В книге Товита написано: "Согрешающие же суть враги своей жизни" (Тов.12:11). Таким образом, те, кто отдаляются от Бога, грешат, те ненавидят душу свою. Как же тогда это согласовать с местами из Евангелия, где Христос прямо-таки говорит о необходимости потерять свою душу? Давайте попробуем разобраться, что хотел сказать нам Христос.
"Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретёт её; какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою?" (Мф.16:24-26).
Евангелист Матфей не говорит о том, чтобы заменить идеал жизни, в котором счастье рассматривается как свобода от страданий, желанием страдать или аскетизмом. Его единственная забота, чтобы ученики следовали за Христом и были Ему подобны. Понятно также, что страдание – это не состояние пассивной жертвы, а активная форма жизни: "Кто хочет…" (εἴ τις θέλει …). "Сберегший душу свою потеряет её; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт её" (Мф.10:39). Изречение о потере жизни привлекает внимание к той реальности, что мученическая смерть является вершиной христианского подвига, не будучи его условием. Жизнь христианина будет дана по ту сторону смерти. С другой стороны, прежнее ношение своего креста не сосредоточено на мученической смерти, но понимается всеобъемлюще и означает всякое страдание за дело Иисуса. В начале христианского пути стоит призыв отречься от себя: "Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня" (Мф.10:38). Это означает сознательное решение – противоречие собственным жизненным материальным интересам – в обращении ко Христу.
"Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя (ἀπαρνησάσθω), и возьми крест свой, и следуй за Мною" (Мк.8:34). Основное значение глагола ἀρνέομαι – "говорить нет", "отказывать(ся)". Составной глагол ἀπαρνεῖσθαι имеет значение интенсивности13. В синоптической традиции он укоренён в исповедничестве (Лк.12:8-914) и в истории об отречении Петра (Мк.14:66-7215). "Отрекаться от себя" было предположительно создано как контр-формулировка фразе "отрекаться от Христа". Поскольку это новое выражение, только контекст у евангелистов Марка и Матфея может определить его значение. Оно относится к отрицательной стороне того, что положительно выражено словами "исповедовать Христа" или "следовать за Ним". Таким образом, это не общий аскетический идеал. Чему, однако, нужно сказать "нет"? В Марковом, как и в Матфеевом контексте, это означает решение больше не делать своим жизненным принципом желание-спасти-свою-жизнь и отбросить собственную материалистическую "Я-позицию"16. "Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережёт её" (Мк.8:35).
"Ибо какая польза человеку, если он приобретёт весь мир, а душе своей повредит?" (Мк.8:36). Продолжение этого Евангелия указывает, что сюда входит отказ, при необходимости, от имущественного "успеха". Таким образом, страдание и готовность отречься идут вместе. Однако "самоотречение" противостоит не "самообретению", но внешнему агрессивному и боязливому самосохранению тех, кто живёт, зацикливаясь на собственном "Я", чтобы пролить свет на своё хрупкое "Я" в отношении со Христом.
Хотя форма жизни, которая отождествляется с самоотречением и путём креста, была требуема Иисусом и стала возможной благодаря общению с Ним, в то же время – это больше, чем просто христианская особенность. Это скорее возможность "найти жизнь" в полном смысле этого слова.
Призыв к "самоотречению" имеет богатую историю, которую я не буду здесь подробно прослеживать. Он часто сочетался с аскетизмом, отрицающим человеческое "Я" и мір17. Самоотречение – не самоубийство, так как элемент своеволия есть даже в нём. Отвергнуть себя значит знать уже только Христа, а не себя, видеть уже только Его, кто идёт впереди, а не дорогу, которая слишком трудна для нас. Это осознанное решение в пользу иного направления жизни, не сосредоточенной на своём только "Я", является основополагающим для всех Евангелий. Дело не в том, чтобы практиковать христианские законы или аскетическое само(!)совершенствование, но в альтернативной форме жизни, не ориентированной на "Я", которая возможна только благодаря привязанности к Иисусу Христу. То есть в следовании Его учению и в пребывании в Его Церкви, которую Он создал. Предполагается, что такая жизнь является добровольной, свободной от какого-либо принуждения. На это указывает дважды используемый глагол θέλειν (хотеть): "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною, ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её…" (Мф.16:24-25).
"Покорение целого міра"18 (κερδαίνειν τὸν κόσμον) следует воспринимать достаточно буквально. Можно заработать огромные деньги, а потом внезапно умереть. Этот опыт ярко отражён в истории богатого фермера Лк.12:16-21 и в псалтыри: 48:8-919. Однако, по своему содержанию здесь вопрос не в том, что никто не богат настолько, чтобы выкупить себя у Бога, а в том, что нет ничего, на что можно было бы обменять жизнь. Для жизни нет никакого эквивалента. Жизнь больше всего золота. Это самое драгоценное, что есть20. Таким образом, в высказывании о самоотречении главная цель евангелиста Матфея заключается в том, чтобы не стремиться к имуществу. Это соответствует центральной позиции, которую имеет для него предостережение против богатства. Однако, вопрос заключается не в том, что земная жизнь является высшим из всех благ. Напротив, для него "жизнь" (ψυχή21) превосходит земную жизнь. Будущее время глаголов имеет реальное значение и относится к грядущему суду. В конечном счёте, только Судья міра может даровать или не даровать жизнь. В конце пути ко кресту, по которому идут ученики Иисуса, сам Христос примет их как Судья міра22.
Мысль о том, что самопожертвование соответствует благочестивой любви к себе, мы разберём в главе "Отвергнись себя…". В данной главе мы убедились, что Священное Писание и Предание, говоря о любви к себе, подчёркивает, что она должна быть особой, благочестивой. Давайте в следующей главе рассмотрим подробнее, что же значит благочестиво любить себя.
Люби себя благочестиво
"Если вы исполняете закон царский, по Писанию: возлюби ближнего твоего, как себя самого, – хорошо делаете"
(Иак.2:8)
Любовь к себе в христианстве часто отождествлялась с эгоизмом и всячески подавлялась и отрицалась. У христианина грех самолюбия легко ассоциируется с эгоизмом, о котором мы скажем во второй части книги. С другой стороны, как мы смогли уже увидеть, авторитетные учителя Церкви говорят о благочестивой любви к себе. Из-за этой разницы в противоположных понятиях образовалась фантастическая неразбериха в главнейшей заповеди: "любить ближнего, как самого себя". А ведь на этой заповеди, как сказано в Писании, основан "весь закон и пророки".
Так, основатель протестантской церкви Кальвин строго утверждал, что "как самого себя" он понимает, как указание на греховную любовь к самому себе, отчуждившую людей друг от друга23. По мнению протестантского реформатора Лютера, sicut teipsum24 не заповедует любить себя, но показывает "греховную любовь, которой он [т. е. человек] действительно любит самого себя, как бы говоря: "Ты весь повёрнут на самого себя и заточен на любви к себе"25. Таким образом, по мнению этих протестантов-реформаторов, любовь к самому себе – это как раз отношение греховного себялюбия, в этом сущность греха. Лютер и Кальвин имели философов-последователей, которые оказали влияние на историю интерпретации этой фразы. Так, для Эммануила Канта любовь к ближнему – это не выражение того, что человек склонен делать, а долг, требующий "самопринуждения", как и всё, "что нам не очень-то нравится делать". Будучи верным протестантом, Кант не мог понять любовь к себе иначе, чем "преобладающую доброжелательность по отношению к себе (philautia)" или как "высокомерие (arrogantia)", т. е. как "эгоизм" и "самомнение"26. Серён Кьеркегор понимал любовь к ближнему как самоотречение. Мы любим ближнего не ради его доброты или красоты. Ближний – не объект восхищения и, значит, избирательного человеческого "предпочтения". Нет, тебя с ближним связывает то, что "он ближний твой на основании равенства с тобой перед Богом". Таким образом, по отношению к ближнему как раз не существует "страстного предпочтения", которое для Кьеркегора является единственной формой любви к себе. Есть только "любовь самоотречения"27. И Кант, и Кьеркегор существенно подкрепили первоначальный протестантский скептицизм относительно любой формы любви к себе.