– Вы…
– …это вы как вы смеете, – Родригес призывает на помощь все свое самообладание, – вы… убили её…
– Я её не убивал.
– Тогда…
– Это они… они…
– Кто они?
– Те, кто разлучил меня с ней.
– К-кто?
– Это вы у них спросите, кто… отказывают вот так, без объяснения причин… они разлучили нас… они убили её…
– Её?
– Мое путешествие…
Он склоняется над умершей, Родригес почти физически чувствует его глубочайшую скорбь…
– Она мертва… мертва… а вы её потревожили…
– Простите… мне очень жаль…
– Жаль ему… Что вы тут хотели найти? Несметные сокровища? Прикованных к цепи писателей, которые за меня создают мои шедевры?
– Я…
Родригес не договаривает, – автор прислушивается к тишине дома, слышит шорохи в кухне, бежит туда, шепотом кричит, опять эти луна и ночь опустошают холодильник, опять луна будет жаловаться, что она полная…
Родригес остается наедине с телом в гробу, думает выждать небольшую паузу, чтобы выразить почтение умершей – и пойти спать. Не успевает – шорох шагов на лестнице, даже не шагов, не пойми чего, кто-то невесомый не то спускается в подвал, не то проходит сквозь стены, склоняется над усопшей. Родригес видит розовые облака сакуры, огни мегаполисов, шум прибоя, изогнутые крыши, бумажные фонари, удивительные чудеса, где собака в поле на траве превращается в кошку, а Бог, человек и сад сливаются вместе и превращаются в счастье, а чтобы получилась любовь, друг должен когтями впиться в сердце и укрыть его покрывалом. Призрачный силуэт смотрит на свое несостоявшееся дитя, хрустальные капли падают из глаз, одна, две, три…
Впивается когтями в сердце несостоявшегося детища, заботливо укрывает одеялом.
Ускользает в темноту ночи.
Родригес тихонько поднимается по изогнутой лестнице в надежде найти комнату для гостей, ему навстречу выскакивает дом, который опять заблудился сам в себе.
Давайте я отведу вас…
…топот маленьких ножек по ступенькам…
…короткий смешок…
Родригес бежит в лабиринты дома, не слушая окриков дома, да что вы, да вы же заблудитесь…
.
Утром встало солнце. Оно встало раньше всех, напекло блинчиков, заварило ароматный кофе – и когда жители дома потихоньку стали собираться на веранде, завтрак уже был готов. Родригес вышел последним, хотел устроиться на единственном свободном месте, но догадался, что это место нарочно оставили в память о покойном путешествии в Японию. Однако, автор заверил Родригеса, что пожалуйста, пусть садится, куда угодно, для дорогого гостя ничего не жалко.
– Отличная у вас семья, – заметил Родригес.
Автор благодарно улыбнулся.
– Но, к сожалению, здесь присутствуют не все члены вашего семейства.
– Ну, еще бы, – автор помрачнел, – путешествие…
– Да нет, я говорю не о путешествии… а о седьмом вашем детище.
– Седьмом?
– Седьмом.
– Это невозможно. Их только шесть – четыре книги, фильм… фильм, уймись, ты уже себя показал! И покойное путешествие, и все…
– Отнюдь… с вашим седьмым детищем я познакомился сегодня ночью…
– Может, и меня познакомите? В жизни не видел свое седьмое детище.
– Ошибаетесь, уважаемый автор, вы его прекрасно видели и знаете… Эти маленькие бегущие ножки, этот короткий смешок, исчезающий в траве… Да вы сами посмотрите, – Родргиес кивнул в полумрак холла, где просвечивало что-то эфемерное, призрачное, будто бы не понимающее, есть оно или нет. Но оно было, было, и оно было ни чем иным, как…
– Да это же… – робко сказала одна книга.
– Это… – начала другая.
– Ума не приложу, – пробормотал фильм.
– Это… – прошептал детектив в мягкой обложке, – это убийство.
Все замерли, как громом пораженные.
– Совершенно верно, это убийство, – Родригес поглядел на побледневшего автора, – и кого вы убили, позвольте узнать?
– Вы собираетесь заявить в полицию? – хрипло спросил автор.
– Не беспокойтесь, я и есть полиция, – Родригес показал удостоверение, которое появилось как по мановению волшебной палочки, – вы аресто…
– …вы не сможете арестовать меня.
– Отчего же, если не секрет?
– Все очень просто. Вы спросили, кого я убил… А убил-то я вас…
Родригес еще пытался доказать, что это не так, еще силился схватить что-нибудь на столе призрачными руками, – но не мог…
– Но когда… когда… почему?
– Не помните?
– Совершенно… совершенно не помню.
– А ведь все так просто… вы внимательно смотрели фильм?
– И?
– Неужели вы не узнали…
– Что не узнал?
– А ведь это вы работали в полиции и приторговывали наркотиками… – автор смеется, – это вы хотели убить меня, когда я вывел вас на чистую воду… что поделать, я защищался…
Родригес бледнеет:
– Так вы знали… с самого начала…
– …когда увидел вас в доме.
– И вы не…
– …а что мне может сделать призрак?
Родригес встает, бочком-бочком выходит из-за стола, скрывается в лабиринтах сада…
.
…По утрам Родригес приходит на веранду раньше всех, чтобы выпить кофе – но не слишком рано, чтобы не пересекаться с собственным убийством. Убийство, конечно, ни в чем не виновато, да и вообще несладко ему тут приходится, прятаться ото всех, надо бы перекинуться с ним парой слов – но как-то боязно… и не сегодня…
Дверь в пустоте
Я не доверяю дверям, которые торчат вот так из пустоты посреди леса – безо всяких домов и стен.
Я не доверяю дверям, которые торчат из пустоты – это правило я придумал только что, когда увидел вот такую дверь впервые в жизни.
Я не доверяю дверям, которые…
…да.
А ведь только что мечтал увидеть хоть какую-нибудь дверь, да что дверь – хотя бы огонек посреди леса, свет, на который можно пойти, чтобы добраться до дома, из окон которого и льется этот самый свет, ждет меня, накрывает на стол, заваривает чай и поглядывает на часы.
И чем больше я смотрю на дверь, тем больше понимаю – выбора у меня особенно-то и нет, потому что кто его знает, как далеко простирается этот лес, и кончается ли вообще где-нибудь. И мне не остается ничего кроме как…
– Входите… пожалуйста…
– А?
– Пожалуйста… входите… я же вижу, вы заблудились… устали…
Оглядываю дверь и комнаты за дверью, думаю, какой здесь может быть подвох – да сама по себе эта дверь один сплошной подвох…
– А вы куда шли? – спрашивает… кто? Дверь? Дом, которого нет?
– Домой.
– А где ваш дом?
– М-м-м… даже не знаю.
– В смысле, не знаете? Вы что, никогда не были у себя дома?
– Не был.
– А вы видели когда-нибудь свой дом? Он вообще существует? Его построили?
Спохватываюсь:
– А что… дом обязательно должны построить?
Дверь или кто-то за дверью смеется:
– Ну, конечно же…
– Тогда… тогда я не знаю, куда я иду теперь. Черт, а ведь так все хорошо начиналось…
– А как начиналось?
– Мое путешествие… где мне только не довелось побывать…
– Вот здорово, посмотрели мир… а вы… а вы, простите… кто?
– Путешествие.
– Да нет, я понимаю, вы отправились в путешествие… а сами-то вы кто?
– Так путешествие же.
– Ничего себе… – не то дверь, не то кто-то за дверью удивляется, – путешествие, которое отправилось в путешествие… само в себя… и, похоже, заблудилось само в себе.
– Да, боюсь, что так оно и есть.
– Что же… так заходите, располагайтесь, вы совсем продрогли на улице…
Снова недоверчиво смотрю на дверь:
Не выдерживаю:
– Вы… дом?
– Ну, нет, какой же я дом, одна дверь…
– А…
– …хотите спросить, почему так?
– Ну… да…
– Видите… я дом, который не построили.
– Недостроенный дом?
– Нет… дом, который не построили.
– Понятно, – говорю так, хотя мне совершенно ничего не понятно. Вхожу, располагаюсь в кресле у очага перед накрытым столиком, наливаю чай – холод ночного леса остается где-то там, по ту сторону двери…
Хлопаю себя по лбу, вернее, не знаю, есть ли у путешествия лоб:
– Стойте, так вы же… так я же… так вы же мой дом!
– В смысле?
– В смысле… дом, который не построили…
– Точно! Как это я сразу не догадался!
– Как хорошо, что мы нашли друг друга…
– И правда… как хорошо…
Неостров
Мы очень гордились своим островом – даром, что его не существовало. Миллиарды лет назад наш клочок суши не поднялся со дна океана – поэтому острова, на котором должен был стоять наш город, не получилось. Но это не мешало нам гордиться островом, даром, что на нем даже нельзя было построить город. На наше счастье у нас хватило терпения прождать миллиарды лет, когда закипели и испарились океаны, высушенные раскаленным солнцем, и наш остров наконец-то оказался на суше. Правда, к тому времени уже не было нас самих – но это не мешало нам гордиться нашим городом, которого не было…