Этот случай вспомнился потому, что некоторые элементы Писания понимаются так, что христиане представляются бесхребетными. Это вовсе не так. Искусство ведения брани со злом для христианина является первейшей задачей. И вести ее необходимо так, чтобы не оказаться в водовороте событий, чтобы не увеличивать количество зла, а уменьшить его посредством герметизации, отстранившись, предоставив его самому себе, даже если приходится неоправданно пострадать.
Так и в «Книге пути и благодати» предлагается, созерцая происходящее, смотреть на то, как делаются дела и быть вне этого водоворота. Рассматривая подобным образом Писание и книги из иных культур, мы никак не можем сравнивать их. Из приведенного примера видно, насколько сложно бывает понять истинный смысл текста. Чаще всего он бывает просто непереложим на иную культуру без утраты существенных элементов – требуется его адаптация. Прибавьте к этому издержки перевода, массированную обработку сознания в рамках своей культурной среды, тогда станет понятно, что любое сравнение и разговоры о том, что наша вера правая не только недопустимы, но являются вредными. «А разве есть вера лучше нашей?» – предполагаю я вопрос. Нет! Разговор не об этом, а о том, что каждый раз, начиная любое сравнение, мы входим в область логических связей, оставляя область веры. А логика – плохой помощник. Сравнение всегда сопровождается возвышением себя и умалением второй стороны, иначе оно было бы нецелесообразно. Но именно это и подводит нас к тому, о чем мы говорили чуть выше: «Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных» (Мф. 20: 16).
«Поэтому мудрец, становясь позади всех,
оказывается впереди всех». (Книга пути и благодати)
Теперь отступим назад, и приложим фразу ап. Павла к учению Лао-цзы: «Ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон…» (Рим. 2: 14).
В «Книге пути и благодати» высвечивается закон, опираясь на который можно править свой путь к Тому, имя Которого не названо. То есть, книга эта приводит прямо к Евангелию, прямо к Тому, Кто наименовал этот путь, сказав: «Я есмь путь и истина и жизнь…» (Ин. 14: 6).
«Ибо Он тот, о Котором сказал пророк Исаия: глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему» (Мф. 3: 3).
«Путем Господним и стезями Его называет души, к которым должно прийти слово Евангелия. Он убеждает приготовить их или очистить посредством покаяния, исторгая терние страстей, выбрасывая камни греха и делая их, таким образом, расположенными и благоприятными для принятия этого слова» (Евфимий Зигабен).
«Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь;
никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14: 6).
«Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца
Моего. И отныне знаете Его и видели Его» (Ин. 14: 7).
Как вы поняли, в Евангелии и в «Книге пути и благодати» есть очень много схожего, потому что закон восхождения – он един, и те, кто ощущает его, неизбежно приходят ко Христу. И тут мы подошли к очень интересному моменту. Как в «Книге пути и благодати» не названо имя Творца, так и одно из христианских течений отнимает все известные имена, характеризующие Творца.
«В Душе нет другого познания, кроме знания,
каким образом она не знает Его».
(Блаж. Августин)
Апофатическое (отрицательное) богословие с ранних времен является в святоотеческой мысли в виде двух различных течений. Одно из них резко отрицает возможность какого бы то ни было знания о Боге, по природе непостижимом.
Мы можем постигать Бога не в том, что Он есть, а в том, что Он не есть, отвлекая от Него всякие определения и имена. Таково учение Климента Александрийского: «Имена, обозначающие Бога: Единый, Благой, Разум, Сущий, Бог, Творец, Господь, – не имеют значения имен в применении к Нему и употребляются лишь во избежание других обозначений, еще более унижающих абсолютную Непостижимость».
Этим Климент Александрийский указывает на то, что говоря о Боге-Творце, мы лишь указываем на свойства Его, которые ни объяснить ни передать не можем. Поэтому мы и адаптируем каждое слово к нашим понятиям, огрубляя и низводя небесное к земному. Библия обращает особое внимание на то, что Бог не имеет никакого образа. И это мы должны держать в уме. Во время молитвы мы не только помыслы должны отсекать, но и всякие образы. Только тогда и может открыться духовная глубина, в которой человек соприкасается с Творцом. Именно о ней Давид говорит: «Из глубины воззвах к Тебе!» – то есть из глубины сердца!
В какого Бога мы веруем?
(Какой Бог вам ближе?)
Подумайте, каким вы себе представляете Бога, грозным судьей, гневающимся на творящих неправду? Милующим вернувшихся на путь правды? Или же вам ближе вторая позиция, – Бог прост в существе своем и неизменяем! Отвечая на эти вопросы, возьмите в помощь труд свт. Василия Великого, который говорит о гневе Божием так: «Не тетива напрягает Божий лук, но карающая сила, которая иногда напряжена, а иногда ослаблена. Посему слово (см. Пс. 7: 14) грозит грешнику тем, что готово ожидающее его наказание, если пребудет во грехе, потому что в луке уготованы сосуды смертные, а сосуды смертные суть силы, потребляющие врагов Божиих… Как огонь произведен для сгораемого вещества, создан не для алмаза, который не расплавляется в огне, а для возгорающихся дров, так и стрелы Божии соделаны для душ удобосгораемых, в которых собрано много вещественного и годного к истреблению. Посему, которые имеют уже в себе предварительно разжженные стрелы дьявола, те приемлют на себя и стрелы Божии» (свт. Василий Великий: 5, 181—182).
Вот что говорит свт. Григорий Палама: «Гнев Божий может ли кто выдержать? – Страшно, братие, впасть в руки Бога Живого; ибо если мы страшимся рук врагов, в то время как Господь говорит: «Не убойтеся от убивающих тело» (Мф. 10: 28), то кто имеющий ум не устрашится рук Божиих, во гневе поднимающихся против неверующих? Ибо гнев Божий откроется против всякой души тех, которые в распутстве и насильничестве проводят жизнь, не зная обращения, и истину подавляют неправдою (ср.: Рим. 1, 18)» (свт. Григорий Палама: 26, 246).
А может быть, вам ближе иное утверждение, которое мы находим у преподобного Антония Великого, который говорит следующее:
«Бог Благ и бесстрастен и неизменен. Если кто, признавая благосклонным и истинным то, что Бог не изменяется, недоумевает, однако, как Он, будучи таков, о добрых радуется, злых отвращается, на грешников гневается, а когда они каются, является милостив к ним, то на сие надо сказать, что Бог не радуется и не гневается, ибо радость и гнев суть страсти. Нелепо думать, чтобы Божеству было хорошо или худо из-за дел человеческих. Бог благ и только благое творит. Вредить же никому не вредит, пребывая всегда одинаковым. А мы, когда бываем добры, то вступаем в общение с Богом по сходству с Ним, а когда становимся злыми, то отделяемся от Бога по несходству с Ним. Живя добродетельно, мы бываем Божиими, а делаясь злыми, становимся отверженными от Него. А сие значит не то, что Он гнев имел на нас, но то, что грехи наши не попускают Богу воссиять в нас, с демонами же мучителями соединяют. Если потом молитвами и благотворениями снискиваем мы разрешение во грехах, то это не то значит, что Бога мы ублажили или переменили, но что посредством таких действий и обращения нашего к Богу уврачевав сущее в нас зло, опять соделываемся мы способными вкушать Божию благость. Так что сказать: „Бог отвращается от злых“ есть то же, что сказать: Солнце скрывается от лишенных зрения».
«Оказывается, Бог не мстит человеку за его беззакония и не награждает за добродетели. Как благоденствие, так и скорби являются лишь естественными следствиями законной или беззаконной жизни не только отдельного человека, но и – целых народов. Под законом здесь, конечно, подразумеваются не какие-то внешние предписания Бога по отношению к человеку, но – сама наша богоподобная природа. Так, поступая вопреки замыслу Божию о нас, мы пожинаем горькие плоды этого насилия над собственным естеством. Стремление же соответствовать Божьей воле, данной всем нам в заповедях Христовых, как раз и открывает перед человеком эту удивительную истину христианства: „Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем“ (1 Ин. 4: 16), но открывает ее только в той мере, какую каждый человек стяжал своей жизнью по Евангелию» (А. Ткаченко).