То ли троглодит выбил у Жужи затылочную панель, то ли ее сорвало ударом об асфальт – она ползала на четвереньках, дезориентированная, ища кусок своего затылка, а кот раз за разом толкал ее, не давая найти равновесие.
Подскочив к хищнику, Зюка вцепилась в длиннющие, жесткие усы, во всю мочь закричала, прямо в морду:
– Отстань от нее!
Кот не ожидал такого. Он тихо зарычал, Зюка потянула сильнее.
– Ты не понял?
Зверь оторопел. Внезапно стало слышно, как плачут Пуговка и Мишель, как тяжело дышит сидящая на заду Жануария.
От избытка ярости Зюка никак не могла отдышаться. Она сжала, и натянула усы изо всех сил. Кончик хвоста замер, стало очевидно – сейчас произойдет взрыв, и короткое путешествие завершится.
И вдруг откуда-то из глубины кладбища раздался низкий рык. Настолько громкий, что эхо разнеслось по округе.
– Мамочки! – пискнула Мишель.
– Это еще что?! – в священном ужасе выдохнула Жануария.
– Годзилла! – прошептала Птичка, вслушиваясь в последний отзвук чудовищного раската. Кот вжался в асфальт, выпучив глаза, и даже не видя перед собой Зюки. Кончик хвоста сник. В небе затихло. Зверь наблюдал.
Затем хвост дернулся снова. Вызывающе и нервно. Кот вспомнил о Зюке.
Они, как ковбои на дуэли, глядели друг на друга – куклы на зверя, зверь – на них, не решаясь пошевелиться.
– И что нам теперь делать? – ища в небе признаки годзилл и птеродактилей, просипела Ингрид. Споменка судорожно размышляла.
– Отпусти его, – наконец процедила она сквозь зубы. Зюка не реагировала.
– Зюка!
Правый ботинок чуть подался назад. Кот зашипел. Тихо, на пробу. Оба замерли. Споменка заметила – подруга ослабляет хватку. Кот снова зашипел, угрожающе выгнув спину.
Однако снова раздался рык ночной твари, больше похожий на гром. И уже ближе.
Кот, как ошпаренный, отпрыгнул. Зюку отбросило, но она сохранила равновесие. Задыхаясь от ярости, подалась к нему, но Жануария успела ее удержать.
– Уходим, – медленно процедила сквозь зубы дриада, – если что – ныряем под ту ограду! – кивком головы указала на следующую могилу, увитую плющом. Железная решетка никак бы их не спасла, однако, узнать об этом беглянкам не довелось.
Кота заклинило. Видно было, как в нем борются азарт и страх, и последний побеждает с неприличным для молодого самца отрывом. Щурясь, он принюхивался, резким движением головы и мускулов реагируя на каждый порыв ветра, ловя малейшие звуки в окружающем сумраке.
«Бойся, бойся!» – злорадствовала Споменка, хотя и самой не хотелось проверять, что за монстр выйдет из темноты.
– Парики! – вскрикнула Зюка, заставив кота вздрогнуть, – Парики надо забрать!
– Малыш!.. – только и ахнула Рок-н-Ролл Мама – Пуговка рванула к коту, выхватила деталь Жужи прямехонько из-под его морды. Кот снова вздрогнул, зарычал. Но напасть не посмел.
– Боишься! – тихо прорычала Споменка.
Косясь на хищника, они собрали с асфальта все, что увидели.
«Стоп, а где мышонок?» – вдруг задалась вопросом дриада. «Сбежал? Как?!» Скользнула взглядом по сторонам. Его нигде не было.
Пуговка и Мишель суетливо прилаживали Жужину затылочную часть. Никогда раньше им не доводилось делать работу мастера, а уж тем более при таких обстоятельствах. Когда паз, не без усилий, войдя в свою ложбинку, щелкнул, и Жужа подняла голову, Жануария похолодела от ужаса.
– Ой! – пискнула Пуговка, закрыв ладошками ротик. Правый глаз Жужи запал, и теперь была видна только половина зрачка. А вместо левого… Вместо левого зияла черная дыра.
Жужа встала, пошатнулась, обняла Пуговку.
– Спасибо! – произнесла она пересохшим голосом.
– У нее шок! – сдерживая слезы, прохрипела Рок-н-Ролл Мама.
– Уходим! – прервала их дриада, – Без суеты, Ингрид, первая!
Они обошли кота по широкой дуге, под прутьями ограды. Мурочка проводила кота томным взглядом, и даже остановилась, чтоб, состроить глазки. Жануария, заметив сие противоречие здравому смыслу, схватила ее за лапку, увлекла за собой.
– Ты что? Тебе нравится этот… – шокированная, она не смогла подобрать подходящего ругательства, которого бы был достоин налетчик, но которое при этом стоило бы впускать в детские ушки, – Этот …бандит?
– Он такой веселый! – промурлыкала малышка, – Можно с ним потом поиграть?
Черная Рок-н-Ролл Мама приостановилась, но не нашлась, что сказать в ответ.
– Это тот большой котик так громко рычал, да? – спросила Мурочка, когда они ушли достаточно далеко.
– Да уж никак не корова, – меланхолично сказала Зюка, трогая царапины на коленках.
– Достаточно Честный Кот, – голосом, не терпящим возражений, ответила Жануария.
– Шел бы уже вместе с нами, и не выделывался! – проворчала Ингрид.
– Кусь! Кусь! – радостно запрыгала Мурочка.
Глава 5
Кровь Хранительницы
Ведьма ступила на землю мертвой крови. От особой энергетики, которую ни с чем нельзя спутать, почувствовала прилив сил. Даже боль в суставах притупилась.
«Годное было бы место для ночлега. Правильное. Жаль, нельзя…» – подумала она, закусив губу, провела ладонью по мрамору креста, украшенного позолоченными буквами и датами. Поблекшей позолоте нечего было сейчас отразить – ни луны, ни фонаря, и, промолчав в ответ, она потухла под сухой старушечьей ладонью.
Перемещаясь между могил, проворно и бесшумно, как черная сколопендра, без труда нашла окраинную зону, где кровь еще несет в себе ценную память: страхи, злобу, отчаянье. Пища богов. Пища богинь. Как не понять хозяев, если даже она чувствует эти букеты, разноцветные, невообразимо дурманящие? Будто ты голодный нищий на ярмарке. Младенец под набухшей грудью.
Она бы и сама сейчас присосалась к этому сладостному соску, свернувшись в позу эмбриона. Созерцала бы нити мира и трех кудельниц. Созерцала бы черноту вселенной, нескончаемые оттенки черноты. Созерцала бы угасание звездного света в блаженной пустоте.
Но нет у нее сего инструмента. Все, что есть – стеклянная, похожая на веретено склянка, данная каждой из них Ламашту. Двенадцатая и последняя по ее договору. С запечатанной в нее кровью, собранной за последние шесть с половиной долгих лет. Не принадлежащий ей накопитель, сладкая радиация из которого только лишь подпитывает силы. Замораживает, и вбирает в себя ее собственные страхи и отчаянье, впитывая в темные воды яд отсроченной старости.
Она нашла самые свежие точки зоны, потом из них – самую свежую. Оценивающе взглянула на холмик. Кто-то разбросал цветы. Сиротки? Они самые? Кто и почему оставил их тут? Зачем безобразничали? Этих деталей змей не открыл. Что ж, по крайней мере разбросанные цветы – косвенное подтверждение его слов.
Ведьма потянула носом воздух, и сладкая истома прошлась под кожей спины. Она не планировала, совсем не планировала, понимала, что спешит, но, таки поддалась искушению. Собирательницам не позволено вкушать от трудов своих, но сегодня все иначе. Редкий шанс, если не испробовать дурманящего нектара, то хотя бы обонять его. Да и сила лишней не будет.
Она неуклюже опустилась на колени, и жадно вогнав в рассыпчатую землю пальцы, прямо туда, где несколькими часами ранее нечто похожее делал старик, призвала кровь умершей, произнеся на мертвом вавилонском одно лишь слово. По мышцам и коже сладкой судорогой прошелся мороз.
«О-о-о!» – кряхтя, застонала старуха, изогнув спину в экстазе. Поясницу, а затем и все суставы зашлись от щекочущей истомы. Старуха часто задышала, скрипя и сипя нездоровыми мехами.
– Скудель! Кудель! Пряха! Прах! – вырывалось то вместе с горячечным выдохом, то протискиваясь между стиснутых зубов, создавая сиюминутную гармонию видения и логики.
– Ткут! Прах! Ткут! Прах! – рычала она в полусознании, когда ей пригрезились полдюжины женских рук, чертящих знаки между звездами, знаки, наполненные сейчас тонкими смыслами, такими тонкими, что ради них стоило бы остановить Землю, дабы им вняли ангелы и Бог.