– Мне уже страшно, – шепнула Фелиста на ухо Оникс, – ближайшие деньги обещают быть очень интересными, уж Мелиса постарается!
***
В замке было заведено правило, что завтракают, обедают и ужинают принцессы в отдельной, специально выделенной для них столовой. Отец редко составлял им компанию и только в те дни, когда хотел в непринуждённой обстановке сообщить какую-нибудь неожиданную новость. Обычно это было что-то забавное или серьёзное, но никогда ничего плохого. В этот раз отца с ними не было, завтрак шёл своим чередом.
В самый разгар завтрака в комнату королевским фрегатом вплыла Альберика. Так и есть: прическа ни на миллиметр ниже моды, на губах блестит улыбка, которую по утрам Альберика наносит раньше помады. Создавая книгу «Этикет при дворе», знаменитый модник Альф Лер то и дело бегал к ней за советами. Ровно девятнадцать лет назад Альберику, Фиалку, Кантелию и Горгию в плетёных корзинках-лодочках прибило к берегу реки в королевском саду. Это означало одно: богиня-мать ниспослала благословение на короля Роберта, лишившегося любимой жены. Так случалось в королевстве, река или вечерний ветер приносили детей тем, кто потерял уже всякую надежду обрести их. Чудесные дети всегда походили на того, у чьего порога появлялись корзинки. Один чудесный ребёнок одному человеку. Но чтобы четыре сразу, да ещё в королевском саду, такого не бывало! Но этого оказалось мало.
Спустя два года та же река принесла ещё две корзинки. В одной из них была Оникс. Тайком от всех, нарушая свои собственные запреты, король послал за гадалкой. И та предсказала ему, что появится ещё восемь корзинок. Ещё восемь дочерей. И ни одного сына.
Хотя об этом знали единицы, по королевству поползли слухи, что это не последнее появление чудесных детей в королевской семье. Так и вышло, предсказание сбылось. Люди сочли это хорошим предзнаменованием. Дети, появившиеся чудесным способом, даже у простых людей становились особенными. Талантливыми учёными, успешными торговцами и воинами, менявшими исход сражения. Бывали и плохие примеры, но о них старались не вспоминать. Но все чудесные дети были яркими личностями. Одним из них был молодой вестник Михаил, недавно возглавивший церковь, не смотря на более умудрённых годами противников.
– Где пропадала так долго? – поинтересовалась Ольгерд с набитым ртом. От этого вопрос её прозвучал «гфе профавала а голг»…
Альберика скривилась, но нотации читать не стала.
– Отис имел несколько вопросов по оформлению бальных зал. Я была рада ему помочь, – степенно промолвила она, накладывая себе немного овощей.
– Возьми сладкие бобы и побольше земляной груши, – посоветовала Снежна, – она сегодня удалась.
– Нет уж, – Альберика даже покраснела от возмущения. Предлагать ей такие вещи, когда вокруг столько гостей!
– Опять будешь мучить себя? – полунасмешливо-полусочувственно спросила Ольгерд. В отличие от толстушки сестры она всегда была по-мальчишески тощей, словно не питалась вовсе.
Альберика проигнорировала вопрос и принялась за свои овощи.
***
Ближе к вечеру принцесса ощутила беспокойство. Чтобы это могло значить? Неужели снова её дар?
Принцесса ни за что не могла взяться, с трудом слушая щебет сестёр. Голоса, копошащиеся внутри её головы, что-то навязчиво шептали. Она узнавала всё больше о том, что случиться. Это произойдёт где-то на улицах города. Она чувствовала, как внутри её поднимается болезненная жгучая волна. Опять насилие, опять смерть…
И всему этому она будет свидетелем. Перед глазами проносились немые сцены, словно всё что она видит, уже произошло. Это ближайшее будущее. Так уже бывало, она знает.
Неужели все тёмные ведьмы переживают такие же проблемы как она? Видения чужих смертей, большинству которых не миновать, да и стоит ли пытаться что-то изменить? И почему это мучает её? Есть ли в этом какой-то смысл?
Голоса были с ней с тех самых пор, как она себя помнила. Иногда она шептали еле слышно и были сродни шороху листвы, иногда перекрывали собой все остальные звуки. Она заметила, что в сложные минуты жизни, не всегда, но часто, они подсказывали ей что делать. Сперва она делала вид, что не слышит их, она никому ничего не сказала, хотя это было так сложно. Но время от времени голоса сообщали ей такое, что сложно было их игнорировать. «Ал в большой опасности. Если она сядет сегодня утром на трирога, то сломает обе ноги», – услышала она однажды и приложила все усилия, чтобы уговорить Ал не ехать. Когда та не послушалась и всё же собралась на прогулку, она подговорила Мелису и вместе с ней заперла сестру в комнате до обеда. Предсказание голосов сбылось – вместо Ал на трирога сел один из её приятелей, та понесла, и он сломал обе ноги. Чувствуя свою вину к постороннему человеку, Оникс тайком послала ему зелье, которое быстрее поставило бы его на ноги.
Другой случай был трагичнее. Голоса сообщили, что одна из горничных попадёт под повозку, и Оникс не удалось её спасти, как она не пыталась. В другой раз она поймала вора на горячем, тоже благодаря голосам, за что чуть не поплатилась жизнью, но вовремя была спасена.
После нескольких подобных случаев Оникс с большей осторожностью стала прислушиваться к голосам. Иногда кто-то пел в её голове, и чаще всего, пение это успокаивало её, хотя она не знала языка, на котором были написаны все эти песни. В детстве ей пел детский голос, но постепенно у неё создавалось ощущение, что певец рос вместе с ней. Ей было любопытно кто он и где живёт. В этом ли мире? Она искала ответ в книгах, но все попытки претерпели неудачу. Пару раз в её голове сильно кричала какая-то женщина, создалось ощущение, что она произносит заклинания, от этого становилось жутко, и она просила кого-то из сестёр остаться с ней на ночь. К пятнадцати годам голос женщины перестал её мучить. Она хотела знать, что с ней, но думала, что может она умерла, голос был глубокой старухи. К чувству облегчения примешивалось лёгкое чувство вины.
«Глупо винить себя в том, к чему не имеешь никакого отношения», – думала она в такие смутные времена.
«Да, но ведь ты хотела, чтобы это закончилось», – возражал ей другой, ещё более назойливый голос, отличный от тех, что мучили её. Её собственный внутренний голос.
Мрачная от своих раздумий, Оникс не сразу заметила, что к ней подошла Фелиста.
– Тебя что-то тревожит? – спросила она.
– Ничего, к чему я не привыкла бы, – пожала плечами Оникс. Она не хотела лишний раз обращать внимание на своё проклятие, – а как ты догадалась?
– Ты всегда забиваешься в самый угол и сидишь как мышка, когда переживаешь о чём-либо. И у тебя такое лицо… – что не так с её лицом, Оникс так и не удалось узнать, потому что в этот момент на них обрушилась Ольгерд:
– Девчонки, а пойдём погуляем? Хватит сидеть дома, может даже сумеем обмануть стражу, и выбраться в город одни…
– В город не пойду, – сказала, как отрезала Оникс, – только если в наш сад.
– Фи! Как скучно! – возмутилась Ольгерд, но спорить не стала.
В дверях Фелиста задержала её:
– Я ведь не просто так к тебе подошла. Держи, это я сделала для тебя.
В руках сестры блеснула круглая брошь величиной с большую монету. Подобно паутине, её оплетало несколько золотых нитей, образуя в центре что-то вроде птицы.
– Она на удачу, – мягко улыбнулась Фелиста, – и не говори больше, что ты невезучая.
– Спасибо! – Оникс прижала сестру к себе, – ты лучше всех!
***
Скуориш – один из трёх крупных городов-столиц Благодатного королевства, издавна считался городом защитников и вестников, иначе сказать воинов и священников. Благословленный богами, поддерживаемый королём, обосновавшимся в нём надолго, город процветал. Во второй столице, Евтаре, жили торговцы, ремесленники и крестьяне из тех, кто научился выращивать в подвалах ценные виды грибов и теневых овощей. Постепенно торговцы и некоторые ремесленники проникли и в Скуориш, но здесь, почитая вестников и опасаясь защитников, вели себя тихо, селились на улице, отведённой для них, не кричали, предлагая свои товары. Наиболее вольготно жилось в Скуориш ювелирам, которые обеспечивали всю городскую знать и продавали за рубеж шкатулки из феолита, упряжки в Драву, сапоги с леонтовыми пряжками и прочие ценные предметы, без которой жизнь становится тосклива и тускла.