Жизнеописание Гонория II более кратко: провозгласив епископа Остии Ламберта в церкви св. Панкрация рядом с Латеранской базиликой, выборщики усадили новоизбранного на кресла перед церковью Св. Сильвестра. Биограф добавляет новые детали: кресла в форме греческой буквы «сигма», то есть как курульные в жизнеописании Пасхалия II, стоят перед церковью Св. Сильвестра. Термин symae или sygmae отсылает к круглому сиденью, потому что так писалась заглавная унциальная греческая буква, соответствующая латинской C. Кроме того, здесь подчеркивается, что усадили папу именно выборщики[148].
Автор «Первого жития св. Бернарда» считает, что фазы вступления во владение представляют собой «усаживания», sessiones, следующие «древнему обычаю». Здесь тоже отсылка к церемониальным действиям нужна для утверждения легитимности Иннокентия II (1130), избранного «теми, кто остался на католической стороне». Напротив, его соперника, Анаклета II (Пьетро Пьерлеони, 1130–1138), избрали с помощью «злостных махинаций»[149].
Более четкие указания появились лишь в церемониалах Альбина (1189) и Ченчо (1192), дошедших в Базельском и Лондонском манускриптах[150].
Похоронив понтифика, кардиналы собираются в «известном месте» для избрания нового. Архидьякон или старший из дьяконов облачает избранника в красную ризу и «дает ему имя». Два старших по возрасту кардинала ведут его к креслу, называемому stercorata vel stercoraria, стоящему перед портиком Латеранской базилики, и «с почетом» усаживают. Посидев немного, он получает от кардинала-камерария три пригоршни монет, бросает их и восклицает: «Золото и серебро даны мне не для услад, что имею – отдам тебе». Тогда приор базилики, один из кардиналов или его собратьев сопровождают его к «святому алтарю». Входящим в портик при этом говорится: «Святой Петр избрал господина N». Певчие пропевают Te Deum laudamus, избранник, сев на кафедру, принимает склоняющихся перед ним кардиналов для поцелуя мира. В окружении кардиналов, субдьяконов, настоятелей и хора он покидает храм. Судьи сопровождают его в капеллу (называемую также «базиликой») Св. Сильвестра с процессией, они проходят под аркой, «где находится образ Спасителя, который кровоточил, когда иудей проткнул ему лоб». После этого первого контакта с кровью Христа проходит церемония «порфирных» кресел[151]. Их неслучайно установили перед капеллой Св. Сильвестра. Согласно очень древнему преданию, Сильвестр I (314–337), следуя воле свв. Петра и Павла, излечил Константина от проказы. Считалось, что реликвии в капелле Святая Святых, Sancta Sanctorum, которые избранник должен был почтить в конце церемонии, Константин подарил папе Сильвестру I вместе с иконами Петра и Павла, стоявшими на алтаре[152].
Приор базилики Св. Лаврентия во Дворце, т. е. собственно Святой Святых, передает сидящему на правом порфирном кресле избраннику посох и ключи от базилики и от дворца. Тогда он пересаживается на левое кресло, «того же камня», и возвращает посох и ключи приору. Пока он сидит, тот же приор перепоясывает его поясом с пурпурной сумкой, в которой лежат двенадцать печатей из драгоценных камней и мускус. «Затем избранник должен сесть так, будто лежит меж двух кроватей, как бы возлечь между приматом Князя апостолов Петра и миссией учителя язычников Павла»[153]. После этого он принимает дворцовую прислугу, для поклона и для поцелуя мира. Камерарий выдает ему серебряные монеты, и он бросает их народу, трижды говоря: «Расточил, раздал нищим; правда его пребывает во веки». (2 Кор 9: 9, Пс 111: 9). Он идет через тот же длинный портик под «иконами апостолов, которые сами приплыли в Рим по морю», и входит в базилику Св. Лаврентия. Там он долго молится «у собственного алтаря» и уходит в покои, где отдыхает прежде чем прийти в трапезную.
На следующее воскресенье избранник с дворцовым клиром всех рангов и с римской знатью идет в базилику Св. Петра для принятия из рук кардинал-епископов посвящения. По окончании действа он получает паллий: его надевают и прилаживают архидьякон и приор базилики, закалывая спереди, сзади и слева тремя золотыми булавками. На голове закрепляют три камня гиацинта. В таком облачении он идет к алтарю и служит мессу. Тем временем кардинал-дьякон, субдьяконы и хранители базилики воспевают славословия. Отслужив мессу, папа направляется к месту, где стоит папский конь в парадной сбруе, там архидьякон от старшего конюшего получает тиару (frigium) и коронует папу. Папа в короне на коне через город возвращается в Латеран под ликование толпы. Перед дворцом сначала спешиваются кардинал-пресвитеры и, получив благословение, воспевают то же славословие. То же повторяют судьи, сопровождающие избранника во дворец, где тот сам каждому приору выдает «традиционное вознаграждение», presbiterium[154]. Приоры получают вдвое[155].
Все эти фазы следует рассмотреть отдельно. Тогда мы, возможно, найдем те элементы ритуала смирения, которые призваны были напомнить понтифику о его физической бренности и преходящем характере власти, переданной ему при избрании.
Трон в прахе
Каменное седалище перед портиком Латеранской базилики называется в рассмотренных церемониальных книгах прежде не встречавшимся странным термином: stercorata или stercoraria. Вряд ли это название народное. Наши источники приводят полностью фразу из Первой Книги царств (2:8), где говорится, что «из праха подъемлет Он бедного, из брения возвышает нищего, посаждая с вельможами, и престол славы дает им в наследие[156]. Библейское выражение de stercore pauperem, «из праха – бедного» присутствовало уже в 85 формуле древней «Книги дня», Liber diurnus, в которой новый папа сообщал о своем избрании[157].
Давно ли использовался такой трон? Трудно сказать. С уверенностью можно утверждать, что библейская фраза появляется в текстах после многих столетий в XII веке. Английскому хронисту она понадобилась, чтобы сказать о своем земляке – папе Адриане IV (1154–1159) в контексте, напоминающем риторику смирения, с которой св. Бернард обратился к Евгению III (1145–1153)[158]. На это совпадение стоит обратить внимание, потому что оно свидетельствует, что тема казалась актуальной. Не противоречит этому и первое упоминание трона в прахе, sedes stercorata, в церемониалах конца XII века (Альбин, Ченчо и другие).
Очевидна значимость этого, возможно, самого сильного символа самоуничижения, когда-либо использовавшегося римским понтификом, ведь налицо связь между сидением и словом stercus: навоз, глина, грязь, отбросы, экскременты[159]. На вершине славы и богатства папа должен вспомнить о своем прежнем человеческом состоянии и смириться[160]
Примечания
1
Эту научную жизнь я описал в ряде специальных исследований, собранных в моей книге «Медицина и науки о природе при папском дворе в XIII веке»: Paravicini Bagliani A. Medicina e scienze della natura alla corte dei papi nel Duecento. Spoleto, 1991.
2
Id. I testamenti dei cardinali del Duecento. Roma, 1980.
3
Id. Medicina. P. 281–326.
4
Brown E.A.R. Death and Human Body in the Later Middle Ages: The Legislation of Boniface VIII on the division of the Corpse // Viator. Vol. 12. 1981. P. 221–270; Id. Authority, the Family, and the Dead in Late Medieval France // French Historical Studies. Vol. 16. 1990. P. 803–832; Santi F. Il cadavere e Bonifacio VIII, tra Stefano Tempier e Avicenna. Intorno ad un saggio di Elizabeth Brown // Studi Medievali. Terza serie. Vol. 28. 1987. P. 861–878.
5
Elze R. "Sic transit gloria mundi": la morte del papa nel medioevo // Annali dell’Istituto storico italo-germanico in Trento. Vol. 3. 1977. P. 23–41. Немецкий вариант той же статьи: Id. "Sic transit gloria mundi". Zum Tode des Papstes im Mittelalter // Deutsches Archiv für Erforschung des Mittelalters. Bd. 34. 1978. S. 1–18. Далее ссылки на итальянский текст.