– Значит, когда он исцелил слепого…
– Он сделал это как зависимое, ограниченное человеческое существо, поверившее, что моя жизнь и сила действуют внутри его и через него. Иисус, как человек, сам но себе не обладал силой, способной исцелить кого бы то ни было.
Мак был потрясен услышанным.
– Только до тех пор, пока он оставался в связи со мной и с нашим содружеством – нашим союзом, – он мог выражать мое сердце и волю при любых обстоятельствах. Так что когда ты смотришь на Иисуса и тебе кажется, что он летает, на самом деле он… летает. Только в действительности ты видишь меня, мою жизнь внутри его. Вот так он живет и поступает как настоящий человек, как должен жить и поступать каждый человек – через мою жизнь. И птицу узнают не по ее способности ходить по земле, но по ее способности летать. Запомни это: люди определяются не по наложенным на них ограничениям, но по тому, какими я намеревалась их сделать, не по тому, чем они кажутся, а по всему, что предполагалось создать по моему образу и подобию.
Мак чувствовал, что такое количество информации его голова не способна вместить. Все это требовало времени для осмысления.
– Значит ли это, что ты была ограничена, пока Иисус ходил по земле? Я имею в виду, ограничивала ли ты себя ради Иисуса?
– Нисколько! Хотя я была ограничена в Иисусе, внутри себя я никогда не была ограничена.
– В идее Троицы я всегда путаюсь.
Папа рассмеялась звучным горловым смехом, от которого Маку тоже захотелось смеяться. Она поставила птицу на стол, отвернулась, чтобы открыть дверцу духовки и взглянуть на пирог. Довольная тем, что все в порядке, Папа придвинулась вместе со стулом ближе к Маку. А он смотрел на птицу, которая, как ни странно, довольствовалась тем, что находилась рядом с ними. Абсурдность этой сцены заставила Мака хмыкнуть.
– Надо сказать, это хорошо, что ты не можешь уловить чуда моей природы. Кто захотел бы поклоняться Богу, который был бы совершенно понятен, а? В этом нет никакой мистичности.
– Но какой смысл в том, что вас трое, раз вы все один Бог? Я правильно понимаю?
– Более или менее. Мы не три бога, и мы не говорим здесь об одном Боге в трех ролях, как человек, который разом отец, муж и работник. Я единый Бог, и я три личности, причем каждая из трех полностью и неделимо есть одно.
– Ничего себе, а? Мак был окончательно сражен величием этой идеи.
– Ничего страшного, – продолжала Папа. – Важно следующее: если бы мы были просто один Бог и всего одна Личность, тогда ты жил бы среди этого Творения без чего‑то удивительного, без чего‑то даже основополагающего. И я была бы чем‑то совершенно иным.
– И у нас не было бы… – Мак даже не знал, как закончить вопрос.
– Любви и привязанности. Всякая любовь и привязанность возможны для вас только потому, что они уже существуют во мне, в самом Боге. Любовь – это не ограничение, любовь – это полет. Я есть любовь.
Словно в ответ на ее заявление, таймер зазвенел, и птица снялась с места и вылетела в окно. Полет сойки вызвал у Мака совершенно неведомый восторг. Он повернулся к Папе и посмотрел на нее с восхищением. Ведь она была так прекрасна, и, хотя Великая Скорбь все еще не покинула его, он ощущал спокойствие и безопасность, находясь рядом с темнокожей женщиной.
– Ты ведь понимаешь, – продолжала она, – что если бы у меня не было объекта любви, точнее, кого‑то, кого я люблю, если бы у меня не было подобных чувств, то я вообще была бы не способна любить? У вас был бы Бог, который не может любить. Или даже хуже, Бог, который, когда того пожелает, ограничивал бы любовь внутри себя. Такой Бог мог бы действовать без любви, и это было бы катастрофой. И это уж точно не я.