревни. Для интимных услуг пришли, молоденькие совсем. Теперь живут тут. Мы им платили по пять монет в месяц, ну и питанием обеспечивали. Они и рады стараться – тут им спокойно, безопасно, сыто и крыша над головой. Вы их не выгоняйте. Я думал – нас люди сменят, девушки с ними останутся. Обратно в деревню их жалко отправлять, опасно. Может, потом мы обратно еще вернемся сюда…
– А чего с собой не хотите забрать, если вам их так жалко?
– Куда? В наш сектор их не пустят – они носительницы такого букета болезней, что санитары взвоют. Одни мутации желтой лихорадки чего стоят. У самих-то у них иммунитет, а нам нельзя. Да и не захотят они жить в запертых квартирах.
– А как же секс? – удивилась Малышка. – Если они носительницы?
– Защиту на все тело делали. У нас во всех жилых комнатах кабинки для ее напыления стоят.
– Майор, а как вы тут защищаетесь от болезней, которые комарами передаются? – продолжила Малышка. – От вирусных лихорадок тех же – желтой, денге, Западного Нила и прочих? И от малярии?
– Наружу в накидках выходим, ужасно неудобно, особенно в жаркий период. В жилых помещениях везде лазерные убивалки для комаров стоят, – майор показал рукой на приборчик, закрепленный на стене. Еще прививки нам делали, но это бесполезно почти – вирусы быстро мутируют, да и много их тут разных, от всего не привьешься.