– Осторожно, потерпите… – сказала медсестра, взяв пинцет с кривыми губками. – Будет немного больно, но пройдет быстро.
Я дернулся, когда она выдернула нитку из шва. И терпеливо шипел, ожидая, когда она закончит измываться.
– Вот… еще один… раз, два… опа! И еще один… сейчас мы его… и… опа!
– Я не маленький! – буркнул угрюмо, стараясь не смотреть на буро-черные огрызки нитей,
которые медсестра бросала прямо на стол. – Можно молча это делать?
– Можно, – нисколько не обиделась женщина. – Тогда не кряхтите тут, а терпите молча.
Блин.
– Вот… Стойте спокойно, обработаю ранки.
– А зеркало можно?
Медсестра остановилась, как вкопанная, и, пряча взгляд, принялась как-то спешно обрабатывать шею и плечо. Я все старался посмотреть, что там у меня, но увидел лишь широкий багровый шрам на ключице. Женщина ладонью повернула мою голову в другую сторону:
– Потом посмотрите. Стойте спокойно!
Да, как-то неслабо меня Сопроводитель задел. А за что? За своего напарника, или как там его? Ну, он сам виноват. Только почему я в Самаре?! Бр-р-р-р… Голова от мыслей уже распухла…
– Все. Сами в палату дойдете или помочь?
– Не, все нормально, доползу.
Медсестра помогла натянуть пижаму и довела до двери. Потом как-то неловко улыбнулась:
– Отдохните, завтра в это же время зайдете, хорошо? Глаз видит? Вроде только веко задето.
– Нормально. Все вижу, только непривычно немного, но пройдет.
– Вот и ладно. Идите.
– Хорошо. Так где мне зеркало можно найти?
Она помялась и тихо сказала:
– В конце коридора, за постом медсестры.
Я толкнул дверь и вышел.
Женщина не соврала. За столом медсестры, в конце коридора, в самом углу, была ниша в стене. И зеркало, почти в полный рост. Я сбросил пижаму на пол, оставшись стоять нагишом.
Господи…
От левой брови вниз, задевая край века, и дальше, через щеку, шли рваные багровые полосы шрамов. По шее, уходя куда-то за плечо. Поэтому разглядел только одну полоску. Я медленно развернулся, изучая разорванное плечо сзади. Врачи постарались на славу, подлатав его, как только это возможно. И лицо тоже. Спасибо, хоть глаз спасли…
– Что вы тут делаете, больной?! – раздался всполошенный голос дежурной медсестры.
– Уйди, пожалуйста… – тихо сказал я, не оборачиваясь.
– Молодой человек, не надо мне указыв…
– Да, блин! Уйди, прошу тебя! – не оборачиваясь оборвал я гневную речь.
Девушка осеклась, потом протянула руку, стараясь не смотреть на меня:
– Пройдемте в палату, а? Ну, пожалуйста… Меня ж уволят!
– За что? Из-за меня? Вряд ли. Иди, я сейчас уйду.
Медсестра тихо ушла. А я погладил шрамы на лице и улыбнулся своему отражению:
– Вот видишь, Танго, не такой уж ты и всесильный…
Костыль съехал на пол, задев меня по больной ноге. Я поднял его и пижаму, которую сунул подмышку, бросил напоследок взгляд в зеркало и пошел к палате, как есть, нагишом, чувствуя, что сейчас готов убить любого, кто встанет передо мной. Но никто не встал почему-то… Всегда так.
Юлька ворвалась в палату без стука и ринулась ко мне. Обхватила меня и разревелась. Тихонько так, тоненько, как маленький ребенок…
– Юль… ну ты чего… Юль… слышишь? Перестань, ну! – растерялся я от такого напора.
– Где ты был, Мишка? – всхлипнула она, подняв на меня мокрые глаза.
– Ну… здесь был.
– Мишка…
Она прижала мою голову к себе и опять заревела. Пришлось молча терпеть. Но видит Бог, как же я рад ее видеть! И до сих пор интересно, почему за пять недель нахождения здесь ни разу о ней не вспомнил?
– Как ты? Как ты себя чувствуешь? – немного успокоившись, спросила она.
Пробежала пальчиками по лицу, быстро так, словно запоминая. Тронула слегка шрамы, но руку не одернула…
– Больно было?
Я кивнул.
– Ну ничего. Заживет быстро! – Она быстро наклонилась ко мне, и, зажмурившись, неумело чмокнула меня в губы. Потом отвернулась и быстро слезла с кровати. – Миш, а я тебе вкусненького привезла. Будешь?
– Буду. Надеюсь, не манная каша?
– Нет.
Она быстро выложила из небольшого рюкзака свертки-пакетики и принялась разворачивать…
– Ой, а вы кто? – раздался голос удивлённый голос Дины от дверей.
Юля подскочила как ужаленная и огорченно замерла над свертками:
– А… что, нельзя, да?
– Дин, привет. Успокойся, нет запрещенного ничего. Знакомьтесь, кстати. Юля – Дина, Дина – Юля.
Девчонки церемонно кивнули друг другу, старательно пряча глаза.
– Все равно нельзя! – попробовала отстоять свою позицию Дина.
– Будешь? – спросил я, и протянул ей крупное красное яблоко, которое взял из пакета.
– Буду… – уже тише ответила она и села на стул возле кровати. – А вы Мишина сестра, да?
Юлька прыснула и замахала головой:
– Не, ну что вы… Я… Я…
– Дин, не спрашивай, кто мне Юля.
– Извините… – густо покраснела девушка.
– Да нет, все нормально. Только я и сам не знаю. Юль, ты знаешь?
– Не-а, – ответила та, старательно сооружая мне невероятных размеров бутерброд. – Но ты – Мишка. И все тут. Держи!
На этот раз засуетилась и Дина, помогая сесть повыше.
– Приятно, однако… – весело буркнул я. – Две девушки ухаживают…
– Ешь давай, больной… – вздохнула Юля, вручив мне бутерброд. – А то совсем похудел, я смотрю.
Я смачно откусил от бутерброда и довольно фыркнул:
– Во мне сто килограмм живого веса. Так что, потеря в полкило вряд ли кого обеспокоит…
Юльке разрешили остаться в палате до моей выписки. Уж не представляю, как она уговорила врача, но к вечеру в палату два мужичка втащили еще одну кровать. Сноровисто поставили у окна, переговариваясь, потом притащили матрас, тощий и бугристый, в каких-то пятнах…
– Как на таком спать? – поморщился я.
Мужики не ответили. Швырнули матрас на койку и ушли.
– Да ладно, Мишка, я уживусь, – миролюбиво сказала Юлька.
– Фиг там! – буркнул я. – На этом матрасе спать невозможно. Меняемся местами! Ты будешь спать здесь!
– Фиг там! – смешливо и в тон ответила она. – Сиди уже спокойно!
К вечеру в больнице стало тише. Юлька уже притащила откуда-то чистую простынь и подушку, и теперь сидела на кровати, и рассказывала последние новости.
– Ты, главное, за Тимошку не бойся! Я его забрала тут же, как только полиция приехала…
– А как ты узнала, что полиция приехала?!
– Позвонили. Соседи твои позвонили, мол, гавкал и выл Тимофей всю ночь. Вызвали полицию. Ну, чтобы узнать, что ты в порядке. А там нет никого.
– А тебя как нашли?
– Говорят, что на стене, рядом с зеркалом был написан мой номер мобильного.
– Точно, – крякнул я. – Сам же написал, чтобы не забыть, точно… Тимоша в порядке?
Юлька кивнула, и вдруг заливисто рассмеялась:
– Он такой сладкий! И вырос как! Даже не знала, что он варенье любит!
– Сливовое.
– И с малиновым хорошо расправляется. Весь такой смешной, перепачкается вареньем, потом ходит счастливый, пытаясь облизать себя всего…
Я вздохнул:
– Угробишь мне ребенка и диабетчика из него сделаешь…
– Не бойся, не сделаю. Тем более что варенье он нечасто получает. Надо бы сходить ещё прикупить пару баночек.
– Черт возьми… Юль, а ты где деньги взяла, чтобы сюда приехать?! Совсем из головы вылетело! Заняла? Вернемся – я тебе дам деньги, вернешь всем!
Она перебралась на мою кровать и взяла меня за руку:
– Миш, успокойся уже! Мне твой друг дал. Сказал, что он тебе был должен, а теперь долг возвращает.
– Какой друг? – оторопел я.
– Бахром.
– Бахром?! Как он узнал? Ты сказала?
– Да ничего я не говорила! – отмахнулась Юля. – Когда ты сказал, где находишься, я хотела у девчонок наших денег занять, чтобы приехать. И тут он позвонил, будто мысли мои услышал. Сказал, что сейчас приедет. И приехал. Привез много денег и билет на самолет…
– На самолё-ё-ёт… – протянул я, пытаясь сообразить, когда я давал Бахрому деньги. – Так и сказал? Мол, должен и все такое?
– Так и сказал. И даже отвез в аэропорт. Привет передавал! Сказал, что ждёт в гости, когда вернемся.
– Странно все это, друг Юлька…
– Почему?!
– А я ему никаких денег не давал. И как он вообще узнал, что ты собралась сюда? Не менее странно…
– Ой… – она совсем растерялась. – Зря я взяла, да?
– Нет. Я ему верну их обратно. Ещё груши есть, кстати?
– Есть!
Она легко соскочила с кровати и открыла рюкзак:
– Помягче дать? Впрочем, они все мягкие… Других не было.