Между ними и водопадом раскинулся горный луг, поросший дикими цветами, семена которых случайно занес сюда ветер. Зрелище было ошеломляющее, и Мак секунду стоял, впитывая его в себя. Образ Мисси всколыхнулся в мозгу, но не задержался.
Перед ними простирался каменистый пляж, а позади него, до самого подножия горы, увенчанной шапкой свежевыпавшего снега, тянулся густой лес. Чуть левее, на краю небольшой полянки, как раз на другом берегу ручья, начиналась тропинка, которая сейчас же исчезала в лесном сумраке. Мак вышел из воды на мелкую гальку, осторожно приблизился к упавшему дереву, уселся на него, еще раз выжал носки и положил их вместе с ботинками сохнуть на солнце.
Только тогда он поднял голову и взглянул на озеро. От красоты захватывало дух. Он видел отсюда хижину, над красной кирпичной трубой которой лениво курился дымок, видел зеленый массив сада и леса за ней. Но все это казалось лилипутским на фоне гор, которые нависали сзади и сверху, словно стоящие на посту часовые. Иисус сел рядом.
– Ты делаешь великое дело, – произнес Мак негромко.
– Спасибо, Мак, ноты же видел так мало. Большую часть того, что существует во вселенной, способен увидеть только я, и только я любуюсь этим, подобно тому как лишь сам художник способен любоваться самыми ценными холстами, припрятанными в углу студии… Да разве было бы такое возможно, если бы земля не воевала непрестанно, отдавая все силы только одному – выживанию? Наша земля как ребенок, выросший без родителей, которого никто не направляет и не дает совета. – Голос Иисуса зазвенел от сдерживаемого возмущения. – Некоторые пытаются ей помочь, но большинство просто использует. Люди, которым было дано задание править миром с любовью, расточают его понапрасну, не задумываясь ни о чем, кроме сиюминутной выгоды. Они совершенно не думают о своих детях, которым в наследство достанется отсутствие любви. Они бездумно выжимают из земли соки, оскорбляют ее пренебрежением; когда же она содрогается в корчах и исторгает огонь и дым, они оскорбляются и замахиваются кулаком на Бога.
– Ты эколог? – спросил Мак, едва ли не упрекая.
– Этот сине‑зеленый шарик в черном пространстве, истерзанный, униженный и прекрасный…
– Мне знакома эта песня. Ты, надо думать, горячо заботишься о Творении, – улыбнулся Мак.
– Что ж, этот сине‑зеленый шарик в черном пространстве принадлежит мне, – многозначительно проговорил Иисус.
Минуту спустя они открыли свои пакеты с пищей. Это были бутерброды, приготовленные Папой, и они с аппетитом принялись за еду. Мак жевал нечто вкусное, но не мог с точностью определить, животного или растительного оно происхождения. Он подумал, что лучше и не спрашивать.
– Так почему ты все не исправишь? – спросил он, уплетая бутерброд, – Я имею в виду землю.
– Потому что мы отдали ее вам.
– А вы можете забрать ее обратно?
– Конечно можем, но тогда история закончится до назначенного срока.
Мак непонимающе посмотрел на Иисуса.
– Ты не заметил, что хотя вы и называете меня Богом и Царем, я на самом деле никогда не общался с вами в таком качестве? Что я никогда не направлял ваш выбор, не заставлял вас делать то или иное даже в тех случаях, когда вы творили что‑нибудь разрушительное или болезненное для себя и других?
Мак оглядел озеро, прежде чем отвечать.
– Иногда мне хотелось, чтобы ты заставлял. Это спасло бы от боли меня и тех, кого я люблю.
– Насаждение своей воли, – ответил Иисус, – это как раз то, чего любовь не делает. Истинные взаимоотношения отличает смирение, даже когда ваш выбор бесполезен или неверен.
– Это та красота, какую ты видишь в моих взаимоотношениях с Папой и Сарайю.