– Ты… пришел…
– Конечно, пришел.
– А теперь… поезжай…
– Нет, – отрезал я. – Я остаюсь. Буду сидеть с тобой, сколько потребуется.
– Пожалуйста… – прохрипел дедушка, и его глаза закрылись.
Больше он ничего не сказал. А через полтора часа прошелестел его последний вздох.
* * *
Я лежал без сна в номере отеля неподалеку от больницы – заново переживал мгновения, проведенные с дедушкой. Я долго раздумывал над его последними словами и даже встал с кровати, чтобы записать их в блокнот, лежавший у телефона; некоторые слова я соединил во фразы – так получилось немного понятнее.
Тревор… помоги… кара напала… обморок… приступ… как у Роуз… сообщи родным… свежа истома… поезжай в хе… люблю тебя… ты пришел… а теперь поезжай… пожалуйста.
Вначале он немного заговаривался, а затем все-таки меня узнал. Сказал, что любит, отчего у меня потеплело на душе. Я пообещал его не бросать – к счастью, так и случилось. От мысли, что дедушка мог умереть в одиночестве, у меня холодело на душе.
Я убрал сложенный вдвое листок в бумажник и продолжил размышлять. Из всего сказанного я не понимал лишь фразу «свежа истома». И почему дедушка считал инсульт «карой».
Я пообещал ему скорую встречу с Роуз, хотя он никогда не отличался набожностью. Не знаю, верил ли дедушка в загробную жизнь, но я не жалел о своих словах. По-моему, он хотел бы услышать именно их.
* * *
Спустившись по ступенькам с веранды, я отправился к причалу. Как и лодка, он выглядел весьма неказисто, хотя каким-то чудом пережил множество ураганов. Я осторожно ступил на древние, явно подгнившие доски, опасаясь в любую секунду провалиться в воду. Однако настил меня выдержал, и я успешно забрался в лодку.
Такую посудину мог соорудить только мой дедушка. Ближе к носу располагалась «рубка» – садовый туалет без одной стенки, с кособоким окошком и старым деревянным штурвалом, купленным, скорее всего, у старьевщика. О строительстве лодок дедушка знал немного, так что суденышко двигалось скорее по наитию, нежели по науке. Штурвал был связан с рулевым механизмом весьма условно: чтобы повернуть влево или вправо, требовалось три-четыре оборота. И как только дедушка получил на эту лодку документы? Позади рубки стояли два виниловых кресла, маленький столик, привинченный к палубе, а также пара железных табуреток. Перила из деревянных брусьев защищали пассажиров от падения за борт; корму украшали прибитые к оцинкованной мачте рога техасского лонгхорна[20] – по словам дедушки, подарок от сослуживца.
Чтобы привести в действие мотор – древний под стать окружению, – требовалось дернуть за шнур, как на газонокосилке. Когда я был маленьким, дедушка позволял мне самому запустить двигатель, и после множества неудачных попыток я едва мог пошевелить пальцами. Теперь же я несколько раз резко дернул за шнур здоровой рукой, а когда мотор не завелся, – понял, что проблема всего лишь в свечах зажигания. Дедушка слыл настоящим кудесником по части механизмов и без сомнения следил за состоянием мотора до самой поездки в Исли. Я снова задумался: что же ему там понадобилось?
* * *
Отыскав в амбаре гаечный ключ, я выкрутил свечи зажигания и отнес их во внедорожник. Да, моя машина – не лучший выбор с точки зрения экологии, зато она стильно выглядит и, хочется думать, немного украшает мир, чем компенсирует свои недостатки.
Доехав до «Фактории ленивого Джима», располагавшейся в миле от дедушкиного дома, я увидел, что магазинчик ничуть не изменился. Я спросил кассира, где у них свечи зажигания, и конечно же, в лавке нашлась нужная мне модель. Расплатившись, я почувствовал, что в животе заурчало: я с завтрака ничего не ел. Охваченный ностальгией, я направился в гриль-кафе. Все шесть столиков были заняты – здесь всегда собиралось много народу, – однако у стойки пустовало несколько табуреток, и я уселся на одну из них. Над печью висела меловая доска с меню. Блюд оказалось больше, чем я ожидал, хотя не все я отнес бы к здоровой кухне. Впрочем, я же с утра побегал – так что какая, к черту, разница?
Я заказал чизбургер и картошку фри. Клод – хозяин магазинчика, которого я узнал по прошлым визитам, – носил фартук, однако больше походил на банкира, чем на повара: черные волосы, тронутые сединой на висках; голубая рубашка поло под цвет глаз. «Факторию» открыл его отец – примерно в то же время, когда мой дедушка выстроил дом. Клод владел магазинчиком больше десяти лет.
Вдогонку я попросил чая со льдом – такого же сладкого, как прежде. Юг славится своим сладким чаем; я наслаждался каждым глотком. Затем Клод поставил передо мной миску с чем-то коричневым и склизким.
– А это что такое? – поинтересовался я.
– Вареный арахис, – объяснил Клод. – Идет бесплатно с каждым заказом. Готовлю его уже два года по рецепту жены. У кассы – целая кастрюля, так что потом можете купить еще. Многие берут.
Я с опаской попробовал один орешек – тот оказался соленым и на удивление вкусным. Отвернувшись, Клод высыпал мороженую картошку фри в кипящее масло, а затем плюхнул на гриль котлету. У магазинных полок я заметил Келли – она раскладывала товар, и если заметила меня, то не подала виду.
– Мы с вами случайно не знакомы? – спросил меня Клод. – Кажется, я вас помню.
– Раньше я часто сюда приходил со своим дедом, Карлом Хэверсоном. Но это было давно.
– Точно! – просиял Клод. – Вы военный врач, да?
– Уже нет. Давайте сейчас не будем об этом.
– Меня зовут Клод, – представился хозяин магазина.
– Помню. А я – Тревор.
– Надо же, военный врач! – Клод присвистнул. – Дедуля, должно быть, вами гордился.
– Я им тоже гордился, – вздохнул я.
– Соболезную. Хороший был человек.
– Это точно. – Я очистил от кожуры еще один орешек.
– Вы теперь живете неподалеку?
– Да, в дедушкином доме. До июня примерно.
– Участок у вас шикарный! – похвалил Клод. – Ваш дедуля насажал там чудесных деревьев. Такая красота весной! Когда проезжаем мимо, жена просит притормозить. Все в цвету! А ульи еще там?
– Конечно, – кивнул я. – У пчел все в порядке.
– Ваш дедушка продавал мне мед для магазина. Народ мигом расхватывал. Если что-то осталось с прошлого года – с удовольствием помогу с реализацией.
– Сколько вам нужно банок?
– Да хоть все, – усмехнулся Клод.
– Такой хороший мед?
– Лучший во всем штате!
– А что, есть рейтинг? – удивился я.
– Не знаю. Но покупателям говорю именно так. И они всегда возвращаются.
Я улыбнулся.
– А почему вы сегодня за повара? Насколько помню, вы раньше стояли у кассы?
– Обычно – да, – ответил Клод. – Там прохладно и работенка попроще, да и жиром не заляпаешься. За гриль отвечает Фрэнк, но на этой неделе он взял отгул. Его дочь выходит замуж.
– Что ж, причина уважительная.
– Так-то оно так, вот только я давно не имел дела с грилем. Постараюсь, чтобы ваш бургер не подгорел.
– Буду очень признателен.
Клод оглянулся на шипящий гриль.
– Карл заходил сюда два-три раза в неделю. Всегда брал сэндвич с беконом и томатами на белом хлебе, к нему – картошку фри и соленый огурчик.
Я вспомнил, как заказывал то же самое вместе с дедушкой. Нигде я не пробовал сэндвичей вкуснее.
– Наверное, ему и арахис нравился, – предположил я. – Такая вкуснотища!
– А вот и нет, – возразил Клод. – У него же аллергия.
– На арахис? – Я недоверчиво прищурился.
– Ну, он мне так сказал. Мол, если съест – горло раздуется, как воздушный шар.
А я-то думал, что знал его, удивился я про себя, а потом вспомнил, что отец Клода – Джим – дружил с дедушкой.
– Как поживает ваш отец? – спросил я, хотя подозревал, что Джим тоже отошел в мир иной, ведь они с дедушкой были почти ровесники.
– Ну, у него вроде все по-старому, – ответил Клод. – Пару раз в неделю приходит в магазин, садится в кресло у входа и завтракает.
– Ого!
– Карл частенько составлял ему компанию, – добавил Клод. – Парочка была – не разлей вода. Когда ваш дедушка умер, его место занял Джеррольд. Знаете Джеррольда?
– Нет.
– Он раньше работал в «Пепси», грузовик водил. Жена у него умерла пару лет назад. Неплохой мужик, правда иногда чудит. Если честно, не понимаю, как они с отцом общаются. Папаша глухой как пень, да и крыша у него едет потихоньку. Какие тут беседы!