– Пока он полежит у меня в сарае, ну а весной зарою. Подальше от Юпова, в этом ты мне доверься. Проводить в последний путь приедешь?
– Закапывайте без меня, – сказал Вероника.
– Не черство поступаешь? – осведомился Иван Иванович. – Как по-твоему?
– Его труп – это не он. Он погиб у меня на глазах. Моего Брагина больше нет.
ДЕМОНСТРИРУЮЩИЙ в пьяных ужимках свою радость Александр Евтеев, вихляюще ходя между столами, подливает водку Виктории, «Косматому», представителю государства Чурину; они, как и глядящий на Евтеева из-за стойки Дмитрий Захоловский, разделять его ликование не настроены.
Коллективная жесткость их взглядов переносится и на Марину Саюшкину, поднявшую было рюмку, но, уловив благодаря взорам Чурина и «Косматого» общее настроение, не выпившую.
– Я всех угощаю! – воскликнул Евтеев. – Вы же об этом знаете, ну так пейте бодрей! Потом будете вспоминать, что пили слабо, а халява уже кончится – я бы напоил вас и завтра, но моя работа у вас завершена, и завтра я сваливаю.
– Со мной? – спросила Марина.
– Там увидим, – ответил Евтеев. – «Косматый»! Чего ты будто трезвенник? Надерись, как полагается!
– От легавых я выпивку не принимаю, – процедил «Косматый».
– Я не легавый! – воскликнул Евтеев. – Я от них отличаюсь.
– Поэтому я и пью, – сказал «Косматый». – Но немного. Вашего брата из спецслужб блатные тоже недолюбливают.
– Ладно, – поморщился Евтеев. – Что ты здесь о любви… где ты ее видел? Хотя она существует… барышня! Вы, смотрящая на хозяина.
– Вы мне? – отозвалась Виктория.
– О вас с ним я в теме, – промолвил Евтеев. – Он сказал мне, кто вы ему есть.
– И что вы с этого имеете? – спросила Виктория.
– Я наблюдаю, как вы мучаетесь. Ваше состояние зависит от того, простит ли он вас или не дозреет, а мое ни от кого. Зависело от работы, но данная проблема улажена. Ваш земляк Юпов обезврежен. Вы о нем уже разболтали? – спросил Евтеев у Чурина.
– В общих чертах, – ответил Чурин.
– Ну, ничего, – кивнул Евтеев. – Когда террорист застрелен, хранить его личность в тайне не главное! Ну, почему вы столь угрюмые? Брагина вы не знали, Юпова не выносили – что вас расстраивает?
– Нас раздражаешь ты, – сказал Захоловский.
– Я несколько эмоционален, – согласился Евтеев. – Но вам нужно учитывать то, что моя душа, мой рассудок, они избавились от давившей на них ноши, и я из-за появившейся легкости объяснимо разболтан, поскольку мне легко. Меня ведет! Сверху не сдавливает. Я распрямился, и равновесие в таком положении сохранять сложнее, чем когда согнут. О-ооо! Кого мы видим!
По лестнице словно бы с небес величаво сходят Волченкова, Дрынов и Доминин.
Стриптизерша впереди, сектант замыкает.
– Ты почему не в зале? – спросил у Волченковой Захоловский. – Кто за тебя подавать будет?
– И танцевать, – промолвил Доминин.
– Но это по желанию, – пробормотал Захоловский. – А вы… в первый раз к нам вы спустились. Почему?
– Мы уважение сотруднику спецслужб пришли выказать, – ответил Доминин. – За его отлов досаждавшего всем террориста.
– Он нейтрализован… спасибо, – сказал Евтеев. – А откуда вы узнали?
– Мы были на крыше, – ответил Дрынов.
– Поближе к небу, – добавила Волченкова.
– На крыше мы слышали взрыв, – сказал Дрынов. – Не я или она, а Он. В лесу.
– По моим расчетам взорван дом фермера Каткова, – сказал Доминин.
– Кем взорван? – промямлил Евтеев. – Юпов же не в живых… кто мог взорвать?
– Вы у меня интересуетесь? – осведомился Доминин.
– Да мне просто интересно, – пробормотал Евтеев. – Нет, я не допускаю, чтобы в вашем захолустье кто-то работал на иностранную разведку, а кто-то иной взрывал… взрыв вы ни с чем не спутали?
– А с чем? – спросил Доминин.
– С ухающей совой, – сказал Дрынов. – Она сидит и орет, ну а мы вслушиваемся. Сова? Она. А террорист молчит. Не думает объявляться. Доказывает взрывами, что он неподалеку, а в руки сотрудникам спецслужб не дается. Схватить его вы предполагаете?
– Он от меня не уйдет, – ответил Евтеев.
– Полномасштабная облава намечается? – спросил Дрынов.
– Знать бы, где ловить, – промолвил Евтеев. – В вашем салуне, выбирая из вас, или в лесных дебрях… черт! Как все сходилось на Юпове!
ЗАГРЫЗАЕМОГО похмельными ощущениями Александра Евтеева везут по чудовищному для него лесу на беспроблемно едущем вездеходе.
Представитель государства Чурин смыслит в вождении, Михаил «Косматый» преуспевает в углубленном созерцании окрестностей, вжавшийся в угол Александр Евтеев дует себе на ладонь. Понюхав ее, испытывает новый приступ головной боли.
– Я его водил побыстрее, – пробормотал Евтеев. – У меня твой вездеход стрелой летал.
– Разящей? – усмехнулся Чурин.
– Мы с Мариной ездили не карать, а к людям присматриваться. Под видом поисков ее отца я вызывал их на разговор и ненароком выпрашивал о взрывах – ради реакции. Движения бровей, хлопанья глазами, отвисания челюсти. По всем этим признакам я думал увидеть промеж них человека, которого мне следует подозревать. Начал я, насколько помню, с Ивана Ивановича. Фермер с лесником были позже.
– Ну и что Иван Иванович? – спросил «Косматый». – В сарае с трупаками тебя не закрыл?
– Поступи он так, – промолвил Евтеев, – я бы его мигом под подозрение взял. Заорал бы из-за двери: «Иван Иванович! Вы тупой лошак! Вы себя раскрыли!».
– Да не ори ты, – скривился Чурин.
– А тебе-то что? – разозлился Евтеев. – Это я с похмелья, и это у меня голова от криков разламывается – от собственных гораздо сильнее, чем от чужих. Логически мыслить мне сейчас затруднительно, но задачу я не снимаю. Применительно к Дрынову.
– Занятно, – хмыкнул Чурин.
– От чего он был со мной столь напыщен? От террориста он натерпелся. Если бы он ее слышал, моя пьяная болтовня могла бы его взбесить, но Дрынов с нами не сидел – ошибочность моих суждений прошла мимо Дрынова, и он изгалялся надо мной не в наказание за нее. Дрынова вело что-то, менее лежащее на поверхности. До взрыва автобуса он обычного шофера уже отличался?
– Не замечал, – ответил «Косматый». – И вот! Затыкать тебя, когда ты трешь о Дрынове, я не стану, но автобуса ты не касайся. Мне это будто финкой в подбрюшье. Не хватает мне автобуса… уважал я на нем прокатиться.
– Ты и в вездеход, чтобы прошвырнуться, забрался? – спросил Чурин.
– Угу. Не на покойников же поглазеть – на это, судя по уровню наших спецслужб, у меня много других шансов будет.
– Гляди, «Косматый», – процедил Евтеев. – Сошью я на тебя дело.
– На меня эти взрывы повесишь? – обеспокоенно спросил «Косматый».
– Терроризмом я не ограничусь. Подведу тебя под еще одну статью… весьма омерзительную.
– И какую же? – осведомился «Косматый».
– Намеренное заражение венерическим заболеванием, – ответил Евтеев. – Подойдет?
– Ты, начальник, меня не стращай, на хапок не возьмешь, – пробормотал «Косматый». – Ну, ты и удумал! Тебя бы за твои задумки…
– К награде? – предположил Евтеев.
– К Ивану Ивановичу! – прокричал «Косматый».
МОГИЛЬЩИК Иван Иванович, досадуя, бродит у развалин дома фермера Каткова.
Запряженную в сани лошадь беспокоит доносящееся из коровника мычание; въехавший в раскрытые ворота вездеход доводит ее истеричного всхрапывания.
Из вездехода вылезают Евтеев, «Косматый» и представитель государства Чурин.
Неприязненно поглядев на лошадку, Чурин переносит проявляемое во взгляде чувство и на могильщика.
– Опять он всех опередил, – пробормотал Чурин.
– На чем бы мы ни ехали, раньше его не прибудешь, – кивнул «Косматый». – Он бы и без лошади вперед нас прискакал. Ивану Ивановичу наш пламенный!
– Здорово, «Косматый», – проворчал Иван Иванович.
– Что тут у нас с мертвыми? – поинтересовался «Косматый». – Раздолье тебе сегодня?
– Голяк, – ответил Иван Иванович. – Ни единого трупа не увезти – все под руинами. В апатии я было уже помыслил удочки сматывать, но если вы приехали, вам бы стоило помочь мне разгрести и…
– Обойдешься, – сказал Евтеев.
– Я, парень, не к тебе… я спрашиваю тех, кто постарше и подушевнее. Поможете мне, «Косматый»?
– Извиняй, Иван Иванович, – сказал «Косматый». – Ради твоего барыша корячиться мы не станем.