Оба клиента решительно не нравились Грэди. Особенно обладатель вкрадчивого, неестественно спокойного голоса.
– Нам очень рекомендовали вас, мистер Норфолк. Председателем Южной Ассоциации ремеморов ведь просто так не станешь, а значит, вы обладаете всеми качествами настоящего профессионала.
– Пожалуйста, переходите к делу, – вежливо улыбнулся Грэди и незаметно коснулся крупной запонки.
– И к этим качествам, – будто не слыша, продолжил собеседник, – относится умение хранить секреты, не так ли?
– Разумеется.
– Руководитель, м-м… одного из отделов нашей компании приносит много убытков своими действиями. Мы хотели бы, м-м… помочь ему. Возможно, передать больше полномочий другим, м-м… сотрудникам. Это ведь возможно с вашей помощью?
– Полагаю, вы хотите подвинуть одного из главарей вашей шайки? – громко спросил Грэди.
Клиенты быстро переглянулись.
– Мистер Норфолк, вы…
– Хватит. Я работаю законно и честно. Наш разговор записан, и если я услышу о вас от членов Ассоциации, то передам запись полиции. До свидания.
– Не будьте так заносчивы, Норфолк, – прошипел клиент. – Как бы вам не аукнулась эта принципиальность.
Грэди проводил машину тяжёлым взглядом и отвернулся от окна.
В своей работе Агата не любила только деловые встречи. Но проблемы с поставками сами собой не разрешились, положение директора ателье обязывало, а личный разговор всегда давал лучшие результаты. К тому же в обе стороны она ехала на скоростном ретропоезде с настоящими бра на стенах, узкими коридорчиками, бархатными сидениями и даже дымящей трубой на локомотиве.
Когда Агата, довольная переговорами, садилась на обратный поезд, её окликнули.
– Агата!.. Здравствуй.
Она удивлённо посмотрела на уборщика, который судорожно вцепился в ручки моющего аппарата.
– Мы знакомы?
– Ты забыла… А я помнил о тебе все эти годы. Моя милая Агата… Ты такая красивая.
– Да кто вы?
– Раньше – Чаз Грин из Риверхилла. Теперь – никто. Никто… Зато ты счастлива.
Прогудел сигнал об отправлении поезда. Агата из окна смотрела на быстро удаляющийся силуэт.
В компьютере не было ничего о Чазе. Видимо, она знала его в детстве, но никак не могла вспомнить. Кто бы помог ей? Риверхилл на другом конце страны, старых знакомых уже не найти, а семья… Агата вытащила с верхней полки тощий альбом, сдула с него пыль и быстро пролистала фото с родными лицами, на которые до сих пор смотрела с болью.
И тут – двое детей на фоне светлых домиков. Русый мальчишка почти так же сутул и темноглаз, как уборщик на вокзале. А на обороте фото – подпись. «Чаз и лучшее лето!»
Между страницами альбома светлели немного мятые листы бумаги. Агата развернула их. Письма. Накарябанные детской рукой обещания пойти в один колледж, искупаться в дальнем пруду и пожениться, став взрослыми. Агата прижала бумаги к груди. Сердце встревоженно билось.
– Милая, ты идёшь ужинать? – Грэди появился на пороге. – Виктория все приготовила.
– Иду, дорогой.
– Сегодня заходил Олден. Передал привет и шляпку, которую ты забыла у него на прошлой неделе.
– Как мило. Вы снова говорили о работе?
– О чём же ещё? – рассмеялся Грэди, приобняв её за плечи. – Только об этом и болтают старые коллеги.
Из альбома выглядывал уголок ещё одной подписанной фотографии. «Милая Линда, оставайся с нами несмотря ни на что! С любовью, Агата Н.».
Олден снова зашёл через пару дней. Дети с визгом бросились на шею «дядюшке Олди», а сам гость чмокнул в щёку Агату и принялся возиться с Микаэлем и Мартой. Спустя полчаса писка, смеха и шума в гостиной малыши наконец занялись подарком – маленьким роботом-ящерицей, – а Олден ушёл в столовую к Агате.
– Ну, как жизнь, милая? Грэди говорил, ты уезжала на днях.
– На переговоры. Знаешь, иногда я думаю, что просто шить наряды и дарить знакомым мне нравилось больше. А когда Грэди помог открыть ателье… Даже не знаю.
– У тебя прекрасно получается, Агата. Как поездка?
– Хорошо. Но я встретила одного человека, он… будто бы знает меня. Сказал, его зовут Чаз Грин, и мы якобы знакомы. Я нашла детское фото с парнишкой по имени Чаз, но совсем не помню его.
– Это нормально, – кивнул Олден, глядя на протянутое фото. – Память сохраняет мало фрагментов из детства. Особенно лет до шести.
– Есть ещё наши записки… романтические. Кое-где стоят даты: мне было двенадцать. И всё равно не помню.
– Хм, а вот забыть свою подростковую любовь несколько странно… Но и такое бывает.
– А ты помнишь Линду, нашу домработницу? – Агата показала другое фото. – Тоже нашла вчера. Кажется, после того, как эта мерзавка пыталась в открытую соблазнить Грэди, а потом её уволили, я избавилась от всего, что напоминало о ней. А тут такая надпись…
– Мерзавка? – удивился Олден. – Милая, уж не знаю, почему Грэди её выгнал, но ты так плакала после ухода Линды… Грэди взъелся на бедняжку почти с самого начала. Как ты могла забыть, Агата?
За весь вечер Агата так и не вспомнила ничего подобного.
– Только сегодня! Купите путёвку на двоих к Западному побережью и примите участие в розыгрыше яхты, автомобиля и других ценных призов!
Грэди, не отрываясь от чтения документов, махнул в сторону телевизора. Датчики считали движение, и голографический экран погас. Агата усмехнулась, затягивая очередной стежок на воздушной вышивке.
– Не хочешь выиграть новую машину?
– Меня устраивает мой «Атлантик». Старомодный, как я, но со скрытой мощью в пятьсот лошадок под капотом.
– О да, похоже на тебя. – Агата подошла к мужу, обняла со спины за шею и шепнула на ухо: – Красавец в стиле ретро.
– Красавца сведёт с ума этот клиент. – Грэди со вздохом отложил планшет и погладил руки жены. – Ему бы сначала к психологу походить, а потом уже ко мне. Травмирующие воспоминания подправим, но тревожность-то никуда не денется. А может, и усилится.
– Почему?
– Иногда воспоминания, связанные с изменённым фрагментом, не перестраиваются полностью. Возникает ощущение несостыковки, противоречия, непонимания, а отсюда и тревога. Она может со временем исчезнуть, а может стать сильнее, если ничего не сделать.
Агата только хмыкнула: она мало что понимала в работе Грэди.
– Кстати, милая, хочешь в Ниццу на Новый Карнавал?
– Ницца? Ну, на карнавал можно. Мы разве не ездили туда в прошлом году?
– Я поехал один, потому что ты отказалась в последнюю минуту, – пожал плечами Грэди. – А жаль. Зрелище совершенно прекрасное.
– Точно, у меня были какие-то дела… Или я болела. Не помню.
– В этом году ты вроде бы здорова и не очень занята, – улыбнулся Грэди, повернулся и обнял жену за талию.
Ложась спать, Агата прислушалась к себе. Тревога была. Слабая, неясная… но была.
– Олден, ты бывал в Ницце? – спросила Агата, покачивая на коленях притихшую Марту.
Олден отвлёкся от игры с Микаэлем.
– Бывал пару раз.
– Тебе понравилось?
– О да. Изумительные места! Лазурное море, светлые домики, пальмы… Будто в раю побывал, только с картавыми ангелами.
Агата неуверенно улыбнулась и расправила платье на коленях, с которых спрыгнула Марта.
– Послушай, а ты помнишь, как Грэди ездил в Ниццу в прошлом году?
– Отлично помню, – помрачнев, отозвался Олден. – Вы вроде… Микаэль, мы разговариваем. Иди к сестре. Так вот, вы собирались ехать вдвоём и даже звали меня с собой, но я не смог, а ты… Грэди вроде бы сдал твой билет в последний миг и очень сердился.
– На что?
– Кажется, на то, что сначала ты хотела поехать.
– Что?.. Нет, я же сама отказалась от поездки. Я помню. С чего бы Грэди сердиться?
– Может, на то, что в Ницце ты гуляла бы среди загорелых красавцев с солнечного побережья, – покачал головой Олден. – Ты спроси сама у него или авиакомпании, раз мне не веришь. Если это важно, конечно.
Агата не стала спрашивать у мужа. Зато в авиакомпании подтвердили, что билет действительно сдали.
– Найдите оператора, принимавшего тот звонок, пожалуйста.
Вместо оператора нашли запись. Грэди раздражённым голосом попросил отменить заказ одного билета, а на вопрос о причинах ответил: «Жена внезапно расхотела лететь к красавцам с солнечного берега».