***
В творениях святых отцов можно найти продолжение той традиции, которую положили евангелисты.
Например:
Бог благ и бесстрастен и неизменен (то есть Он не вмешивается в свое творение, действуя всегда одинаково).
Противоположное: вмешивается, наказывает, негодует, милует, помогает, спасает…
Необходимо равно, с любовью относиться ко всем людям.
Нельзя равно относиться к еретикам, врагам отечества, врагам Божиим.
Бог есть любовь.
Бог есть судья.
Невозможно силой отстаивать правду.
Можно ударить еретика и даже взять оружие для защиты отечества.
И т. д.
Особо выделим: «не судите да не судимы будете» (Мф. 7: 1) – на первый взгляд это кажется безукоризненной истиной. Но каждый раз подходя к причастию, мы слушаем молитву, в которой содержится косвенное осуждение: «НИ ЛОБЗАНИЯ ТИ ДАМ ЯКО ИУДА, / но яко разбойник исповедаю Тя: / помяни мя, Господи, во царствии Твоем». /
И хотя во второй части предложения мы уподобляем себя разбойнику («но яко разбойник исповедаю Тя»), но все же показываем, что лучше Иуды («НИ ЛОБЗАНИЯ ТИ ДАМ ЯКО ИУДА»), поэтому не поступим, как он.
***
Посмотрите на эти толкования: ««Аз же глаголю вам, – говорит Господь, – Любите враги ваша, добро творите ненавидящим вас, молитеся за творящих вам напасть» (Мф. 5: 44). Для чего заповедал Он сие? Для того чтобы освободить тебя от ненависти, огорчения, гнева, памятозлобия и сподобить величайшего стяжания совершенной любви; которой НЕВОЗМОЖНО ИМЕТЬ ТОМУ, КТО НЕ ВСЕХ ЛЮДЕЙ РАВНО ЛЮБИТ, по примеру Бога, всех людей равно любящего, и «хотящего всем спасться, и в познание истины придти» (1 Тим. 2: 4)» (Максим Исповедник).
«Блажен <человек>, который всякого человека почитает как бы богом после Бога» (прп. Нил Синайский, 71, 195). Кажется, это понятно и прямо следует из Писания. НО!
«Если ты услышишь, что кто-нибудь на распутье или на площади хулит Бога, подойди, сделай ему внушение. И если нужно будет ударить его, не отказывайся, ударь его по лицу, сокруши уста, освяти руку твою ударом; и если обвинят тебя, повлекут в суд, иди» (Иоанн Златоуст).
Вы видите, что в первом случае речь идет о равном отношении ко всем, во втором о неравном.
И это не просто разногласия. Это те моменты, о которые несовершенные в вере разбивают себе лбы в схватке. Споры непременно приправляются цитатами святых отцов – такова православная традиция. А всего-навсего необходимо понять, что таков принцип написания Евангелия и его толкования святыми отцами.
Но может быть предполагается любовь лишь к братьям по вере, отстраняясь от всех остальных, как думают некоторые, ссылаясь на цитаты?
«Кто говорит: „я люблю Бога“, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Ин. 4: 20).
Нет! В ином месте Писания мы читаем, что заповедано любить и врагов: «А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…» (Мф. 5: 44).
Но что тогда значат слова Христа: «…предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф. 8: 21), ведь оставление ближнего, пусть даже духовно мертвого, может ли быть актом любви к нему»?
И как понять, можно ли еще реанимировать духовно мертвого ближнего или нет?
А может быть, оставление ближнего происходит не вследствие стремления прилепиться к Богу, а из желания сбросить с себя тяжелую ношу заботы о нем? Ведь борьба до последнего вздоха даже за безнадежно больного ближнего является проявлением любви к нему. Ведь даже врачи бьются за больного до последнего его вздоха. Это не простые вопросы. На них нет однозначных ответов.
Исследуя подобным образом Писание, находим, что в каждой паре есть огромное множество оттенков и переливов! Именно этот факт позволяет ему быть актуальным во все времена, давая пищу для ума и сердца каждому, невзирая на его духовный возраст. Подобный принцип написания Евангелия и продолжение этой линии у святых отцов и призваны выключить разум. Когда человек старается постичь Евангелие умом, он всегда на определенной ступени терпит поражение. Умом можно понять лишь отдельные притчи. И именно на этом принципе построены многие проповеди. Но таким образом дробится Евангелие и происходит обращение именно к логике человека, чем выхолащивается смысл Писания. Подобное толкование можно оправдать лишь единственным способом: существует очень много уровней на пути восхождения, и пастыри обращают подобную практику к большинству, к тем, которые хорошо понимают бытовой язык. Но если человек помнит параллельные места Евангелия, входящие в противоречие с рассматриваемым отрывком, то для разума такое понимание становится проблематичным. Но и в этом случае он должен понимать, что существует многоуровневость восприятия. И восхождение по ступеням Богопознания с необходимостью требует отсечения логики и включения веры.
Вот что говорит священник Павел Флоренский:
«…истина есть суждение само-противоречивое.
Безусловность истины с формальной стороны в том и выражается, что она заранее подразумевает и принимает свое отрицание и отвечает на сомнение в своей истинности приятием в себя этого сомнения, и даже – в его пределе. Истина потому и есть истина, что не боится никаких оспариваний; а не боится их потому, что сама говорит против себя более, чем может сказать какое угодно отрицание; но это самоотрицание свое истина сочетает с утверждением. Для рассудка истина есть противоречие, и это противоречие делается явным, лишь только истина получает словесную формулировку. Каждое из противоречащих предложений содержится в суждении истины и потому наличность каждого из них доказуема с одинаковою степенью убедительности, – с необходимостью. Тезис и антитезис вместе образуют выражение истины. Другими словами, истина есть антиномия, и не может не быть таковою.
Впрочем, она и не должна быть иною, ибо загодя можно утверждать, что познание истины требует духовной жизни и, следовательно, есть подвиг. А подвиг рассудка есть вера, т. е. самоотрешение. Акт самоотрешения рассудка и есть высказывание антиномии2. Да и в самом деле, только антиномии и можно верить; всякое же суждение не-антиномичное просто признается или просто отвергается рассудком, ибо не превышает рубежа эгоистической обособленности его. Если бы истина была не-антиномична, то рассудок, всегда вращаясь в своей собственной области, не имел бы точки опоры, не видел бы объекта вне-рассудочного и, следовательно, не имел бы побуждения начать подвиг веры. Эта точка опоры – догмат. С догмата-то и начинается наше спасение, ибо только догмат, будучи антиномичным, не стесняет нашей свободы и дает полное место доброхотной вере или лукавому неверию. Ведь никого нельзя заставить верить, как никого же нельзя и заставлять не верить: по слову бл. Августина, «nemo credit nisi volens – никто не верует иначе как доброхотно»» («Столп и утверждение истины» VII. Письмо шестое. Противоречие).
***
Видно, как наша душа всякий раз поставляется между двух полюсов, и малейшее отклонение в сторону одного из них неминуемо и мгновенно искажает путь. Искусство христианина состоит в том, чтобы не прилепиться ни к одному из них, а идти центральным путем.
Хочу обратить внимание на то, что одни видят верхнюю цитату и объяснения к ней, другие нижнюю. Теперь вы понимаете, что данным образом споры не преодолеть.
Обозначив проблему, вместе станем искать пути ее решения, исследуя святоотеческую литературу и пытаясь ответить на вопрос: «Почему надо поступать так, а не иначе?»
Обратите внимание на эту взятую из интернета картинку. Тени от предмета (усеченного цилиндра), находящегося в центре – это представление о нем с определенного угла обзора. Примерно так выглядит проекция истины в уме того или иного человека. Рассудок не в состоянии охватить предмет в целостности, поэтому на стадии формирования словесного сопровождения происходит трансформация. Если хотите, происходит перевод истины в формат, удобопонятный для мозга. При этом утрачивается сама суть его, поскольку мозг переводит суть предмета в иную плоскость, удобную для оценки и обработки. Это подобно тому, как если бы кто пытался составлять в уме образ картины по рассказу. Никто при этом не станет утверждать, что он сколько-нибудь окажется похожим на саму картину в том ее виде, как она есть на самом деле. Но кажется, что в среде верующих все время происходит попытка доказать, что именно «Мое представление о предмете является верным. Нужны доказательства? Пожалуйста!»