Вспомнил! Вот она, та самая четвёртая идея, которая с раннего утра крутилась где-то на периферии его сознания!
Вернувшись к столу, он аккуратно обмакнул перо в чернильницу и записал в блокноте: «Вменить в обязанность мужчинам являться в редакцию исключительно в смокингах!»
Это правило, полагал Сергей Константинович, вырвет журнал из когтей повседневности, придаст общению некий аристократизм, которого так недостает в реальной жизни. И ничего что, скажем, Волошин, в смокинге будет выглядеть несколько… анекдотично. Не сдержавшись, Papa Mako рассмеялся.
Он вспомнил свою последнюю встречу с Максом, его всклокоченную шевелюру, видавшую виды войлочную шляпу, потрёпанное пальто неопределённого цвета, странное подобие башмаков, изобличавших в хозяине неистребимую любовь к пешим прогулкам. Если сложить километры, которые этим башмакам довелось истоптать на своём веку, то сумма, пожалуй, окажется равной расстоянию между Парижем и Коктебелем! А то и больше. Нет, не может быть и речи о том, чтобы в этом походном виде Макс приходил в редакцию. Правда, Волошин не столь сговорчив, как хотелось бы.
Поправив безупречный пробор, Сергей Константинович подмигнул своему отражению. В числе сотрудников журнала, подумалось ему, обязательно должны быть и дамы – разумеется, хорошенькие… скажем, балерины из кордебалета.
Размечтавшись, Papa Mako засвистал очередной мотивчик – на этот раз из «Весёлой вдовы» и сделал несколько танцевальных па. В эту минуту солнечный зайчик, пробившись сквозь пыльное стекло, затеял на красивом лице Сергея Константиновича причудливую игру, отчего его выражение стало слегка глуповатым. Обнаружив краем глаза выражение своего лица в зеркале, Papa Mako напустил на себя прохладно-высокомерный вид.
В это время из прихожей послышалось некоторое шевеление – кто-то пытался повернуть дверную ручку с обратной стороны. Массивная дверь не поддавалась, из чего следовало, что в редакцию пожаловала особа женского пола.
Желая увидеть перед собой прекрасную незнакомку, главный редактор журнала «Аполлон» приосанился и прошествовал навстречу гостье.
Дверь словно заклинило. Лиля изо всех сил нажала на бронзовую ручку, и… влетела в кабинет. Точнее, налетела на неожиданное препятствие. Лицом она ощутила накрахмаленную ткань сорочки, в ноздри ударил аромат туалетной воды, смешанный с легким запахом табака. Кто-то крепко взял её за плечи, помогая удержать равновесие и одновременно отстраняя от себя.
Лиля почувствовала, что краснеет.
– Здравствуйте… – пробормотала она. – Мне нужен главный редактор журнала «Аполлон».
– Чем обязан? – сухо спросил Сергей Константинович.
В ответ последовала тирада о стихах, о желании сотрудничать с новым журналом, об увлечении французской поэзией. На лице хозяина кабинета Лиля увидела плохо скрытое разочарование. Запнувшись на полуслове, она смущённо проговорила:
– Но если вы заняты, я могу прийти и в другой раз, когда будет удобнее.
– В другой раз не нужно! С чем вы пришли? Показывайте, только быстрее. Через десять минут у меня важная встреча. Кстати, можете присесть.
Papa Mako расположился в своём кресле.
Прихрамывая от волнения больше обычного, Лиля подошла к столу и робко примостилась на краешке стула. Достала из сумочки тонкую тетрадь и положила ее перед своим визави:
– Вот. Это стихи. Может быть, они подойдут для вашего журнала?
Papa Mako пролистал несколько страниц и прочитал первое попавшееся четверостишие. Речь в нём, конечно же, шла о любви.
Сергей Константинович усмехнулся. В присутствии некрасивых женщин ему всегда становилось нестерпимо скучно. Жаль было тратить время на что-то малоинтересное, неяркое, тривиальное.
– Ну… что вам сказать, – начал он, подбирая слова. – Ваши стихи, конечно, любопытны и, пожалуй, далеко не бездарны…
Лиля с надеждой смотрела на него.
– Видите ли, возможно, они могли бы заинтересовать другого издателя. Но для нашего журнала они не подходят. Им недостает некой э… оригинальности. Ваши стихи слишком…
С его уст уже готово было слететь слово «обыкновенны». Однако в последний момент в Маковском шевельнулась снисходительная жалость к этой несчастной барышне, написавшей столь посредственные стихи о любви – чувстве, которое ей не дано испытать никогда.
Лиля опустила глаза. В зеркале, висящем за её спиной, отражались поникшие плечи несостоявшейся поэтессы.
– Так что… желаю вам успехов.
Papa Mako встал. Лиля взяла тетрадь, неловко сунула её в сумочку и направилась к выходу. Она изо всех сил старалась держаться прямо, и это ей почти удавалось. Если бы только не эта предательская хромота!
Подойдя к двери, она оглянулась. На её лице играл тусклый лучик вымученной улыбки. В это время за окном почему-то резко потемнело, а по зеркалу будто лёгкая рябь пробежала.
Взявшись за дверную ручку, Лиля с неожиданной силой потянула её на себя. На этот раз дверь поддалась сразу, и незадачливая посетительница покинула неприветливый кабинет главного редактора журнала «Аполлон».
Аскет, романтик, конквистадор
Что нужно для счастья двадцатидвухлетнему молодому человеку?
В этот весенний день Николай чувствовал себя окрылённым. Давно он не испытывал подобного душевного подъёма.
«Я конквистадор в панцире железном!
Я весело преследую звезду!» – с раннего утра повторял он, пока делал гимнастические упражнения с гантелями, брился, причёсывался.
Без четверти десять он легко сбежал с крыльца своего дома. Щегольской университетский сюртук с высоким воротником подчеркивал стройность гибкого тела. Свежее питерское утро обещало отличный день, а назначенная на одиннадцать часов встреча с Papa Mako открывала заманчивые перспективы.
Весна. Творчество. Любовь. Это ли не счастье? Перепрыгивая через лужи, Николай оказался на противоположной стороне улицы. Направляясь в сторону Мойки, он думал о своей новой питерской жизни.
Итак, экспериментальный журнал? Николай достал из нагрудного кармана маленький бумажный прямоугольник, который Маковский вручил ему на вернисаже. Эх, жаль, нет возможности тут же сделать ответный жест! Банально, но вручать было попросту нечего. И как он не догадался заказать себе столь необходимый атрибут делового человека?
Ну что ж, это дело поправимое, и случай оставить свою визитку Маковскому Николаю наверняка еще представится.
Название «Аполлон», конечно, несколько претенциозно. Вот «Весы» – куда как благороднее, но ничего не попишешь. К тому же оно уже занято.
Да уж. За время его отсутствия в Петербурге многое изменилось. Или это сам Николай теперь на многое смотрит по-другому? Во всяком случае, женщина, с которой его снова свела судьба, как-то по-новому волнует его.
Лиля… А ведь есть в ней нечто лебединое. Несмотря на то, что приятели, Граф и Аббат, отнеслись к его новому увлечению скептически.
Правда, два года назад, в Париже, Николай и сам не заметил ничего особенного в этой невысокой девушке с внимательными глазами. Он вспомнил, как, будучи студентом Сорбонны, оказался однажды в парижской мастерской Себастьяна Гуревича, где впервые и встретил Лилю.
Июль в то лето выдался особенно жарким, и она позировала в простеньком батистовом платье: нежные женственные плечи, грудь, трогательные завитки на шее…
Странно. Тогда это никак не впечатлило Николая. И не мудрено: в то время ему приглянулась бы скорее какая-нибудь бесплотная монахиня в аскетическом одеянии. Да он и сам в те времена был аскетом, романтиком, боящимся живой и полнокровной жизни.
– Лиля, – мне хотелось бы, чтобы ваши глаза на портрете сияли волшебным светом, – всплыла в его памяти фраза, сказанная в тот день Себастьяном. – А они у вас сегодня почему-то грустные. Подумайте о чём-нибудь волнующем – например, о любви.